Конечно, первым делом купец допросил молодую горничную, она же, хорошо усвоившая актёрское мастерство покойной матушки, смотрела на своего благодетеля честными глазами, постоянно повторяя:
– За что, барин, такое недоверие? Можете обыскать и меня, и мои вещи…
Что Хлебников не преминул приказать своим людям. Они, разумеется, ничего не нашли: смышлёная девушка устроила тайник во флигеле управляющего, куда и начала складывать украденное – первым взносом на домик с крылечком стал серебряный браслет хозяйки.
Хлебников пребывал в замешательстве, и даже в душе пожалел, что круто обошёлся с горничной, сняв с неё все подозрения. Но факт оставался фактом – в доме вор! Полиция перевернула всё вверх дном, обыскала каждый уголок, проверку прошла прислуга с досмотром личных вещей – и ничего!
Полицейские предположили: скорее всего, это был форточник. Он проник в дом и, по всей видимости, его спугнули, возможно, Варвара, которая убиралась в спальне. Неизвестный схватил браслет и скрылся. Правда, в этой истории многое не вязалось, но, увы, других версий просто не было.
Вскоре жизнь вошла в обычное русло, о пропаже забыли. Варя исправно выполняла свои обязанности и посещала Глеба во флигеле каждую ночь. Управляющий привязался к девушке: мало того, что она была хороша собой и вовсе не глупа, а как умела удовлетворить его желания! Варя умела всё то, что нравилось мужчинам, действительно, скупщик-любовник научил её всему, и теперь она умело пользовалась своими знаниями с выгодой для себя – Глеб потерял голову, его поглотила животная страсть, он начинал желать девушку, как только та переступала порог флигеля.
Управляющий накидывался на неё, словно голодный зверь, Варя только диву давалась: откуда столько сил, ведь каждую ночь одно и тоже – по несколько раз, да ещё и в различных позах, утром же он пробуждался полным сил.
Время шло, горничная вела себя осторожно, но барыня велела почистить ей столовое серебро, и опять соблазн был слишком велик. Она почистила его, как и положено убрала в горку, стоящую в столовой. Столовые приборы были громоздкими, незаметно, в чулке, их из дома не вынесешь, и девушка решила украсть набор маленьких кофейных ложечек, ровным счётом десять штук. Она осторожно вынула их из бархатной коробочки: одну, вторую, третью и, пожалуй, четвёртую, и засунула их в специальный карман на нижней юбке, который она недавно предусмотрительно пришила.
Варя слегка прошлась: ложечки не издавали в нижней юбке ни звука, она направилась к барыне, дабы сообщить, что серебро почищено и узнать: какие будут дальнейшие распоряжения. Та же велела почистить платье и приготовить меховое манто, так как собиралась совершить прогулку в пролётке – подышать свежим воздухом. Варя в последнее время стала всё больше замечать, что барыня бледна, её всё чаще посещает врач и выходит из господской спальни расстроенным. Хлебников же постоянно находился в разъездах по торговым делам и вовсе не уделял внимания больной жене, та же чахла на глазах.
Дочь Хлебникова недавно вышла замуж и жила у мужа в Лефортово, иногда навещая мать, но делала это крайне редко: болезнь, снедающая родительницу изнутри, дурно влияла на молодую особу, приводя её к продолжительной ипохондрии. Всё чаще дочь присылала своей маменьке письма через посыльного, та исправно отвечала, ведь занять себя было совершенно нечем.
Прислуга разболталась без должного надзора – хозяин в разъездах, а управляющий, видя такое дело, и сам особенно не радел за чужое добро. Потихоньку все в доме начали подворовывать – кто что мог, Варя же унесла оставшиеся шесть серебряных ложечек и поместила их в заветный тайник под печкой во флигеле.
Прошёл месяц, наконец, вернулся купец, и обнаружил жену в печальном состоянии: та почти не ела, исхудала и сильно постарела. Злые языки, а, как известно, прислуге известно всё и про всех, поговаривали, что Хлебников завёл молодую содержанку, мол, пребывает у неё в своё удовольствие, а законная супруга чахнет от болезни, того гляди и умрёт – и он узнает об этом последним.
Так и случилось, однажды время приближалось уже к полудню, хозяйка обычно вставала и пыталась занять себя то чтением, то вышиванием; Варя, не услышав привычного звонка колокольчика, возвещающего о господском пробуждении, начала волноваться и решила сама войти в спальню, справиться о здоровье своей благодетельницы. Она потихоньку постучала в дверь и, не услышав привычного: «Войди, Варя», приоткрыла её. Перед взором предстала безрадостная картина: барыня лежала на постели с неподвижно открытыми глазами, прижимая молитвенник к груди. Горничная поняла: отошла в мир иной. И прежде, чем позвать на помощь Глеба, бросилась к туалетному столику и открыла заветную шкатулку: сверху лежали украшения, которые покойная любила более всего, но не носила давно из-за болезни, внизу же – те, которые либо надоели, либо вышли из моды. Вот их-то предприимчивая девушка выгребла и сунула в потайной карман нижней юбки. После этого она навела полный порядок на столике: дочь наверняка заберёт шкатулку с драгоценностями, но вряд ли она упомнит всё содержимое, а уж купец Хлебников тем более, и, наигранно причитая, позвала на помощь.
После похорон хозяйки прислугу уволили – у купеческой дочери в лефортовском доме штат был полным и в горничных, кухарках, прачках и тому подобных она не нуждалась.
Глава 3
Варя обосновалась во флигеле: свободного времени было много, купец вновь уехал, дочь предавалась радостям жизни с молодым мужем, управляющий же с несколькими людьми купца следил за огромным домом, в котором теперь никто не жил. Когда Глеб отлучился по делам, девушка извлекла содержимое своего тайника, разложила на клетчатом большом платке – улов оказался неплохим, по предварительным подсчётам по сухаревским ценам рублей на сто, а то и больше, чай бывший любовничек, скупщик, не обидит. Девушка крепко связала концы платка и с узлом направилась к Сухаревской башне.
Почти год она не была на Сухаревке. Напротив роскошного дворца Шереметьевской больницы выросли сотни палаток, на площади, не смотря на ранний час, колыхалось море голов, оставляя узкие дорожки для проезда по обеим сторонам широченной в этом месте Садовой улицы. Толпилось множество народа, и у всякого была своя цель.
Сюда одних гнала нужда, других – азарт наживы, а третьих – спорт, опять же под девизом «на грош – пятаков». Один нёс последнее барахло за бесценок. Варя наблюдала, как барышники окружили несчастного, и силой вырывали у него узел из рук.
– Клопы-кровососы, – проворчала она в сторону барышников, – скупят за копейку, а затем перепродадут втридорога.
Варя подошла к палатке, где обычно торговал её бывший любовник. От него отошёл незнакомец, явно вор, сбросивший награбленное добро почти за бесценок.
– Варя! – скупщик увидал свою бывшую пассию и осклабился. – Чаго из барского дома турнули? Али соскучалася по мне шибко?
Девушка вздохнула и вспомнила покойную мать, умевшую разжалобить кого угодно ради своей выгоды:
– Ох, попал в точку – турнули. Вот погляди чего принесла – последнее… от сердца отрываю.
Она протянула скупщику клетчатый узел, тот поставил его перед собой, развязал и присвистнул от удивления:
– Елки-моталки! И это, говоришь, – последнее?! Всем бы такой бутор! – барыга с любопытством посмотрел на свою бывшую подругу. – Ты часом, девка, не того?
– Чего, того? – не поняла Варя.
– Замарала[10] что ль хозяйку-то свою?
– Господь с тобой! – девушка перекрестилась. – Сама она представилась, а я, чтобы время-то не терять даром прихватила барахлишко. Всё равно оно ей теперь за ненадобностью.
– Ну, ладно… Это я так, к слову. Сколь хочешь за всё?
– Сто пятьдесят…
Скупщик задумался: ясно, что он поимеет в два раза больше, но уж больно не хотелось платить названную сумму.
– Сто! – предложил он свою цену.
Варя отрицательно мотнула головой:
– Сто двадцать и хорош базлать[11]! А ежели будет чего, к тебе опять приду.
– Добро, держи бабки[12], – скупщик отсчитал сто двадцать рублей и протянул девушке. – Да поосторожней тут, враз карманы выпотрошат.
– Чего уж, сама знаю.
Она задрала подол платья – у скупщика глаза полезли на лоб – до чего уж ноги хороши – и, завернув деньги в платочек, засунула их за резинку чулка.
– Пущай попробуют! – подмигнула она бывшему любовнику и ушла.
* * *
Вернувшись во флигель, Варя застала Глеба за столом, пьющим водку и закусывающим солёным огурцом.
– Где была?
Варя по опыту знала, что лучше сказать любовнику правду.
– На Сухаревке была, продала кое-чего из барахла. Жить-то надо на что-то.
– Хм, а я на что? Я что обеспечить тебя не смогу? – возмутился Глеб.
– Ну, что ты Глебушка, – Варя подошла к нему сзади и поцеловала в макушку, – можешь. Но мы ведь не венчаны, значит, ты не обязан меня кормить.
Управляющий воззрился на свою подругу: умна, мать твою…
– Чего продала-то? – поинтересовался он.
– Да, барыня дарила мне кое-что из своих старых нарядов, вот их и скинула, – ответила девушка как можно непринуждённей.
– Любовнику бывшему?
– Ему, Глебушка. По крайней мере, надёжно – не обманул.
Она задрала подол платья и извлекла заветный узелок из чулка:
– Вот, здесь всё.
Управляющий не проявил к его содержимому ни малейшего интереса: ну продала и что ж теперь – вещи её, чего хочет с ними, то и делает.
– Дело у меня к тебе есть, – начал Глеб издалека. – Раз за мой счёт жить не желаешь, могу протекцию дать в приличный дом.
– И в какой же?
– В кондитерскую Федосова, что на Богородской улице… Видала, наверное?..