– А это что за жилище? – удивленно спросила она и нетерпеливо двинулась вперед. – Давай посмотрим?
– Такие хижины строили раньше в другой части Раджастхана. Не пойму, как она оказалась здесь, – озадаченно ответил он, следуя за ней. – И кому-то, как и нам, не спится в этот час.
Они молча приблизились к хижине, но метрах в десяти от нее остановились и переглянулись, почему-то не решаясь подойти ближе.
4
– Ну чего вы там застряли, как две глупые, любопытные вороны! – послышался из хижины скрипучий старческий голос. – Заходите, раз уж пришли!
У Мелин по позвоночнику пробежал холодок. Она вцепилась в плечо Ананда. Голос – непонятно, женский или мужской, – проговорил эту не слишком приветливую фразу на чистом британском английском языке, и хотя его хозяина или хозяйки видно не было, у Мелин внезапно пропало всякое желание удовлетворить свое любопытство.
Она испуганно заглянула в глаза Ананда и тут же почувствовала на плече его руку. Он был абсолютно спокоен и, прижимая ее к себе, казалось, пытался молча заверить ее, что бояться нечего. И все же Мелин чувствовала странную тревогу: откуда человеку в хижине известно о том, что они здесь?
Из хижины внезапно вывалил клуб черного дыма, а за ним послышался раскатистый кашель.
– Вы что там, остолбенели, что ли? Сколько можно вас ждать? Думаете, у меня много времени? – снова проскрежетал голос из хижины. – Уж конечно… вечность…
Послышался хриплый смех, и еще один клуб дыма, только теперь абсолютно белого, вывалил из дверей хижины
Ананд легонько потряс Мелин за плечо.
– Пойдем, нас ждут.
– Не уверена, что горю желанием, – ответила она.
– Пойдем, доверься мне. Если нам сказали, что нас ждут, то это неспроста. Нам предстоит интересная встреча. Уверяю, ты не пожалеешь.
– Мне страшно, – тихо призналась она.
– Отчего? Ты ведь еще даже не увидела то, чего боишься?
– Этот голос… – Она вздрогнула. – От него мурашки бегут по коже.
– Пойдем. – Он взял ее за руку и решительно зашагал к хижине, таща ее за собой.
Как только они приблизились, из хижины, прямо им в лица, вывалил очередной клуб дыма. Он был оранжевого цвета, с едким запахом. Они закашлялись, на глазах выступили слезы.
– С таким гостеприимством мне еще не приходилось сталкиваться, – пробурчала Мелин, растирая слезящиеся глаза кулачком.
Из хижины послышался раскатистый хохоток.
– И кого-то это очень забавляет, – обиженно добавила Мелин.
Пригнувшись, следом за Анандом она вошла в хижину. Дым быстро рассеялся, и у маленького квадратного глиняного очага посреди хижины появилась фигурка старухи, которая, не отрывая глаз от огня, жестом показала им, чтобы они сели. Ананд взял Мелин за руку и потянул вниз, заставив опуститься на соломенную циновку. Оба уставились на старуху, которая продолжала смотреть на огонь.
Старуха сидела на корточках, широко расставив колени, и казалась скелетом, обтянутым кожей. На ней был черный балахон, с морщинистой длинной шеи до самого пола свисало ожерелье из костей. Длинные черные нечесаные волосы, пересыпанные сединой, клубились по плечам. Освещенное огнем лицо с глубокими бороздами морщин было спокойным и, похоже, когда-то очень красивым: с ровным носом и большими черными глазами, которые блестели и были удивительно живыми.
Мелин опасливо оглядела хижину и содрогнулась, увидев развешанные по стенам человеческие черепа.
– Пойдем отсюда, Ананд, – испуганно прошептала она ему на ухо. – Эта старуха – ведьма.
– Не бойся, Мелин, она не ведьма, она йогини, – ответил он, склонившись к ее уху. – И она хочет нам что-то сказать.
– Но ведь она совсем не знает нас? – удивилась Мелин.
– Она знает о нас больше, чем мы сами о себе знаем. Поверь мне. Мы не зря сегодня забрели сюда. Не бойся ее, а лучше наберись терпения. Посмотрим, что она нам скажет.
– А эти черепа? И кости у нее на шее? – продолжала, испуганно поведя глазами, Мелин.
– Я потом объясню тебе, – ответил Ананд. – Успокойся, она ничего дурного нам не сделает. Наоборот, может помочь в чем-то…
– В чем? – не унималась заинтригованная Мелин.
Старуха, казалось, была абсолютно безучастна к ним и к их разговорам. Продолжая сосредоточенно смотреть на огонь, она взяла с серебряного блюда, стоявшего рядом с очагом, горсть каких-то корешков и трав и бросила в огонь. В очаге послышался веселый треск, и по хижине распространился приятный сладкий аромат. Мелин с наслаждением вдохнула и вдруг почувствовала, как по ее лицу растекается блаженная улыбка.
– Ах! – невольно воскликнула она. – Этот аромат! Напоминает запах сада. Очень знакомого. Только не помню, какого…
От наслаждения она прикрыла глаза. Старуха что-то забормотала на непонятном ей языке, и по хижине разлилась новая волна ароматов. Погружаясь в приятное забытье, Мелин невольно прислонилась плечом к Ананду и вдруг почувствовала, как по ее телу заструились волнующие ручейки. Ее сердце затопила любовь. На языке вертелось имя: очень знакомое, любимое, родное, которое она никак не могла вспомнить, но ей хотелось говорить, кричать, шептать, бормотать о любви, повторяя это имя.
– Еще не время, чтобы вспомнить все, – послышался откуда-то, словно издалека, грудной, мелодичный женский голос.
Мелин медленно открыла глаза.
– На качелях катались, смеялись, целовались, а потом расстались… – продолжала старуха приятным голосом.
Мелин посмотрела на Ананда и встретилась с его глазами. В них была незнакомая ей до этой минуты грусть. Что с ним?
И что это сказала сейчас старуха про поцелуи на качелях? Она знает о ее видении у реки?
– В смерти много печали, но смерть не разлучает. Смерть оставляет надежду, и души меняют одежду, – снова проговорила старуха и усмехнулась.
Мелин от ужаса похолодела.
– Ананд, почему она говорит о смерти? О какой смерти она говорит? Я боюсь. Я не хочу здесь больше оставаться. Пойдем отсюда, Ананд. Прошу тебя, – запричитала она исступленно.
Он повернулся к ней и взял за плечи.
– Не бойся, милая, – сказал он, заглядывая ей в глаза. – Я ведь с тобой. Я тебя в обиду не дам, запомни это. Только здесь ни тебя, ни меня никто обижать не собирается. Это великая честь, что мы сейчас присутствуем при этом ритуале. Эта йогини хочет нам помочь. Не бойся. Наберись мужества, Мелин. Нас связывает какая-то тайна, и эта женщина знает об этом. Посмотришь, все будет хорошо.
Мелин успокоилась. Чего-чего, а попасть на колдовской ритуал она даже в детстве не мечтала. А то, что с Анандом ее связывает какая-то тайна, она сама уже догадывается. Кроме того, чувствовать его теплые ладони на плечах было так необыкновенно правильно. Ей хотелось, чтобы он снова обнял ее, потому что нежнее и заботливее объятий она в своей жизни не помнит.
Он словно прочел ее мысли и, придвинувшись к ней, обвил рукой ее плечи и прижал к себе.
– Я с тобой, милая, – снова заверил ее он.
В это время где-то вдалеке послышался лай собаки, и вскоре все собаки в деревне одна за другой проснулись и устроили ночную перекличку. Потом лай прекратился, на миг воцарилась тишина, и в эту тишину внезапно ворвался громкий, протяжный вой.
Мелин крепче прижалась к Ананду, и они оба уставились на старуху, которая продолжала неподвижным взглядом смотреть на огонь.
Вой усиливался и казался безутешным. Вскоре к нему присоединились другие. Собачьи серенады огласили сонную округу.
Наконец старуха бросила в огонь очередную горсть трав, а потом из маленькой ложечки выплеснула какую-то жидкость. Огонь зашипел, вспыхнул, высоким пламенем взвиваясь к низкому потолку хижины. Собачий вой прекратился, и почти через секунду у дверей хижины послышалось рычание.
Мелин и Ананд замерли, глядя в темноту за хижиной.
– Облачившись в плоть и кости, кто-то просится к нам в гости, – проговорила старуха, и на ее морщинистом лице появилась улыбка. – Входи, Шах!
Не успели Мелин и Ананд моргнуть, как на пороге появился огромный черный пес с горящими как угольки глазами. При виде старухи злобный оскал на его морде сменило выражение покорности. Пес поджал хвост и смиренно замер.
– Ну входи же, Шах, входи и попроси у них прощения! – крикнула старуха повелительным тоном. – Не вечность же тебе носить в душе тяжесть от своих дел! Подойди к ним и покажи, что ты раскаиваешься!
Дружелюбно виляя хвостом, пес приблизился к Ананду и, виновато глядя ему в глаза, лизнул его руку. Потом упал у ног Мелин и стал ластиться, ожидая, чтобы она погладила его. Мелин осторожно протянула руку и потрепала пса по шее. Он довольно взвизгнул и снова стал тереться о руки Ананда.
О каком раскаянии и прощении шла речь, ни Мелин, ни Ананд понятия не имели, но оба интуитивно чувствовали, что этот пес был не простым псом. У него были удивительно выразительные глаза, в которых сквозили совершенно человеческие тоска и отчаяние, словно что-то мучило его.
– Ну что ты, – сказал Ананд и стал гладить пса по голове. – Ты чем-то очень расстроен? Не беда. Все можно забыть.