- Ничего. – Он усмехнулся, будто его застали за чем-то нехорошим, но он об этом не сожалеет. – Сколько мужчин живет в бараке?
Пожав плечами, Сэйди бросила ему сыр. Винс поймал его и пошел за ней к столу.
- Я точно не знаю. – Она поставила банки и взяла фарфоровые тарелочки своей мамы из шкафчика над головой. – Когда я была ребенком, их было около пятнадцати. Сейчас, я думаю, большинство тех, кто работает в «Джей Эйч», живет в городе. – Она добавила на сэндвичи сыр и пепперони. – Беспокоишься, что один из людей моего отца может ворваться сюда и надрать тебе задницу за то, что крутишь с дочкой босса?
Винс рассмеялся, и Сэйди посмотрела на него через плечо. На такого большого и загорелого, и плохого.
- Нет, просто задумался, насколько безопасно находиться здесь женщине совсем одной.
- Собираешься что-то сделать?
- Что-то кроме того, что я уже сделал?
Она засмеялась:
- Мне понравилось то, что ты сделал. Я должна беспокоиться, что ты сделаешь что-то, что мне не понравится?
- Есть несколько позиций, в которые я хотел бы тебя поместить, но гарантирую – они тебе понравятся.
- Мне нужно иметь под рукой мой шокер? Просто на всякий случай.
Приподняв бровь, Винс положил сыр на стол.
- Я не поверил, когда ты в прошлый раз угрожала мне своим воображаемым шокером.
Сэйди улыбнулась, но не стала ни в чем признаваться, а указала на буфет:
- Возьми чипсы, пожалуйста.
Она положила круассаны и огурчики на голубое блюдо веджвудского фарфора, а когда Винс вернулся, то выложила туда и «Лэйс».
- Воду, пиво или сладкий чай?
- Воду.
Сэйди налила стакан чая и еще один воды, а потом вместе с Винсом они перенесли тарелки и стаканы в столовую. Стол Сэйди украсила лучшими льняными салфетками своей матери.
– На самом деле мы тут никогда не едим, кроме Рождества и Дня благодарения.
- Немного вычурно.
Она посмотрела на громоздкую мебель из красного дерева и шторы из дамаста. Гости всегда ели в столовой из фарфоровой посуды. Таково было правило, которое мама заложила маленькой Сэйди в голову. Как, например, жевать с закрытым ртом и не показывать «нахмурюшки».
Винс взял с тарелки чипсы.
- А где ты ешь?
Сэйди расстелила салфетку на коленях.
- В детстве я всегда ела или в летней кухне, или в уголке на кухне. – Она откусила кусок сэндвича, прожевала и проглотила. – Я – единственный ребенок, и после смерти мамы всегда были только я и папа. – Глоток чая. – Просто было разумно кушать в летней кухне, чтобы Каролине не приходилось бегать туда-сюда.
- Сколько тебе было, когда твоя мать умерла? – Винс отхватил большой кусок круассана.
- Пять.
- М-м-м. – Он откусил еще кусок, прожевал и когда все проглотил, сказал: – Очень вкусно, Сэйди. Хотя обычно я не жалую круассаны.
- Спасибо. Приготовить сэндвичи легко. А вот ужин из семи блюд - сложно.
Винс взял стакан с водой, но замер, не донеся тот до рта.
- Ты можешь приготовить ужин из семи блюд?
- Дело давнее, но да. Вместе с манерами и шармом, и всякими другими уроками, которые я брала в своей жизни, я взяла и пару уроков по готовке. – Она откусила кусок своего легкого слоеного сэндвича. Индейка, авокадо и пепперончини – идеальное сочетание вкусов. – Моя мама потрясающе готовила и была ярой сторонницей хороших манер. Не то чтобы я в самом деле это помнила. Отец пытался воспитать меня так, как, по его мнению, хотела бы она. Пытался, но, конечно, часто об этом забывал.
Сделав глоток, Винс поставил стакан на стол.
- Ты похожа на нее?
- Она была Мисс Техас и едва не выиграла титул Мисс Америка. – Сэйди бросила соленые чипсы в рот и захрустела ими. Вот что она любила в «Лэйс»: соленый хруст. Конечно, «Читос» были самыми лучшими снэками на свете. – Мама была по-настоящему красивой и умела петь.
- А ты поешь?
- Только если хочу вывести людей из себя.
Он рассмеялся:
- Значит, ты очень похожа на нее. – И откусил еще кусок.
Это комплимент? Она что, в самом деле краснеет?
- Не знаю. Люди говорят, что да, но у меня глаза отца. – Еще кусочек сэндвича.
- Ты тоже была королевой красоты?
Покачав головой, Сэйди взяла стакан с чаем.
- Выиграла когда-то несколько лент и корон, но не титул. У меня проблемы с тем, чтобы ходить и махать рукой одновременно. – Она отпила чая. – Быть королевой – тяжкий труд. - Винс рассмеялся. - Так и есть. – Сэйди улыбнулась. – Ты пытаешься петь, танцевать, искриться и сиять. И все это одновременно. Думаешь, быть «морским котиком» трудно? Думаешь, террористы жестокие? Все это детские игрушки в сравнении с атмосферой на конкурсе. Мамочки некоторых претенденток безжалостны. – Где-то в ее книге хороших манер было правило о том, чтобы не говорить слишком много о себе. Кроме того, Сэйди хотела узнать побольше о Винсе. – Почему ты присоединился к «морским котикам»?
- Взрывать и стрелять в честь дяди Сэма казалось интересным.
- Так и было?
- Ага.
Он сунул в рот чипсы и взял стакан с водой. Определенно, Винс был не из болтливых. По крайней мере, когда говорить нужно о себе. Но тут сложностей не возникало. Одной из причин, по которой Сэйди стала таким успешным агентом, было то, что она заставляла людей доверять себе настолько, что они могли говорить обо всем. Иногда о том, что ее совсем не интересовало. Как, например, физиологические проблемы или странное поведение.
- Разве «котикам» не приходится много плавать?
- Ага. – Он отпил глоток. - Мы учимся серфингу, но в нынешних вооруженных конфликтах отряды проводят большую часть времени на суше.
- Я не очень хорошо плаваю. Предпочитаю наблюдать за приливом с пляжа.
- А я люблю воду. Когда был ребенком, проводил большую часть лета в каком-нибудь озере. – Винс откусил кусок круассана. – Хотя я ненавижу песок.
- Рядом с океанами и озерами много песка, Винс.
Он улыбнулся уголком рта.
- На Среднем Востоке тоже. Песок и песчаные бури. – И отправил в рот остатки сэндвича.
- Тебе приходилось учить арабский?
Покачав головой, Винс проглотил:
- Да запомнил пару слов по ходу.
- Разве не трудно было общаться?
- Я был там не для разговоров.
Здесь он тоже был не для разговоров и совсем не много рассказал о себе. Но и с этим у Сэйди сложностей не возникало. На Винса с его большими мышцами и яркими зелеными глазами на красивом лице, было приятно поглядеть. Сэйди встречалась с симпатичными мужчинами. Не с такими симпатичными, как Винс. Но в комплекте со всей этой его красотой шла настоящая скрытность. Нежелание дать женщине что-то кроме своего тела. И это было нормально для Сэйди, потому что именно на это она и согласилась. И именно это она и хотела.
- Почему ты живешь в Фениксе, когда могла бы жить здесь? – спросил Винс.
Очевидно, разговоры о нем закончились.
- Я знаю, что скотоводство кажется романтичным, вроде как освоение Дикого Запада, но здесь очень много тяжелой работы и уединенный образ жизни. Я не боюсь тяжелой работы, но расти, когда твой ближайший сосед в двадцати милях от тебя, одиноко. Особенно если ты – единственный ребенок. Я не могла сесть на велосипед и отправиться к подружке домой. – Сэйди откусила сэндвич и прожевала. У нее никогда не было лучшей подружки. Она никогда не бегала играть с соседскими детьми. Ей приходилось общаться со взрослыми или телятами, или овцами, которых она выращивала. – Если тебе нравится перегонять скот или ходить по коровьим лепешкам, тогда, я полагаю, одиночество того стоит.
Она сказала одиночество? Сэйди не считала себя одинокой, но помнила, что ребенком была совсем одна.
Винс положил салфетку на пустую тарелку:
- Разве однажды все это не станет твоим?
Когда давно знакомое чувство ужаса шевельнулось в желудке у Сэйди, ей внезапно расхотелось есть.
- Почему ты так думаешь?
- Люди говорят, а работа в магазине похожа на работу бармена. – Он пожал плечом. – Только не так много пьяниц и без чаевых.
Люди любят поговорить, особенно в Ловетте.
- Да, но я девушка.
Откинувшись на спинку стула, Винс скрестил мощные руки на обнаженной груди. Его взгляд оторвался от глаз Сэйди, скользнул вниз по ее подбородку и шее к футболке. Он улыбнулся и снова посмотрел ей в глаза.
- Это очевидно.
- Отец хотел мальчика. – Она сделала глоток чая. – Он хочет оставить «Джей Эйч» мне не больше, чем я хочу получить ранчо площадью в десять тысяч акров. Но я единственный ребенок единственного ребенка. Больше никого нет.
- Так что ты унаследуешь ранчо, которое не хочешь.
Сэйди пожала плечами. Ее чувства к «Джей Эйч» были запутанными. Она одновременно любила и ненавидела ранчо. Оно было такой же ее частью, как голубые глаза.
- Не знаю, что на уме у отца. Он не говорил мне, а я не спрашивала.
- Тебе это не кажется странным?
- Ты не знаешь моего отца, - прошептала она.
Винс чуть повернул голову влево. Сэйди заметила, что он иногда так делает и следит за ее губами.
- Сколько твоему отцу?
- Семьдесят восемь.
К чему все эти вопросы? Не может же Винса так интересовать ее жизнь. Это лишь секс на одну ночь. Ничего больше. Сэйди отодвинула тарелку.
- Закончила есть?
- Да.
Винс улыбнулся:
- Готова продолжить?