– Как ты можешь так говорить? – В голосе женщины послышалась обида, но глаза стали жесткими. – Как можно быть такой неблагодарной? Я приняла тебя в свой дом, я стала твоей матерью.
– Нет, вы не стали моей матерью.
Темная комната. Непроглядная тьма. Холодная вода. «У меня пунктик насчет чистоты в кухне». Нет. Не думай об этом сейчас. Не вспоминай.
– Вы должны уйти немедленно. Без шума. Я больше не беспомощный ребенок. Поэтому вам лучше уйти. И никогда не возвращайтесь.
– Но, Ева, дорогая…
– Уходи! Убирайся! – Руки у нее тряслись, пришлось сжать кулаки, чтобы скрыть дрожь. – А не то, клянусь, я засажу тебя в камеру.
Труди подобрала свою сумку и черный плащ, который повесила на спинку стула.
– Тебе должно быть стыдно!
Ее глаза, когда она проходила мимо Евы, были мокры от слез. И холодны, как камень.
Ева хотела закрыть дверь на ключ. Но в комнате все было пропитано запахом духов этой женщины – приторным запахом роз. Почувствовав спазм в желудке, Ева оперлась о стол, пока приступ тошноты не миновал.
– Мэм, женщина, которая… Лейтенант? Мэм, с вами все в порядке?
Ева покачала головой, услышав голос Трухарта, сделала ему знак уйти. Надо держаться как ни в чем не бывало, пока ей не удастся выбраться отсюда. Скрыться.
– Передай детективу Пибоди, что кое-что произошло. Мне надо срочно уйти.
– Лейтенант, если я могу что-то сделать…
– Я только что сказала тебе, что делать.
Еве было невыносимо видеть это выражение тревоги и участия на его лице. Поэтому она выбежала из кабинета и стрелой пронеслась по «загону», не ответив на звонок, не просмотрев сообщения, не сделав неотложную бумажную работу, не слыша окликающих ее голосов.
Поскорее выйти наружу, уйти отсюда подальше. Пот тек у нее по спине, когда она вскочила на ближайший эскалатор, идущий вниз. Даже услышав голос Пибоди, окликающий ее по имени, она не остановилась.
– Погодите, погодите! Фу! В чем дело? Что случилось?
– Мне надо уйти. Тебе придется самой заняться Зиро, поговорить с прокурором. Могут прийти родственники погибших, потребовать ответа. Разберись с ними. Мне надо уйти.
– Погодите. Господи, может, что-то случилось с Рорком?
– Нет.
– Вы можете остановиться хоть на одну минуту?
Вместо этого, чувствуя, что желудок взбунтовался, Ева нырнула в ближайшую уборную. Она позволила тошноте подняться к горлу: а какой у нее был выбор? Она извергла жгучую желчь вместе с паникой и ужасом воспоминаний. Она почувствовала себя опустошенной.
– Все нормально. Я в порядке.
Она дрожала, на лице выступила испарина. Но слез не было. Она не собиралась добавлять к своему унижению еще и слезы.
– Вот держите. – Пибоди сунула Еве несколько смоченных под краном бумажных салфеток. – Больше у меня нет. Я принесу воды.
– Нет. – Ева откинула голову и прижалась затылком к стене кабинки. – Нет. Все, что я сейчас проглочу, все равно назад вернется. Я в порядке.
– Черта с два. У Морриса в морге клиенты выглядят лучше.
– Мне нужно уйти.
– Скажите мне, что случилось.
– Мне просто нужно уйти. Я беру весь остаток дня, буду работать на компьютере. С делом ты и без меня справишься. – «А я нет, – подумала Ева. – Я просто не могу». – Будут проблемы, просто… просто потяни до завтра.
– К черту дело! Слушайте, я отвезу вас домой. Вы не в состоянии…
– Пибоди, если ты мне друг, отстань. Оставь меня в покое. Просто займись своим делом, – сказала Ева, с трудом выпрямляясь. – А меня не трогай.
Пибоди отпустила ее, но, возвращаясь в отдел убийств, вытащила из кармана сотовый телефон. Может, ей и пришлось отстать, но она знала одного человека, который ни за что не отстанет.
Ни за что.
Первой мыслью Евы, когда она села в машину, было включить автопилот, но она решила, что лучше сохранять контроль над ситуацией и сосредоточиться на поездке в верхнюю часть города. Лучше, подумала она, бороться с дорожным движением, с заторами, проволочками, со скверным нравом Нью-Йорка, чем упиваться собственным горем.
Добраться до дому – вот цель. Как только она доберется до дому, с ней все будет в порядке.
Пусть желудок у нее неспокоен, а в голове стучит отбойный молоток, но ей и раньше бывало плохо. И раньше она чувствовала себя несчастной. Первые восемь лет ее жизни были неспешной прогулкой по преисподней. Да и те, что за ними последовали, не были пикником на пляже.
Она через это прошла, она справилась.
Она опять через все пройдет, она справится.
Она не позволит еще раз затянуть себя в этот кошмар. Она больше не будет жертвой только потому, что какой-то голос из прошлого заставил ее запаниковать.
И все-таки руки у нее дрожали на руле, ей пришлось опустить все стекла в машине, впустить ледяной воздух и запахи города, чтобы не задохнуться.
Соевые сосиски, жарящиеся на уличном лотке, душный выхлоп автобуса, утилизатор мусора, не опустошавшийся с незапамятных времен. Ей не мешали эти запахи, этот воздух, пропитанный присутствием миллионов людей, проходящих по городским улицам. Она могла с этим жить.
Ей не мешали шумы, пронзительные крики уличных зазывал и гудки нетерпеливых водителей, плюющих на закон о запрете звуковых сигналов в черте города. Шумовая волна катилась к ней, через нее, мимо нее. На улицах были тысячи людей, и нетрудно было отличить аборигенов от туристов. Аборигены торопились по своим делам, а туристы слонялись, глазели, путались под ногами. Люди тащили коробки и пластиковые мешки с покупками.
Скоро Рождество – смотри не опоздай!
Она купила у нахального и дерзкого уличного мальчишки-торговца шарф, который ей понравился. Шарф в зеленую и черную клеточку для мужа доктора Миры. Что сказала бы Мира насчет ее сегодняшней реакции на этот визит из прошлого?
Да уж, Мира нашла бы, что сказать. Она была полицейским психиатром и составляла психологические портреты преступников. Она бы много чего сказала в своей интеллигентной и участливой манере.
Еве было глубоко плевать. Ей хотелось домой.
Глаза у нее увлажнились, когда перед ней раздвинулись ворота. Увлажнились от усталости и облегчения. Перед ней раскинулись газоны, целые акры красоты и покоя посреди хаоса большого города, который стал ей родным.
У Рорка хватило фантазии и могущества, чтобы создать этот дом для себя и для нее. Она и не знала, как ей нужно такое убежище.
Дом скорее напоминал крепость, но это был ее дом. Просто дом, несмотря на его грандиозные размеры и грозную красоту. За этими стенами из камня и стекла была жизнь, которую они построили вместе. Их жизни, их воспоминания наполняли эти огромные комнаты.
Он подарил ей дом, она не должна об этом забывать. И она не должна забывать, что никто не может отнять у нее этот дом, никто не может вырвать ее отсюда и бросить туда, где она была когда-то. Где она была ничем.
Никто не мог этого сделать. Разве что сама Ева.
Но ей было холодно, страшно холодно, и головная боль терзала ее, как когти дракона.
Ева с трудом выбралась из машины и покачнулась: бедро разболелось адски. Она с трудом преодолела ступени и открыла дверь.
Она едва заметила, как Соммерсет, дворецкий Рорка, появился в вестибюле. У нее не было сил с ним пикироваться, она могла лишь надеяться, что сумеет самостоятельно подняться по лестнице.
– Не говори со мной.
Влажной от пота рукой Ева схватилась за столбик перил, и он сразу стал скользким. Подтягиваясь на руках, она шаг за шагом начала взбираться по ступенькам.
Она тяжело дышала от напряжения. Грудь сдавило, словно стальным обручем, она никак не могла вдохнуть.
В спальне Ева сбросила пальто, стащила с себя одежду, направилась в ванную и включила воду.
Обнаженная, она вступила под бьющие с разных сторон струи в надежде, что напор горячей воды поборет охвативший ее холод.
Вот там он ее и нашел, свернувшуюся клубочком на мокрых плитках душевой кабины под бьющими струями горячей воды. Пар висел в воздухе, как занавес.
У него упало сердце, когда он ее увидел.
Рорк схватил банную простыню и присел на корточки, чтобы замотать ее в простыню.
– Нет, не надо. – Ева отмахнулась от него – машинально, без агрессии, без всякой силы. – Просто оставь меня в покое.
– Не в этой жизни. Прекрати! – Его голос прозвучал резко, и ирландский акцент в нем усилился. – Через минуту ты бы уже расплавилась. – Рорк поднял ее и подхватил на руки, когда она вновь попыталась свернуться клубком. – Тихо, тихо. Ш-ш-ш… Я тебя держу.
Ева закрыла глаза. Рорк прекрасно знал, что таким образом она, как ребенок, пытается спрятаться от него. Но он отнес ее в спальню, поднял на возвышение, на котором стояла их кровать, сел, держа ее у себя на коленях, и начал растирать махровой простыней.
– Сейчас я принесу тебе халат и дам успокоительное.
– Я не хочу…
– А я, заметь, не спрашивал, хочешь ты или нет. – Рорк схватил ее рукой за подбородок и повернул лицом к себе, привычным жестом провел большим пальцем по маленькой ямочке на подбородке. – Ева, посмотри на меня. Посмотри на меня сию же минуту. – В ее измученных глазах появилось недовольное, по-детски обиженное выражение, заставившее его улыбнуться. – Ты слишком слаба, чтобы спорить со мной, и мы оба это понимаем. Что бы ни причинило тебе боль, ты мне об этом расскажешь, а потом мы вместе решим, что с этим делать. – Он коснулся губами ее лба, щек, губ.