Венечка кивнул и отдал пустой стакан.
– Давай по порядку. Каким образом дети попадают к тебе?
– В нескольких поликлиниках работают наши врачи, к которым поступают заявки на детей, иногда они сами, по своей инициативе, предлагают детей. Когда они находят, – он стрельнул взглядом на Вику, сидящую сзади Дениса, – подходящего ребенка, то звонят сразу Ирэне, она решает, брать или не брать этого ребенка, и, если решает, что брать, звонит мне и отдает приказ.
– Что значит – подходящего?
– Это Ирэна решает.
– Как платят этим участковым?
– За каждого ребенка, по факту.
– Сколько?
– Я не знаю, – расстроился Венечка.
– Верю, – успокоил его Денис. – Дальше.
– Я приезжаю в поликлинику, забираю ребенка с матерью и везу в больницу.
– На чем приезжаешь?
– Ирэна присылает машину, иногда прямо в поликлинику, а я добираюсь своим ходом, иногда сначала заезжают за мной.
– Это всегда пятница?
– Нет, иначе были бы накладки, но чаще всего. В выходные проще вывезти ребенка из больницы. Я оформляю ребенка, пишу в истории болезни картину тяжелого заболевания, анализы для этого оформляют сами участковые, некоторые покупают бланки с печатями лаборантов и сами вписывают нужные данные, а некоторые платят лаборантам, и те пишут что надо. Можно еще воды? – заискивающе попросил он.
– Можно, дорогой, только ты не отвлекайся. – Денис налил воды и дал ему.
– Через день или два, дольше детей нельзя держать в больнице, – продолжил повествование Венечка, отпив пару глотков, – Ирэна присылает машину. Я отображаю в истории болезни резкое ухудшение, делаю ребенку укол, чтобы он спал и было похоже на то, что ему плохо, оформляю экстренную эвакуацию в реанимацию и увожу.
– Машину за вами присылают одну и ту же?
– Нет, разные и сопровождающие разные. Только те, кто приходят охранять мать и ребенка в больнице, чтобы они не убежали, одни и те же, их четверо, охраняют по двое: то одна пара, то вторая, один в машине сидит, возле входа, второй – в отделении.
– И что, никто из врачей в больницах не увидел, что дети здоровы, и не поинтересовался, куда их увезли и что с ними случилось? – спросил Егор.
– Кого это сейчас волнует! – отмахнулся пухленькой ручкой Вениамин Андреевич, немного приободрившись. – Ну, резкое ухудшение у ребенка, нужна срочная операция, увезли куда-то, и слава богу, что не в отделении умер. Лечить нечем, платят копейки, младшего медперсонала нет. Это же обычные государственные больницы, там же нищета сплошная! Есть, правда, одна врач, Клавдия Ивановна, вот она подозревает что-то, пыталась выяснять, звонила в реанимацию, но это бесполезно.
– Как тебе платят? – спросил Денис.
– За каждого ребенка.
– Сколько?
– Полторы тысячи долларов.
– Как часто проходят через тебя дети?
– Если брать во всех трех больницах, то два раза в месяц, как правило, бывает, что и больше.
– Куда отвозят детей?
– Я не знаю, честно! – сбившись с уверенного тона, занервничал Венечка. – Меня всегда высаживают возле метро и отдают деньги, а куда их везут, я не знаю.
– Где находится Ирэна?
– Не знаю, я ее никогда не видел, – струхнул Венечка. – Год назад, на конференции, ко мне подошел мужчина, мы разговорились, и он предложил мне эту работу.
– Какой мужчина, как звали?
– Он представился Александром Ивановичем Стояновым, доктором медицинских наук, но я потом узнавал, такого человека нет.
– И что, вот так сразу предложил работу?
– Мы посидели в кафе, выпили, поговорили, он предложил, сказал, что это возможность заработать малоимущим, что этим мамам будут платить деньги, а богатые смогут спасти своих детей. Я согласился.
– Зачем? – жестко спросил Денис и устрашающе перешел с Венечкой на «вы». – Вы же неплохо живете, у вас богатые родители, машина, квартира, дача?
– Зарплата врача совсем маленькая, – торопливо оправдывался доктор. – И такие деньги на дороге не валяются. Я был уверен, что помогаю людям! – пискнул он.
– Да перестаньте вы нести ерунду! – шуганул его Денис. – Вы все прекрасно с самого начала знали и понимали, у вас дядя высокий административный чин в Минздраве, он мог вас устроить куда угодно и на гораздо большую зарплату!
– Вы и про дядю знаете? – прошелестел перепуганный Венечка.
– Гораздо больше, чем вы можете себе представить! Я про вас все знаю, Вениамин Андреевич, и то, что вы врач хреновый, так, не врач, а купленный диплом, хоть и высиженный в мединституте положенные пять лет. И что вас дядя пытался не один раз пристроить, но, при всем к нему уважении, вас отовсюду выпирали, потому что работать вы не любите и не умеете. Даже бумажки перекладывать вам с трудом удается! Вот вы и зависали на полставки в бюджетной больнице, где вас врачи к детям не подпускали. А когда подвернулось такое предложение, вы уцепились за него сразу и устроились еще в две больницы, что, кстати, запрещено законом. Но выпереть вас не могут, за вами дядя маячит. – И прибавив еще грозности, Денис спросил: – Полное имя и фамилия Ирэны?
– Фа-амилию я не знаю, – опять начал заикаться Венечка, – а зовут ее Ирэна Альбертовна.
– Где ее офис?
– Я действительно не знаю! – чуть не плакал он. – Александр Иванович дал мне ее телефон и сказал, что мне все объяснят. Я позвонил, и она рассказала, что и как я буду делать.
– Верю, – подбодрил его Денис и опять перешел на «ты». – Значит, так, сокол мой ясный, сейчас тебя отвезут в более приличную комнату, и там ты подробненько изложишь все на бумаге с именами, фамилиями, номерами и марками машин, датами, вспомнишь всех детей, которых переправил, а тех, которых не вспомнишь, выпишешь потом, посетив места своей славной работы. Подпишешь свои показания и завтра спокойненько выйдешь на работу.
– Вы меня отпускаете? – не поверил Вениамин Андреевич.
– Конечно, отпускаем, мне тебя сейчас арестовывать не с руки. Ты мне нужен свободный и гордый!
– Я напишу чистосердечное признание и меня не арестуют? – уточнил Венечка.
– Ты меня лучше не зли, дорогой! – жестко сказал Денис. – А то мы сейчас выйдем вдвоем и дадим девушке возможность закончить то, что она так удачно начала! Правда, перед этим наденем на тебя наручники, чтобы ты ей не мешал излишней прытью к самосохранению!
– Я понял, я понял! – перепугался Венечка.
– Ну, мы можем идти, дальше ребята разберутся, – сказал, поднимаясь со стула, Денис.
На лице у Вениамина Андреевича отразилось облегчение, сменившееся работой мысли, додумать которую Денис ему не дал.
– Кстати, я забыл тебя предупредить. За тобой, естественно, будут следить, ну это ты и сам понял. Если ты попробуешь кому-нибудь намекнуть на наш сегодняшний разговор или станешь вести себя нервно и неадекватно, даже если просто пукнешь в пространство не тем запахом, я сразу арестую твоего дядюшку, о деятельности которого мне много интересного известно. А тебя, милый, с превеликим удовольствием посажу в камеру к уголовникам, они очень любят таких пухленьких мальчиков и еще большей «любовью» пылают к педофилам и убийцам детей! Ты меня понял!
– Д-а-да! – пролепетал Венечка.
– Вот и молодец! Тебе объяснят, как ты будешь действовать дальше и с кем связываться.
Когда они вышли из темного, пахнущего всеми возможными вонючими запахами брошенного человеческого жилья здания, то остановились, не сговариваясь, и закурили все втроем.
– На его месте я бы уже померла от страха, – нарушила тишину Вика.
– Не надейся! Такие мальчики очень живучи, – ответил устало Денис.
Денис уверенно и спокойно вел машину. В салоне стояла тишина, после того как они отъехали от дома, никто не проронил ни слова. Вика, сидевшая сзади, смотрела в окно, Егор, откинув голову на подголовник, дремал.
Денис все поглядывал в зеркало на молчавшую Вику и, не выдержав, спросил:
– Вик, ты что, переживаешь, что на этого козла кинулась?
Она отвернулась от темного окна, поймала его взгляд в зеркале и ответила:
– Нет. Я думаю о том ребенке, которому понадобилась пересадка почки.
Егор открыл глаза и сел ровно на сиденье, услышав ее ответ.
– Я ставлю себя на место его матери и понимаю, что сделала бы все возможное и невозможное, чтобы спасти сына. А если бы у меня были деньги, то, скорее всего, я обратилась бы и к тем ребяткам, от которых сейчас бегаю. И вряд ли я бы думала о том ребенке, у которого возьмут эту почку.
– Не грузись, Викуль, – подбодрил ее Денис, – все имеет оборотную сторону медали.
– Я сейчас поняла, что это не вопрос этики, или морали, или законности. Все гораздо проще и сложнее. Просто каждый спасает своего ребенка, как может, когда его надо спасать.
– Не совсем, – возразил Денис, – ты уверена, что если бы ты точно знала, у кого и при каких обстоятельствах возьмут орган для твоего больного ребенка, то ты бы согласилась на это? Ты уверена, что, зная, что ради спасения твоего ребенка другого, здорового, сделают инвалидом на всю жизнь и без согласия его и его родителей, обманным путем?
– Не знаю, – подумав, ответила Вика.
– А я знаю! – разозлился Денис. – Я Богу свечку поставлю и помолюсь, хоть и не умею, только чтобы мои пацаны никогда не попали ни в доноры, ни в нуждающиеся в донорстве! А еще за то, чтобы я никогда не стоял перед выбором: спасать ли своего ребенка за счет другого, потому что ответ я знаю! Когда понял, что ты права во всех своих подозрениях, я обрадовался. Честно! Я обрадовался, что это не моего мальчишку какие-то сволочи решили сделать донором! Потому что сегодня, если бы я был на твоем месте, я запросто мог пристрелить этого Венечку, и хрен бы с ним! Запросто! Не задумываясь! Я старый, битый и слишком много знающий закоренелый циник и давно не страдаю такой ерундой, как рассуждения на тему морали, нравственности и законности. Для этого я слишком хорошо знаю, какое место и качество в нашей стране имеют эти понятия. Но всегда есть некая грань, которую нельзя переступать! Потому что нельзя, и все! У нас сейчас таких выродков без тормозов перебор! Знаешь, есть такое понятие «линия денежного предела». Это когда после определенной суммы с нулями, которой владеет человек, у него в голове отключаются сдерживающие рецепторы и для него деньги любой ценой становятся единственным управляющим мотивом. Оказывается, что у разных людей этот предел разный, кто и за пару тысяч мать родную убьет. Но для ублюдков, которые ворочают действительно большими бабками, мир делится на людей, которые обладают большими деньгами и властью, и на всех остальных – «материал», как сказал Венечка. А это страшно! Потому что они всегда при власти! Всегда! И таких надо тупо уничтожать, по крайней мере изолировать от людей!