– Даже не верится, что это ты, – пробормотала она, вспоминая Гейба мальчиком.
Брат слегка отстранился и заглянул в ее лицо, словно никак не мог наглядеться.
– Я приехал бы раньше, но… Коул улетел на нашем самолете в Марсель, и мне пришлось добираться обычным рейсом. А его задержали из-за технических неполадок и… – Гейб с трудом перевел дух. – Ты не представляешь себе, как я рад тебя видеть, Реми. Никогда больше не исчезай, слышишь? Где мы только тебя не искали.
– Мне и самой не хотелось бы повторять этот опыт.
– Когда я увидел фотографию, я тебя сразу узнал, – продолжал Гейб. – Господи, какой у тебя был жуткий вид: бинты, кровоподтеки… Что стряслось?
– Не знаю… вернее, не помню.
– Так это правда? У тебя действительно амнезия? – Брат вдруг посерьезнел, даже помрачнел и стал совсем не похож на юного улыбчивого Гейба, товарища ее детских игр. – И что, ты совсем ничего не помнишь?
– Ничего и никого, кроме тебя. Между прочим, ты первый, кого мне удалось вспомнить.
Реми взяла брата за руки, думая о том, как они были дружны в детстве, и мысленно сравнивая его тогдашний облик с нынешним.
– А ты здорово изменился, братец. Раньше ты все время смеялся, шутил, проказничал, а теперь повзрослел, стал серьезным и ответственным. – Она иронически улыбнулась и щелкнула пальцами по лацкану синего пиджака. – По-моему, ты даже грешишь консерватизмом.
– Но что поделать, если так сейчас одеваются все уважающие себя адвокаты, – с полуулыбкой принялся оправдываться Гейб.
– А ты адвокат?
– Да. Раз уж мне не суждено было стать актером, я решил податься в адвокаты.
Реми весело рассмеялась.
– Да-да, ты обожал паясничать. – Она припомнила еще одну деталь. – Если я не ошибаюсь, ты специалист по морскому праву…
– Да. И это вполне естественно, раз уж все наше семейство занимается судовым бизнесом. – Гейб помолчал и прочувствованно добавил: – Мы так волновались за тебя, Реми. Папа, тот даже вбил себе в голову, что тебя украли или убили… Короче, ему мерещились всякие ужасы.
– Жаль, но я не могу его вспомнить. – Реми нахмурилась, досадуя на то, что упоминание об отце не вызывает у нее никаких эмоций и образов. – Может, когда мы увидимся, что-нибудь всплывет?.. А почему отец не приехал вместе с тобой?
– Он хотел, но не смог.
– Почему? – снова заволновалась Реми. – Что с ним? Он заболел?
– Нет… просто сейчас неподходящий момент, вот и все. Да и потом, – Гейб улыбнулся, спеша перевести разговор, и обнял Реми за плечи, – к тебе же приехал твой брат-юрист, от которого будет гораздо больше проку, если возникнут какие-нибудь осложнения на таможне или на паспортном контроле. Послушай, а где Коул?
– Спит…
– Я здесь. – Коул показался в дверях спальни и, невозмутимо заправляя новую рубашку в брюки, поинтересовался: – Ну как, Гейб? Все нормально?
– Теперь, слава Богу, да.
Гейб непринужденно улыбнулся, однако Реми почувствовала в его поведении еле уловимую перемену: он разговаривал с Коулом отстраненно, словно с чужим. В чем дело? Гейб недолюбливает Коула или просто недоволен, обнаружив Коула в ее номере?
– Спасибо, что ты забрал Реми из клиники, – добавил Гейб, но и это прозвучало натянуто, формально.
Да, Гейб явно был невысокого мнения о Коуле. Однако проявлять откровенную враждебность остерегался.
Коул бросил на Гейба саркастический взгляд и застегнул манжеты.
– Не стоит благодарности, Гейб. Надеюсь, вы не против, – добавил он, обращаясь к ним обоим, – если я вас ненадолго покину. Надо выяснить, готов ли наш экипаж к отлету.
Едва Коул вышел за порог, Реми с любопытством посмотрела на Гейба.
– Ты его не любишь?
Брат с трудом выдержал ее взгляд и неопределенно махнул рукой.
– Ты даже не представляешь себе, в какое неловкое положение поставила меня твоя болезнь. Я ведь не знаю, помнишь ли ты хоть что-нибудь про Бьюкенена. Ведь… дело в том, что вы с ним… были какое-то время очень близки.
– О, это мне уже известно. – Реми было приятно вспомнить минуты, проведенные с Коулом.
– Боже, как я обрадовался, когда вы наконец расстались!
– А разве мы расстались?
У нее, по вполне естественным причинам, не сложилось такого впечатления.
– Так он тебе не сказал? – прокурорским тоном спросил Гейб.
– Ну… я знаю, что мы поссорились, – осторожно ответила Реми.
Гейб недовольно покачал головой.
– Я всегда говорил – у Бьюкенена просто нет совести! Неудивительно, что он сумел воспользоваться твоей болезнью.
Реми отвела глаза. Всего двадцать минут назад она была уверена, что влюблена в Коула. Влюблена серьезно, по-настоящему. Но может, она испытывала эти чувства когда-то давно, а потом охладела к нему? Гейб же намекает на это! Почему Коул ей солгал?
– Из-за чего мы расстались?
– Ты не объяснила. По крайней мере мне. А я не настаивал. Мне казалось, ты сама все расскажешь, если захочешь. Но я твердо знаю: вы расстались навсегда. Окончательно и бесповоротно.
– А Коул с этим согласился?
– Нет.
Ответ Гейба подтвердил предположения Реми: Коул хотел ее вернуть. Потому-то и поторопился уложить в постель, как только она дала ему понять, что не против. Наверное, счел это лучшим способом помириться… Да, но она-то желает примирения или нет?.. Ах, Господи, откуда ей знать? Она ведь даже не помнит, почему они расстались! Вероятно, он чем-то ее обидел, и она не смогла его простить. Но что он такого сделал? И почему ей по-прежнему кажется необходимым как можно скорее вернуться в Новый Орлеан? Неужели от ее возвращения и вправду зависит нечто очень важное?
– По правде сказать, Реми, – нарушил молчание Гейб, – я с самого начала не одобрял ваш роман. И оказался прав. Родственный инстинкт, он, знаешь ли, не подводит. Я желаю тебе добра, а с Коулом Бьюкененом ты не могла быть счастлива. Я не сомневался, что в конце концов ты в нем разочаруешься. Хотя поверь, не испытал никакого удовольствия, когда мои догадки подтвердились…
– Что ты имеешь в виду? Какие догадки? – резко перебила брата Реми.
Гейб был явно смущен. Повернувшись к сестре спиной, он подошел к окну, расстегнул пиджак и засунул большие пальцы рук под брючный ремень.
– Жаль, что ты не помнишь. Но, с другой стороны… кто-нибудь тебе все равно расскажет… так лучше уж это сделать мне. – Он помолчал и, не отрывая взгляда от окна, продолжил: – У Коула другая система ценностей, иные принципы, отличные от твоих. Это человек не нашего круга, Реми. Конечно, он, как и мы, родился в Новом Орлеане, но на другом берегу реки, в так называемом «Алжире». Трудно себе представить что-то более далекое от фешенебельного Гардена, где росли мы с тобой.
Реми рассеянно кивнула, вспоминая трущобы, заслужившие печальную славу рассадника преступности. «Алжир» располагался прямо напротив Французского квартала, их разделяла Миссисипи. Вид убогих лачуг и грязных крохотных двориков «Алжира» резко контрастировал с улицами Гардена, где старинные особняки с колоннами утопали в зелени роскошных садов.
– Человек, родившийся в трущобах, – продолжал Гейб, – вырастает ожесточенным, безжалостным.
Реми нахмурилась… Коула действительно нельзя было назвать добряком, но она бы не отважилась вменить ему это в вину. Да и вопрос о ценностях решался не столь однозначно.
– Ты ему не доверяешь?
Гейб замялся, но все же ответил:
– Не доверяю.
– Но ведь он президент нашей компании. Если ты о нем такого мнения, то зачем тогда…
– Видишь ли, – Гейб отвернулся от окна и посмотрел на сестру в упор, – мы рассчитывали, что он нам подойдет. Коул – опытный, квалифицированный специалист, у него репутация человека, который способен спасти идущую ко дну судовладельческую компанию. Мы, правда, слышали, что у него нетрадиционный подход к делу, но, насколько нам известно, ни в каких противозаконных действиях он уличен не был. Все эксперты давали ему очень высокую оценку, а ты же понимаешь, как это важно. Вот мы его и наняли.
– И теперь ты подозреваешь Коула в махинациях, – с полувопросительной интонацией сказала Реми.
Брат вздрогнул, явно испугавшись, не сболтнул ли лишнего.
– Мы с тобой уклонились от темы, – поспешно произнес Гейб. – Речь сейчас не о Коуле, а о тебе. Мне не хочется, чтобы твое имя упоминалось рядом с именем человека, на которого падает подозрение. Пусть даже необоснованное. Что же касается нашей компании, то скажу одно: я недоволен контрактом, который мы заключили с Коулом. Может быть, во мне говорит профессиональный юрист, но тем не менее… Этот контракт связывает совет директоров по рукам и ногам, а Коулу, наоборот, дает слишком большую власть. По-моему, Бьюкенен жаждет завладеть компанией и рассчитывает, что роман с тобой поможет ему в осуществлении его замыслов.
Неужели это возможно?.. В принципе, если рассуждать логически, подобный вариант не исключен. Человек, выросший в трущобах и нищете, а затем возвысившийся настолько, что ему удалось занять пост президента крупнейшей судовой компании, по определению должен быть агрессивным и честолюбивым. Войдя во вкус, он, естественно, будет жаждать все большей и большей власти.