Зимой не бывает грозы. Если и бывает, то очень редко. Но чтобы гроза среди зимы да в ясный день, когда солнце слепит глаза и под лапами снег… Не бывало такого раньше, не бывало. И гроза какая-то странная: грохот такой над лесом, будто небо на землю валится. От этого грохота и ощетиниться хочется, и хвост поджать, и бежать чем дальше, тем лучше. А ещё лучше спрятаться. Спрятаться в логове и переждать…
Волк прилег к земле и стал медленно отползать. В небе появилось чудовище. Оно было похоже на гигантскую стрекозу. Оказывается, совсем не гроза это была, а чудовище грохотало. Волк замер, пытаясь понять, что же это такое. Чудовище остановилось в небе, и опустилось на поляну рядом с жильем, в котором иногда бывали люди. Оно поднимало такой ветер, что с деревьев и кустов полетела снежная пыль. Из раскрывшейся в брюхе чудовища дыры стали выпрыгивать люди и что-то выбрасывать. Если бы волк умел считать, то сосчитал бы, что людей четверо. Волк считать не умел, но знал, что люди это хуже чем самая страшная гроза. Люди отбежали немного в сторону от чудовища, и оно с грохотом поднялось в ослепительно-синее небо. Люди, переговариваясь и издавая какие-то странные звуки, подобрали то, что выбросили из брюха чудовища, и пошли к жилью. Чудовище оставило после себя странный запах, от людей пахло ещё более странно, но не так резко. Грохот становился всё тише и тише. Чудовище улетело. Люди скрылись в жилище. Снова над лесом повисла тишина, и с неба лился только слепящий солнечный свет. Волк заспешил к своему логову…
Человек.
Уютно потрескивали дрова. В домике было тепло, пахло натопленной печью, «плакали» оттаявшие окна. К ночи поднялся ветер, и теперь было слышно, как поскрипывает стоящая в двух шагах от домика сосна.
– Олег, как думаешь, метели завтра не будет? – спросил Костя.
– Может и будет, но не завтра. Только ветер, – Олег отпил из кружки, взял сигарету и попросил. – Костик, брось зажигалку.
– Держи! – Костя бросил зажигалку, которую Олег очень ловко поймал. – Почему ты уверен, что метели не будет?
– Спина, – коротко ответил Олег.
– Твоя спина лучше любого бюро прогнозов, – констатировал Гена.
– Я предпочел бы лучше бюро, чем свою спину, – Олег снова отпил из кружки.
– Разданов, ты случайно не воду пьешь? – подозрительно спросил Костя.
– Огненную, – невозмутимо ответил Олег.
– Сколько раз видел, никак не привыкну, что ты растягиваешь. Нормальные люди залпом пьют, а ты – непонятно как.
– То нормальные люди. Я – ненормальный. Я – Разданов. Даже кузен мой, мир его праху, не уставал повторять, что я чокнутый. Вообще, все Раздановы чокнутые. Макс, ты не находишь?
– Как тебе сказать? – Максим, который, казалось, дремал, приоткрыл глаза и улыбнулся. – Я на Раздановой женат. Да и кузен ваш, мир его праху, меня тоже чокнутым считал. Чокнутому о чокнутом судить тяжело.
– Мужики, давайте ещё по единой, чтобы завтра масть пошла, – Костя налил в кружки водки. – Олег, подставляй!
– Больше четверти не лей, – предупредил Олег. – И вообще, давайте заканчивать. Перегрузитесь – тогда уже не охота, а так…
– Слышь, Разданов, как тебя только в партиях терпели? – Костя рассмеялся. – С таким начальником свихнуться можно было!
– Никто не свихнулся. Меня мои подчиненные любили. Не веришь, у Генчика спроси. Вот охотиться научили, как следует.
– Ну, за завтрашний день! – Костя поднял кружку.
– Всё-таки стоило собак взять, – заметил Гена, выпив и поставив кружку.
– Генчик, – Олег продолжал, не торопясь, время от времени делать по глотку из кружки, – если пойдет масть, то пойдет и без собак. Сейчас следы видно отлично.
– Кстати, ты не смотрел?
– Смотрел. Если до завтра зверье не разбежится, есть шанс неплохо поохотиться. Одно мне не понравилось: кажется, здесь появились волки.
– Волки? – Костя рассмеялся. – Да здесь последнего волка двадцать лет назад грохнули!
– Костик, ты пользуешься тем, что я тебя люблю и не хочу опускать при мужиках, – холодно заметил Олег. – Я в лесу ориентируюсь несколько лучше, чем ты. Дай Бог, чтобы мы завтра с этими волками не столкнулись.
– И много волков?
– Два. Логово по идее, не особенно далеко. Может и ещё есть, но следы два оставили.
– Почему ты решил, что логово близко?
– Следы возле самой избушки видел.
– Так нормально! – обрадовался Костя. – В жизни на волка не охотился!
– Я твоей эйфории не разделяю.
– Говорят же, что волки на людей первыми не нападают.
– Не нападают. Если пара, если в логово не полезешь и волчат не заберешь, если сытые, если не будешь им мешать, и ещё десяток «если».
– Ой, Разданов, какой ты нудный! – Костя рассмеялся и закрутил головой. – Тебе к зеленым пора примкнуть.
– Как вернемся, так и примкну. Будешь умничать, больше на охоту не возьму, – Олег допил содержимое кружки. – Ладно, мужики, давайте теперь по чайку и спать. Завтра встаем рано…
Волк.
Волк лежал в уютном логове, прижимаясь к самке. Всего год спокойно прожили они в этом лесу. Всего год не трогали их люди. В последний раз они чудом спаслись. Детеныши остались в логове. Волк видел, как человек вытаскивал их оттуда и бросал в мешок. Волк тяжело вздохнул. Люди появились снова. Они вылезли из брюха чудовища. Хорошо, хоть без собак. Но волк под вечер ещё раз подобрался к жилью и видел, как один из людей рассматривал следы. Этот человек был опаснее собаки. Теперь люди заперлись в жилище. Волк чувствовал, что завтра снова придется спасаться, искать убежища…
ОЛЕГ. ПАМЯТЬ.
Ночь была бесконечно длинной. Все спали и только Олег не мог уснуть. Бесцельно смотреть в темноту ему уже надоело. Он прикрыл глаза и начал копаться в своей памяти, ничего другого не оставалось. Не особенно он любил это делать. Имелось в виду, не то, что нужно вспомнить по работе. Иногда наступает момент, когда понимаешь, что просто необходимо вспомнить всё – и хорошее, и плохое. Почему-то такой момент наступил именно сейчас. Только вот осталось определиться с чего начать. Времени было более чем достаточно, а склерозом Олег не страдал. Никто до сих пор не знает, что лучше: помнить или не помнить? Наверное, лучше не помнить. Олег помнил всё. Мысли были медленными и неторопливыми, как лесной ручей… «Как это в «Алисе в стране чудес»: «начни от самого начала и дойди до самого конца»? Что ж, – подумал он, – с самого начала, пожалуй, всё и стоит вспомнить. Господи, как же давно я живу!».
Глава 1
Как пишут в очень правильных и очень официальных автобиографических сочинениях «я, такой-то, родился…». Так вот, Разданов Олег Леонидович родился, подумать страшно, уже тридцать с хорошим лишком, а точнее чуть-чуть не сорок лет назад. Его отец – Леонид Владимирович Разданов был на восемнадцать лет старше его матери – Марины Сергеевны. Как поведала некогда ему и его сестрице Оксане бабушка, мать влюбилась в профессора, а профессор в неё, как мальчишка. Очень романтическая история. Особенно если учесть то, что профессор, не взирая на свой ученый титул, был ещё совсем не стар – ему было тридцать восемь, холост и не плох собой, а студентка красива и далеко не глупа. В итоге, не смотря на протесты дедушки и бабушки, из студентки и профессора получилась идеальная пара.
Момента своего появления на свет Олег как-то не запомнил, не до того было – новыми впечатлениями завалили: то соски, то погремушки, то бабушки-дедушки, то кошечки-собачки, то пеленки перепачкались, то зубы полезли. Короче, за всякими мелочами главное и забылось. Мелочи тоже забылись. Помнить себя он начал, кажется, лет с трех. Хотя дом, в котором жил, ему казалось, он помнил раньше. Уютный такой дом, большой. Поначалу Олегу казались потолки в нем ужасно высокими, мебель тоже огромной. С годами взгляды изменились. Мебель пришла к нормальным размерам, под стол уже пешком заходить не приходилось. Потолки тоже опустились, хотя были совсем не низкими. Со второго этажа спускаться по лестнице стало удобнее ногами, а не на пятой точке. Вокруг дома был чудесный сад. Во дворе жила большая лохматая собака со смешной кличкой Тяпа. Тяпа всегда радовалась, когда видела Олега, высовывала большой розовый язык и махала своим шикарным хвостом. Ещё Тяпа лаяла на чужих и на кошек.
Когда перестал появляться дедушка, он не запомнил. Только все взрослые ходили очень грустные довольно долго, а бабушка носила черный платок и часто плакала. Тогда Олег ещё не понимал, что всё это значит. Ему сказали, что дедушка уехал очень далеко и вернется не скоро. Он немного посожалел, но кругом было столько интересного, что для сожалений вскоре места уже не осталось. Вообще, в детстве слезы просыхали быстро, и горе не было беспредельным. И взрослые понемногу перестали грустить.