Шашлык у Артема действительно получился отличным. Он радостно улыбался навстречу Жанночкиным и Левушкиным дифирамбам, блестел возбужденно–счастливыми глазами.
— Молодец, молодец, Артемка… Будешь нас теперь всегда шашлыками баловать, — игриво махнула в его сторону Жанночка. И, тут же, обращаясь к Левушке, спросила озабоченно: — А в их новой квартире камин будет? Говорят, и в камине тоже хорошие шашлыки получаются…
— Не будет – сделаем! - махнул ей небрежно в ответ Левушка. – Ты лучше пока интерьер продумай, чтоб всякой пошлости в дом не натащить…
— А я уже все придумала! – гордо заявила ему Жанночка. — Я думаю, надо все–таки плясать от минимализма. Сейчас это модно очень. Все в таких стильно серых тонах, чуть серебристых… Завтра вот хочу по магазинах проехаться, обои подобрать. И портьеры. А мебель должна быть светлого тона. Как ты считаешь?
— Да ну, все светлое! Мне не нравится. Скучно как–то. Тут наоборот надо, чтоб сочетания были самые необычные, яркие такие!
— Нет, Левушка, ты не прав…
Они яростно заспорили между собой, горячо размахивая руками и не обращая ни на кого больше внимания. Артем, продолжая приветливо и радостно улыбаться, кивал им согласно головой, имитируя таким образом участие в этом странном разговоре. Лена наблюдала за ним грустно, потом перевела свой отчаянно–потерянный взгляд на Асю…
А Асе вдруг стало нехорошо. Вспомнилось вдруг, как она сердилась и кричала на Светку, не желая принимать ее протеста по поводу загадочного Жанночкиного в нее «вторжения», как дергала ее за волосы и рычала злобно после отказа идти в гости. Да и прежняя мыслишка, похожая на маленький хилый росток, вымахала вдруг в устойчивый и звонкий уже стебель, который принялся щекотать ее изнутри – в груди, в голове, в сердце, нахально требуя каких–то необыкновенных, несвойственных ей действий. Может, где–то и хулиганских даже.
— А может, ребятам проще самим выбрать себе мебель? А? Им же там жить! — вдруг громко и с вызовом проговорила Ася, обращаясь к спорящим между собой Левушке и Жанночке и даже перебив их, что совсем уж показалось прогремевшим громом среди ясного неба, просто ни в какие ворота не полезло. Даже краска бросилась Жанночке в лицо. А Левушка так удивленно на Асю уставился, что жевать забыл, и поперхнулся в следующий момент сильно, и закашлялся отчаянно. Артем, суетливо подскочив, принялся колотить шефа очень осторожно и деликатно по спине, согнувшись и заглядывая тревожно в глаза. А потом посмотрел на Асю так яростно и гневливо, что она тут же и пожалела о сказанном…
— Что? Что ты сказала? – продолжая пялиться во все глаза на Асю, удивленно переспросила Жанночка.
— Да говорю, может, им самим…
— Как это – самим? А у меня что, считаешь, вкус плохой? Я что, ничего, по–твоему, в этом не понимаю? Да я лучше всякого дизайнера в этом разбираюсь! И я лучше знаю…
— Да не в этом же дело, Жанночка… — продолжала тихо и настырно твердить Ася, сама удивляясь откуда ни возьмись наглости. Как будто росло и росло в ней, и несло ее куда–то, и распирало отчаянно изнутри болезненное желание спорить. Показалось даже, что и сама она растет вместе с окрепшим в ней стебельком, набирается земной силы и проникает корнями все глубже в землю, и процесс этот происходит как бы сам по себе, без ее, Асиного, участия.
— А в чем, в чем тогда дело? – раздраженно упрямилась Жанна. Лицо ее оставалось красным и злым, казалось, она задыхалась крайним негодованием.
— А в том, что нельзя, наверное, кормиться витаминами чужой жизни… — тихо произнесла Ася и усмехнулась внутрь себя - уж теперь–то ее точно сочтут за ненормальную. Вон как враз все замолчали и смотрят на нее озадаченно. Наверное, хватит с нее на сегодня. Да и вообще, какое ей, в сущности, до всего этого дело? Да и вправе ли она решать, кому что можно, а чего нельзя? Будто сама той витаминкой вчера еще не была…
Тяжелая пауза затянулась, однако, надолго. От Асиных слов неловко стало всем, даже дети примолкли над своими тарелками и разглядывали во все глаза непонятных взрослых, которые так хорошо веселились и дружили, и вдруг стало им плохо, и сердито, и грустно. Дашенька даже пискнула тихонько и испуганно спрятала личико, ткнувшись в мамин теплый бочок, подальше от тети Жанны, от которой вдруг пошли во все стороны холодные злые иголки. И зачем эта непонятная тетя к ним приехала? Сидела бы себе дома…
— Ася, а ты на электричку не опоздаешь? – изо всех сил стараясь взять голосом самую снисходительно–насмешливую ноту, спросила Жанна. – По–моему, тебе уже пора…
— Да, пожалуй, – быстро встала из–за стола Ася. – И в самом деле, могу опоздать. Всего вам доброго, спасибо за шашлык…
— Я провожу вас! – тут же подскочила вслед за ней Лена, не обращая внимания на яростно–недовольный взгляд молодого мужа.
— Нет–нет, Леночка, спасибо! Никаких провожаний! Я и сама добегу.
— Ну, хоть до ворот…
— Ну, до ворот ладно…
А когда Ася, уже выходя за калитку и взглянув на часы, начала срочно прощаться, Лена схватила ее вдруг за руку и, умоляюще заглянув в глаза, торопливо проговорила:
— Ася! Подождите! А можно, я вам на днях позвоню? Мне очень, очень нужно…Я…Я просто ничего уже не понимаю, все запуталось так…Я просто посоветоваться хочу…
— А ты думаешь, я смогу тебе чем–то помочь?
— Да! Сможете, конечно! Вы же такая смелая женщина…
Я? Смелая? Да ты что… — расхохоталась от души Ася. И, вздохнув, тут же и пояснила грустно: — Нет, Леночка, вовсе никакая я не смелая. Я, скорее, несчастная и глупая женщина. Только и смогла вот, что после драки кулаками немного помахать…
— И все–таки, Ася, можно? Мне очень надо хоть с кем–то поговорить!
— Ну что ж, звони. Звони, конечно.
— Спасибо…
— Тогда пока.
— Пока…
На станцию Ася бежала почти бегом и еле успела на последнюю электричку. Народу в этот час оказалось не так уж и много – ей даже удалось место занять у окошка. Только любоваться из него осенними красотами больше не получалось - сумасшедший росток, совсем уже крепко и надежно в ней обосновавшийся, не давал ей никакого покоя. Казалось, будто превратился он в целое большое дерево - все в ней разворошил–расшевелил своими корнями да ветками, и полезли вдруг наверх из небытия, из самых темных уголков души забытые и непривычные чувства и ощущения. И довольно–таки неприятные. Стыд, например. И еще – гневливая досада на саму себя. Как же так получилось, как вообще могло произойти с ней такое? Ася с ужасом подумала вдруг, что за последние три года ни разу не приняла ни одного самостоятельного решения ни в отношении себя, ни в отношении детей. Все решения за нее принимала Жанночка. А с нее, с Аси, требовался только полный телефонно–ежевечерний отчет о прожитом дне. Каждый вечер — отчет. Со всеми подробностями. О соответствии действий принятым накануне Жанночкой для Аси стратегическим планам. А за любой самовольный шаг вправо–влево – расстрел…
Ася даже попыталась изо всех сил перевести эти нехорошие, неуютные мысли и чувства на другое, более для себя что–нибудь удобоваримое, только не получалось никак. Они лезли и лезли из нее толпой, будто невидимый кто открыл некую потайную дверцу и выпустил их на свободу, и разрешения не спросил. А выходя на свободу, они, эти чувства, еще и кулаком по ней будто стукнуть норовили. И пребольно. Вот ударил стыд. Вот досада. Вот обида. Вот гнев… Ее будто ломало всю от беспощадных ударов! Или распирало. Или трясло. В общем, ощущения - очень даже не из приятных… Да еще и электричка вдруг остановилась, встала в чистом поле и замерла надолго. Случилось, видимо, что–то. Авария какая–нибудь. А время–то уже к полуночи идет… И как теперь ей до дому добираться, ночью–то? Раньше хоть можно было Пашке позвонить, он бы встретил ее на вокзале обязательно. А теперь звони, не звони – один результат. Абонент выключил телефон. Находится теперь абонент, понимаете ли, вне зоны доступа. Не желает этот абонент совсем с ней разговаривать – криков да обвинений не хочет слышать. Решил быть для них недоступным. Сопротивляется так. А ведь и правильно делает этот абонент, наверное…
Стыд и досада вновь ударили кулаками–молоточками по голове, отозвались звенящей болью в сердце. Будь он неладен, поселившийся в ней утренний хилый, но такой упорный росток! Вымахал уже с целое дерево, и, главное, быстро так! Может, не надо было разбивать так отчаянно Жанночкины японские полфлакона духов? А что — с них же все это безобразие и началось…
Электричка притащилась на вокзал глубоко за полночь. Асе повезло – успела–таки добежать и впрыгнуть в случайный ночной автобус. Правда, это был не совсем ее маршрут, но все–таки уже ближе к дому… Выйдя на остановке, она припустила бегом по пустынной ночной улице, все время оглядываясь назад – не идет ли за ней кто. И друг со страхом обнаружила – и в самом деле идет. Тут же подкосились и задрожали коленки, и душа, екнув, нырнула куда–то в желудок, сжала его болезненным спазмом. Ася снова оглянулась и припустила что было сил, вся трясясь от страха – слишком уж подозрительным был плетущийся сзади незнакомец. Слишком долговязым, слишком худым, слишком втянувшим голову в воротник короткого плаща. Как будто если бы он не был долговязым и худым, она б боялась его меньше…