– Если эта штука застрянет, ты сумеешь нас вытащить?
– Не дрейфь. – Рорк взял ее за руку. – Ты только глянь на эту штуку, как смотрела на администратора, и все будет в порядке.
– А как я смотрела на администратора?
– Как будто он – ничто. – Рорк поднес ее руку к губам и поцеловал, пока старый лифт со стоном и скрипом поднимался на четвертый этаж. Конечно, администратор не заметил, как взвинчены ее нервы, думал он, и Труди Ломбард тоже вряд ли заметит, но он-то знал, что творится под маской внешней невозмутимости. – Если хочешь, почему бы нам после Миры не заняться покупками?
– Ты что, с ума сошел?
– Нет, я серьезно. Погуляем по Пятой авеню, полюбуемся иллюминацией, может, дойдем до Радио-Сити и посмотрим, как катаются на коньках. Побудем ньюйоркцами.
Ева хотела было возразить, что ни один разумный житель Нью-Йорка не сунется на Пятую авеню в выходные накануне Рождества и уж тем более не станет по ней гулять, но передумала. Ей вдруг показалось, что это как раз то, что нужно.
– Ладно. Почему бы и нет?
Двери лифта со скрипом разъехались на четвертом этаже. Коридор был узкий, но чистый. Тележка уборщицы стояла возле открытой двери номера четыре-двенадцать, а в дверь номера четыре-пятнадцать деликатно стучала женщина – блондинка с хорошей фигурой в возрасте между двадцатью и тридцатью.
– Откройте, мама Тру. – Голос у нее был мягкий, как вата. Она снова постучала, нервно переминаясь с ноги на ногу. На ней были голубые джинсы и джинсовая рубашка того же цвета. – Мы уже беспокоимся о вас. Ну, давайте, откройте дверь. Бобби отведет нас на ленч. – Она оглянулась и застенчиво улыбнулась Еве и Рорку. У нее были безмятежные голубые глаза под цвет костюму. – Доброе утро! Или уже пора говорить «добрый день»?
– Она не отвечает?
Женщина заморгала, глядя на Еву.
– М-м-м… Нет. Это моя свекровь. Она вчера не очень хорошо себя чувствовала. Прошу прощения, мой стук вам мешает?
– Я – лейтенант Ева Даллас. Вероятно, она упоминала обо мне.
– Вы Ева! – Молодая женщина прижала руки к груди. Ее лицо осветилось радостью. – Вы Ева? О, я так рада, что вы приехали. Ей сразу станет лучше, как только она узнает. Я так рада с вами познакомиться! Я Зана, Зана Ломбард, жена Бобби. О боже, а я в таком виде! – Она провела рукой по волосам, падавшим на плечи блестящими мягкими волнами. – Да, вы выглядите э точности как по телевизору. Мама Тру записала ваше интервью и пару раз проигрывала его мне. Простите, я в таком расстройстве, что сразу вас не узнала. Боже, да мы же с вами вроде как сестры, правда?
Она сделала движение – безошибочное движение – обнять Еву. Ева ловко уклонилась, отступив в сторону.
– Да нет, на самом деле мы вовсе не сестры. – На этот раз в дверь постучала Ева: три крепких отчетливых удара кулаком. – Ломбард, это Даллас. Откройте.
Зана закусила губу, стала нервно перебирать пальцами серебряную цепочку на шее.
– Может, мне позвать Бобби? Мы с ним в другом номере, в конце коридора. Я позову Бобби.
– Не хотите подождать минутку? – предложил Рорк и, взяв ее под руку, бережно отвел в сторону. – Я – муж лейтенанта.
– О боже, боже, ну конечно! Я вас узнала! Я просто растерялась, не сразу сообразила. Я уже начинаю волноваться. Мне кажется, что-то случилось. Я знаю, мама Тру ездила повидаться с Евой – с лейтенантом, – но она не хотела нам об этом рассказать. Она была очень расстроена. А вчера… – Зана сцепила руки и начала ломать пальцы. – Не знаю, что случилось. Не люблю, когда все расстраиваются.
– В таком случае вам лучше где-нибудь прогуляться, – посоветовала Ева.
Она покачала головой в ответ на вопросительный взгляд Рорка, а потом сделала знак горничной, выглядывавшей из-за открытой двери номера четыре – двенадцать.
– Откройте, – приказала Ева и показала жетон.
– Я не могу открывать дверь без разрешения администратора.
– А вот это видела? – Ева помахала жетоном в воздухе. – Вот тебе разрешение. Или ты открываешь дверь, или я ломаю дверь. Выбирай.
– Я, я… я сейчас открою. – Горничная торопливо подбежала, на ходу вытаскивая из кармана универсальный ключ. – Люди иногда любят в воскресенье поспать подольше, понимаете? Иногда они просто любят поспать.
Когда она открыла дверь, Ева оттолкнула ее в сторону.
– Назад. – Она снова дважды постучала по двери. – Я вхожу.
Труди не спала. Невозможно спать в такой позе – растянувшись на полу, с ночной рубашкой, задранной до бедер, и головой, лежащей в луже запекшейся крови.
Как странно ничего не чувствовать, поняла Ева, машинально извлекая видеокамеру из кармана пальто. Как странно не чувствовать вообще ничего.
Она прикрепила миниатюрную камеру к лацкану пальто, включила ее.
– Лейтенант Ева Даллас, – начала она, но тут в дверь мимо нее протиснулась Зана.
– Что там? Что слу…
Слова захлебнулись, из горла вырвался первый визг, прежде чем Ева успела ее оттолкнуть. Секунда – и к ней присоединилась горничная. Это была какая-то истерическая симфония.
– Тихо, А ну заткнуться! Рорк!
– Слушаюсь. Дамы…
Он успел подхватить Зану, прежде чем она грохнулась на пол. А горничная помчалась, как газель, к лестнице. Тут и там по коридору начали открываться двери.
– Полиция. – Ева повернулась в дверях и подняла жетон, чтобы все его видели. – Прошу всех вас вернуться в свои комнаты. – Она почесала переносицу. – У меня нет полевого набора.
– У меня в машине есть один, – сказал ей Рорк и уложил Зану на ковре в коридоре. – Мне показалось разумным распихать по одному в разные машины, поскольку подобные вещи случаются нередко.
– Тебе придется сходить за ним. Прости, мне очень жаль. Просто оставь ее, где лежит.
Ева вытащила рацию, чтобы доложить о происшедшем.
– Что происходит? Что случилось?
– Сэр, прошу вас, вернитесь, пожалуйста, в свою комнату. Это…
Она бы его не узнала. Да и как она могла его узнать? Он был всего лишь эпизодом в ее жизни, случившимся больше двадцати лет назад. Но она догадалась по тому, как он побледнел, увидев женщину без сознания на полу в коридоре, что это не кто иной, как Бобби Ломбард.
Ева прикрыла дверь номера четыре-пятнадцать, оставив лишь узенькую щелочку, и стала ждать.
– Зана! О господи, Зана!
– Это просто обморок. С ней все будет в порядке.
Он опустился на колени, взял руку Заны, стал поглаживать и похлопывать ее, как делают люди, когда чувствуют себя беспомощными.
Крепкий, отметила Ева, сложен, как игрок в американский футбол. Сильный и надежный. Волосы цвета соломы, аккуратная короткая стрижка. Все еще мокрые, и до нее донесся запах гостиничного мыла. Он не успел донизу застегнуть рубашку и не заправил полы в джинсы.
И опять перед мысленным взором Евы вспыхнуло воспоминание. Он тайком приносил ей еду, вспомнила она. Она это забыла, как забыла и его самого. Но это было: он иногда тайком проносил в ее комнату бутерброд или печенье, когда ее в наказание оставляли без ужина.
Он был радостью и гордостью своей матери, ему многое сходило с рук.
Они не были друзьями. Нет, друзьями они не были, но он не был с ней жесток.
Поэтому она присела рядом с ним и положила руку ему на плечо.
– Бобби!
– Что? Кто…
У него было грубоватое квадратное лицо, а глаза – светло-голубые, как джинсы, выцветшие от многочисленных стирок. Ева увидела, как смятение в его глазах сменилось узнаванием.
– О мой бог, ты же Ева, да? Вот мама обрадуется! Зана, очнись, детка. Мы вчера слишком много выпили. Может быть, она… Зана, милая?
– Бобби…
Двери лифта открылись, из них выбежал администратор.
– Что происходит? Кто…
– Тихо! – рявкнула Ева. – Ни слова. Бобби, посмотри на меня. Там в комнате твоя мать. Она мертва.
– Что? Нет, этого не может быть! Боже милостивый, да она просто неважно себя чувствует. Главным образом жалеет себя. Заперлась там и дуется с пятницы.
– Бобби, твоя мать мертва. Прошу тебя, забери свою жену и возвращайся в номер. Подождите там, пока я не приду поговорить с вами.
– Нет. – Его жена застонала, но теперь он, не отрываясь, смотрел на Еву, его дыхание стало прерывистым. – Нет. Нет. Я знаю, она тебя расстроила. Знаю, ты, наверно, не рада, что она приехала, я пытался ей объяснить. Но это же не причина говорить такие ужасные вещи!
– Бобби? – Прижав руку ко лбу, Зана попыталась сесть. – Я, должно быть… О боже, боже. Мама Тру! Бобби!
Она обвила его шею руками и разразилась рыданиями.
– Отведи ее в номер, Бобби. Ты ведь знаешь, чем я занимаюсь? Ну, тогда ты понимаешь, что я тут обо всем позабочусь. Мне очень жаль, но я прошу тебя, возвращайся в свою комнату и подожди меня.
– Что случилось? – Слезы навернулись ему на глаза. – Ей стало плохо? Я не понимаю. Я хочу увидеть маму.
Ева поднялась на ноги. Иногда другого способа просто не существовало.
– Переверни ее, – приказала она, кивнув на Зану. – Не надо ей видеть это во второй раз.
Когда он, перевернув Зану, прижал ее голову к своему плечу, Ева осторожно приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы он смог увидеть все, что нужно.