Мы проехали через открытые ворота. Хруст гравия под колесами казался очень громким.
Лужайка кончилась, и мы въехали в лесистый угол студенческого городка. Хотя вокруг нас лежал город, мы как будто находились в милях от любого населенного пункта.
Мы медленно двигались между деревьями, окружающими старое место, а когда проезжали мимо, наши фары выхватывали из темноты ветви и стволы. Все застыло в холодной неподвижности.
Мы добрались до открытого места с церковью и церковным двором. На маленькой, усыпанной гравием парковке миновали несколько связанных проволокой столбиков, мешавших машинам наезжать на газон. На высоком столбе у церкви был сигнальный фонарь, второй — с ее дальней стороны. Они давали ровно столько света, чтобы тень полуобвалившейся железной ограды затемняла кладбище.
— Если бы это был фильм ужасов, один из нас сыграл бы в ящик, — заметила я.
Толливер не ответил, но вид у него был не очень счастливый.
— Я думал, освещение будет получше, — сказал он.
Мы застегнули куртки, натянули перчатки, приготовили фонарики. Толливер сунул в карманы несколько запасных батарей, я поступила так же на старой церкви даже не горел ночной фонарь.
Когда мы захлопнули за собой дверцу машины звук был похож на выстрел. Толливер посветил фонариком на проволоку, чтобы я могла через нее переступить, потом я сделала то же самое для него. Мы открыли ворота, и они громко заскрипели, как и принято в фильмах ужасов.
— Просто отлично, — пробормотал Толливер.
Я поймала себя на том, что улыбаюсь.
Ночью было трудно идти по земле, казавшейся при свете дня совершенно ровной. По крайней мере, для меня трудно. Я медленно продвигалась вперед, беспокоясь о своей запинающейся правой ноге, но не стала просить брата помочь. Я могла справиться и сама.
От ворот нам нужно было идти на юго-восток, чтобы добраться до уединенного уголка, где я нашла Табиту в могиле Джосаи Паундстоуна. Конечно, это оказалось самым темным местом на всем кладбище.
Сегодня ночью оно кажется больше, — сказал Толливер.
Он говорил почти шепотом. Я чуть было не спросила почему, потом поняла, что тоже не хочу шуметь при ходьбе. Когда мы приблизились к открытой могиле, я подумала: выкопали ли в придачу и бедного Джосаю, а если выкопали, что с ним сделали. Знакомая вибрация мертвеца начала звучать у меня в голове все громче и громче.
— Мы когда-нибудь бывали на кладбище ночью? — спросила я, пытаясь стряхнуть тревожное, покалывающее чувство, примостившееся у меня на плечах.
Не было определенных причин ощущать тревогу. Вообще-то на кладбищах я обычно чувствую себя живой, настороженной и счастливой.
Вокруг явно не было ни души. Кладбище окружали две густые рощи, с третьей стороны была парковка, за которой тоже росли деревья, с четвертой стояла старая церковь.
Все это находилось не слишком далеко от оживленной современной улицы, но во время нашего предыдущего визита я заметила, каким уединенным кажется кладбище. У жуков и птиц хватало здравого смысла притаиться и вести себя тихо.
— Помнишь тот случай в Висконсине? Когда супружеская пара хотела, чтобы ты в полночь вступила в контакт с телом их сына на его могиле? — спросил меня на ухо Толливер.
Я так долго молчала, что мне пришлось припомнить, какой мне задали вопрос. И тут же пожалела, что мне напомнили о Висконсине. Я пыталась об этом забыть, запихнуть воспоминание о той ночи в шкаф, в котором хранила ужасы. Та пара потребовала, чтобы я работала в ночь Хеллоуина, просто чтобы сделать свою просьбу еще более экстравагантной. К тому же они пригласили примерно тридцать своих лучших друзей. Думаю, они решили, что раз платят нам столько денег, то должны извлечь из события какую-то выгоду. Они ошиблись насчет моих возможностей, хотя я никогда не пыталась сбить их с толку. И там, прямо перед всеми их друзьями выпалила, что на самом деле случилось с их ребенком. Я содрогнулась при воспоминании об этом.
Потом стряхнула с себя воспоминание.
«Сосредоточься на этой ночи, на этом мертвом даре, на этой могиле», — велела я себе.
Сделав глубокий вдох, я выдохнула. Потом еще раз.
Я знаю, что тело исчезло, — прошептала я. — Раньше моей связью с мертвыми всегда бывало тело, но я хочу попытаться восстановить то, что получила от нее вчера.
Мы на заброшенном кладбище в темноте, — пробормотал Толливер. — По крайней мере, ты не в длинной белой ночной рубашке и мы вместе. И поверь, мой мобильник полностью заряжен.
Я чуть было не улыбнулась.
Обычно я лучше всего чувствую себя на кладбище. Но не на этом и не нынче ночью. Я снова споткнулась. По кладбищам нелегко ходить, особенно по старым. Новые кладбища имеют плоские надгробия. Но на старых сломанные надгробия лежат в траве, земля зачастую неровная, поросшая пучками сорной травы. На более уединенных кладбищах посетители часто оставляют мусор: разбитые бутылки и смятые банки из-под пива, презервативы, обертки от еды — чего только там не найдешь. Не могу припомнить, сколько раз я находила трусы, подходящие и для женщин, и для мужчин, а однажды нашла шляпу-цилиндр, небрежно водруженную на надгробном камне.
Кладбище Святой Маргариты не было таким замусоренным. Траву тут постригли в конце лета, поэтому она была низкой. Пятна света наших фонариков танцевали в темноте, как игривые светлячки, иногда лучи скрещивались, потом уплывая прочь.
Воздух был неподвижным, холодным, настолько холодным, что обжигал руки сквозь перчатки и заставлял меня дрожать. Я надела вязаную шапку и шарф, но нос у меня совершенно замерз. Толливер, в нескольких шагах впереди меня, потер руки и заставил луч своего фонарика затанцевать.
Ночь казалась пропитанной густым ожиданием, от которого у меня мурашки бежали по спине. Я попыталась расслышать за деревьями шум машин на дороге, но крутом царила полная тишина. Я почувствовала укол тревоги.
Конечно же, несмотря на деревья, я должна была видеть свет фар едущих по шоссе машин. Я пошла медленнее, внезапно ощутив, что потеряла ориентацию. Наши фонарики как будто стали светить тусклее. Нужное место было уже близко, но почему- то я не могла его найти. Шум, исходящий от тел вокруг меня, казался необычно ясным и громким для таких старых трупов. Я хотела окликнуть брата, но не смогла.
Внезапно Толливер обеими руками очень крепко схватил меня за предплечье, мгновенно меня остановив.
Смотри под ноги, — странным голосом произнес он.
Я посветила фонариком вниз. Еще один шаг и я бы упала в открытую могилу.
О господи! Чуть не свалилась. Спасибо. Ты ничего не слышишь? — прошептала я.
Одна рука скользнула вниз по моей, сжала, потом выпустила. В этой костлявой руке было нечто странное.
А потом я поняла, что свет фонарика Толливера направлен на меня с другой стороны могилы.
Мое сердце заколотилось так сильно, что мне подумалось: его удары могут разорвать грудную клетку. Я опустилась на колени на мягкую, недавно потревоженную землю.
Видишь? — сказал чей-то голос, хотя я не могла бы определить, откуда он раздался.
С нарастающим чувством ужаса я направила фонарик вниз, в могилу.
В ней было еще одно тело.
Глава восьмая
Толливер как будто не в силах был сдвинуться с края открытой могилы, и мы оба светили фонариками на труп.
По крайней мере, я туда не упала, — ухитрилась произнести я. Мой голос прозвучал для меня самой хрипло и странно.
Он тебя остановил, — заметил Толливер.
Ты видел его? Ясно?
Только силуэт.
Даже голос брата был напряженным и задыхающимся.
Невысокий человек с бородой.
Такое с нами случалось впервые. Это было все равно что прослужить бухгалтером пять лет, а потом внезапно получить ряд незнакомых цифр, которые требуется просчитать за пять минут.
Толливер нетвердым шагом обошел вокруг могилы, чтобы опуститься на колени рядом со мной. Он обхватил меня руками, и мы неистово вцепились друг в друга. Мы дрожали, сильно дрожали — не от холода, а от близости к неведомому.
Я издала тихий звук, ужасно похожий на скулеж.
Не бойся, — успокоил меня Толливер, и я слегка повернула голову, чтобы сказать, что боюсь не больше, чем он, — значит, ужасно боюсь.
Он поцеловал меня, и меня утешило его тепло.
Это тонкое место, — сказала я.
Что-что?
Место, где иной мир очень близок к нашему, отделен от него только тонкой мембраной.
Ты снова читала Стивена Кинга.
Я чувствовала себя странно с того момента, как мы сегодня попали сюда.
Не так, как тогда, когда мы были тут в первый раз? Вчера?
Давние трупы всегда ощущаются слегка по-другому в отличие от недавних. Может, я видела смерть более ясно, более подробно.
Я крепче вцепилась в брата. Теперь, справившись с испугом после появления призрака, я боялась множества других вещей. Ну и в историю мы попали!
Что будем делать с телом, Толливер? Мы ведь не станем звонить в полицию? Мы уже под подозрением.