— Не стоило тебе драться, — сказал Грегор, дотрагиваясь до повязки.
— Это мой дом, — возразила Люкса. — Как твоя спина?
— Гораздо лучше.
— Прекрасно, — произнесла Соловет. — Мы должны немедленно отправиться во владения грызунов.
— Я пошлю за Авророй, — кивнула Люкса.
— Нет, Люкса, ты остаешься. Ты ранена. И потом — ты нужна здесь, — строго сказала Соловет.
— Ты не можешь оставить меня в тылу, — заявила Люкса. — Нет. После того что они сделали с Регалией…
— И все же ты должна остаться. — Соловет была непреклонна.
Люкса упрямо склонила голову:
— Должна?
Грегор почувствовал, как в нем борются противоречивые чувства: на этот раз он был на стороне Соловет. Он не хотел, чтобы Люкса летела к крысам, по нескольким причинам: она ранена; ему было бы спокойнее знать, что она в безопасности; и наконец — он не хотел, чтобы она видела, как он умрет…
Живоглот встал между Соловет и Люксой и примирительно заговорил:
— Послушай, твое высочество, мы в первую очередь думаем о Регалии. Да, надо довести дело до конца. Но когда все закончится… когда все закончится, твоему народу, Люкса, нужен будет правитель. Крысы разгромили Совет, почти никто из старейшин не выжил, не осталось никого способного взять власть в свои руки, никого, кому можно доверять. И ты единственная, кто может править Регалией.
— Он прав, Люкса, — подтвердила Соловет. — После падения Совета власть переходит в твои руки.
— Но я еще не достигла нужного возраста, — возразила Люкса. — Вы же знаете — я еще не могу править!
— Это уже не имеет значения. В такие моменты, как сейчас, это уже не имеет значения. Ты продемонстрировала выдающуюся храбрость и мудрость. Поверь мне — ты взойдешь на трон. И если люди пошли за тобой во время войны — они пойдут за тобой и в мирное время. Не кажется ли тебе теперь, что ты не имеешь права рисковать собой — слишком велика цена этого риска? — спросил Живоглот.
Он не уговаривал ее, не давил — он говорил с ней на равных.
Люкса уставилась на Живоглота, обдумывая его вопрос. Потом она опустила глаза и ответила:
— Да, кажется. Вы правы. Я остаюсь.
Живоглот и Соловет обменялись взглядами и вернулись было к обсуждению военных вопросов, но Грегор заметил вдруг затаенную улыбку в уголке губ Люксы.
— Она врет! — вдруг выпалил он.
На лице Люксы читались неверие, боль — и вслед за этим ярость и ненависть.
— Почему ты так думаешь? — спросила Соловет, нахмурясь.
— Потому что я ее знаю. Если вы хотите, чтобы она осталась… — Грегор сглотнул и набрал побольше воздуха в легкие, потому что сказать то, что он собирался сказать, было почти невозможно: — Если вы хотите, чтобы она осталась — заприте ее в карцер.
ГЛАВА 21
Соловет некоторое время изучающе смотрела на Люксу, потом махнула рукой стражам:
— Взять ее! И летящую не забудьте.
Грегор усилием воли заставил себя смотреть, как Люксу хватают и ведут по коридору. Она вырывалась, била удерживавших ее стражей ногами — но слова, которые она выкрикивала, предназначались не им: они предназначались ему, Грегору. Она кричала, что не ожидала от него такого предательства. Что теперь она никогда не сможет снова ему доверять. Что он хуже, чем Генри, а она думала, что хуже не бывает. И хотя об этом она не кричала — но Грегор был уверен, что чувства, которые она к нему испытывала, испарились в эти минуты без следа.
А его чувства, как ни удивительно, лишь усилились. Поэтому он и не мог оторвать от нее глаз, пока стражи не скрылись за поворотом, забирая ее из его жизни навсегда.
Но то, что Люкса в нем разочаровалась, было сейчас только к лучшему. Он ощупал задний карман штанов, чтобы удостовериться, что фотография, которую они сделали в музее, при нем. Да, она на месте. Он не стал вытаскивать ее. Лучше потом, в пещере или туннеле, когда остальные будут спать, он вытащит ее и проведет с ней какое-то время. Расскажет Люксе на фотографии то, что уже никогда не сможет рассказать живой девочке.
— Это был мудрый и мужественный поступок, Грегор, — сказала Соловет словно невзначай. — Сейчас она тебя ненавидит всей душой и будет всегда ненавидеть, но со временем она поймет, почему ты это сделал.
И Соловет снова повернулась к карте на стене. Ее одобрение ничуть не улучшило настроения Грегора. Она ему не нравилась. Соловет считала, что использовать чуму как оружие и поливать крыс кипящим маслом — это хорошо и правильно. Мудрый и мужественный поступок! Лучше бы она этого не говорила.
Викус подошел и пожал ему руку. А Грегор даже и не знал, что старик находится в комнате.
— Она не будет тебя вечно ненавидеть, — сказал Викус. — Если она смогла простить Генри, который ее предал, — разве не поймет и не простит тебя, ведь ты, наоборот, хотел ее спасти?
— Сомневаюсь, что она воспринимает это именно так, — ответил Грегор. — Впрочем, дело сделано — что теперь об этом говорить!
— Мы стартуем от реки через час. Грегор, тебе нужно побывать в оружейной комнате и переодеться, — сказала Соловет.
Через час? У него остался всего один час?
— Я оденусь по дороге. Сейчас я хотел бы побыть с моими сестрами.
— Они будут сопровождать нас, — возразила Соловет. — Лиззи нужна нам в качестве дешифровщика, а Босоножка будет вдохновлять ползучих. Не волнуйся — я буду держать их на безопасном расстоянии от боевых действий.
Спорить с Соловет было бессмысленно. И названные ею причины, для чего она брала с собой его сестер, были более чем разумны. И все же…
— Они будут в безопасности, — негромко произнес Живоглот. — Я же обещал. Слово яростника, ты помнишь?
Когда Грегор пришел в оружейную комнату, ему сначала подали еду. Он поел, и Миравет отправила его в ближайшую ванную помыться.
Он никак не мог отделаться от мысли, которая молоточком стучала в мозгу: в последний раз…
Горячая еда — в последний раз…
Ванная — в последний раз…
Свежая одежда — в последний раз…
Он начал одеваться, когда вошел Говард, чтобы перевязать его раны и осмотреть его.
— Ты выглядишь куда лучше, чем раньше! — обрадовался Грегор.
— Еще бы. Я проспал целых два дня, — улыбнулся Говард.
— О господи, я забыл! Я обещал разбудить тебя! Прости. Живоглот услал меня в комнату пророчеств и… и я забыл, — признался Грегор.
— Не вини себя. Зато теперь я практически единственный адекватный человек во всей больнице. А хотя бы один такой все-таки нужен, — улыбнулся Говард. — Твои раны отлично заживают.
Он снял Грегору швы на голени, на бедре трогать пока не стал и наложил свежие повязки. Затем протянул Грегору бутылочку обезболивающего.
— Что ж, — произнес он. — Мне нужно возвращаться.
«Я вижу Говарда в последний раз», — подумал Грегор.
Он поднялся и обнял Говарда:
— Ты ведь присмотришь за Люксой?
— Как за родной сестрой, — сказал Говард. — Высокого тебе полета, Грегор.
— Высокого тебе полета, — эхом ответил Грегор.
Ему так хотелось сказать еще многое: о том, как он благодарен Говарду за все… о том, что если бы у него был старший брат — он хотел бы, чтобы этот брат был таким же, как Говард, добрым и смелым, и так же не боялся говорить о том, что его волнует, и так же умел бы признавать свои ошибки…
Но Грегор ничего этого не сказал.
Теперь у Люксы есть старший брат — и это главное.
Доспехи Грегора принесли с балкона, вычистили и починили. Миравет даже кое-что подправила в них таким образом, чтобы он чувствовал себя удобнее с учетом его травм и ран.
Когда он оделся, прибежала девчушка и принесла его розовый рюкзак, который он брал с собой в последнее путешествие в Огненную землю. Он оставил его где-то в больнице, напрочь позабыв о нем, потому что волновался за Люксу. В рюкзаке был фонарик, который вернул ему Йорк, батарейки, скотч, бутылки с водой, печенье Лиззи и дорожные шахматы.
— Говард поручил мне принести тебе это, — сказала девчушка.
— Передай ему мою благодарность. Мне это и правда пригодится, — ответил Грегор, и девчушка, просияв, убежала.
Придя на пристань, Грегор застал там печальный ритуал. Подземные хоронили своих погибших. Мертвые тела — людей, летучих мышей, зубастиков — помещали в маленькие лодочки, сделанные из ткани. В изголовье устанавливали факелы. Люди тихонько произносили какие-то слова, которые Грегор не мог разобрать. Затем лодочку спускали на воду — и она уплывала по течению. Хотя река уже не была такой быстрой, как до землетрясения, все же течение было довольно сильное, и лодочки скрывались из глаз одна за другой. И повсюду на реке, покуда хватало глаз, мерцали огоньки факелов и их отражения.
Значит, так они хоронят своих мертвых.
Отправляют их в маленьких лодочках вниз по течению до Водного пути, огромного озера-моря, где их, вероятно, поглощает водная пучина.