– Что вы имеете в виду? – нахмурилась судья, пожилая седовласая женщина в большущих очках. Она чем-то напоминала нашу учительницу по макроэкономике, ужасную педантку, которую я страшно боялась. Примерно те же чувства я испытывала и сейчас.
– Просто… он не верит, что наша дочь – это его дочь.
– А это его дочь? – уточнила она строго.
– Теперь это моя дочь. Только моя, – ушла от ответа я. Судья вздохнула и оттолкнула от себя листок.
– Напишите, что не сошлись характерами. Или вам это принципиально?
– Нет, не принципиально. Мне принципиально с ним развестись, – помотала головой я.
– Тогда пишите про характеры, – посоветовала еще раз она. Я переписала заявление, попутно подумав, как много разных историй, возможно, слез, истерик, объяснений, выпитого валидола и прочих микстур – и все в одной фразе. Не сошлись характерами. Чтоб ему пусто было, Денису, вместе с его характером. Уж лучше жить одной, чем так, как с ним.
На весь развод ушло три месяца. И ни разу за это время Денис не попробовал со мной связаться, поговорить. Иногда я задумывалась, удивлялась, что могло сделать мужчину таким бездушным, таким спокойным и жестоким. Ведь он, в конце концов, бросил свою единственную дочь. Разве это событие может быть рядовым? Или в его мире это все тоже настолько малозначительное, что можно просто не думать, забыть? Отбросить, как сущую ерунду?
Так или иначе, а через три месяца, прожив весь этот положенный судьей странный срок на примирение и, уж конечно, не примирившись и даже не перебросившись и парой слов, мы развелись. Самое интересное заключалось в том, как этот человек, мой бывший муж Денис, вел себя в суде. О, он был очень пристоен, крайне приличен и даже помог мне снять пальто. А когда я попыталась положить себе пальто на коленки, он ласково улыбнулся и пожурил меня:
– Ну что ты как-то по-деревенски? Вот же вешалка. Давай повешу.
– Какой ты милый, – фыркнула я и назло ему оставила пальто на коленях. Денис поднял глаза к потолку, всем своим видом говоря, мол, ну что я могу еще сделать. Она такая, какая есть. Что уж тут?
– Так, имущественных претензий у вас друг к другу нет? – спросила судья, посмотрев на нас обоих с чисто профессиональным безразличием.
– Нет, – ответила я.
– Ну что вы, какие претензии, – ответил Денис, душевно улыбнувшись. Меня передернуло.
– А что, у тебя могут быть ко мне какие-то претензии? – скривилась я.
– Маша, только не начинай. Мы же в учреждении, здесь нельзя устраивать сцен.
– Я не собиралась. Но ты… это у меня к тебе могут быть претензии, а не у тебя! – высказалась я. Довольно громко высказалась. Так, что судья недовольно посмотрела прямо на меня. И хотя у меня было еще что сказать, от ее взгляда я моментально заткнулась.
– Можем продолжать? – выразительно спросила она.
– Да, – кивнула я, смутившись.
– Прекрасно. Вы будете заявлять свое право на алименты?
– На алименты? – растерялась я.
– Да, на алименты. Вы имеете право потребовать алименты на содержание ребенка. Будете требовать?
– Нет, – после долгой паузы ответила я.
– Уверены? – недовольно переспросила судья. Она явно считала, что потребовать алименты – это не только право мое, но чуть ли не долг.
– Да, уверена. Он не считает мою дочь своей, так что я не хочу от него ни копейки.
– Но вы должны понимать, что он от этого не перестает быть официальным отцом.
– Я понимаю, – тихо кивнула я.
– Ну что ж, в таком случае суд постановил считать брак расторгнутым. Решение суда получите в канцелярии через две недели. Дело закрыто!
Глава 6
Кому-то слишком
хорошо живется?
Тогда мы летим к вам!
Есть ли жизнь на Марсе? Хороший вопрос, а для меня он был как нельзя более актуален, ибо жизнь после развода для меня оказалась чем-то сродни переезду на Марс. Все вокруг незнакомое, даже воздух какой-то другой – разреженный, сколько ни вдыхай, никакого толку. Что ни говори, а во время суда я потеряла все мои жизненные ориентиры, и вопрос «Куда плыть дальше?», на который я, по сути, еще ни разу в жизни не искала ответа, встал передо мной во всей красе. А поставила его передо мной, естественно, моя дорогая Нинэль.
– И что теперь? – спросила она как-то, дня через три после развода, когда я на кухне кормила Софию кашкой.
– В каком смысле? – уточнила я, продолжая впихивать ненавистную массу в ротик дочери. Кашу она не любила, но противиться маминому напору не могла. Правда, иногда плевалась, тут главное было вовремя увернуться.
– Как жить дальше теперь собираешься? Так и будешь на папиной шее сидеть? Я слышала, что ты благородно от алиментов отказалась?
– И что? – нахмурилась я.
– А то, что папа-то почему должен тебя с Сонькой тянуть? Ты вроде взрослый человек, в разводе уже.
– И что, ты считаешь, что папа должен по большому счету тянуть только тебя с твоим супругом и котами? – парировала я.
– Юра зарабатывает! Мы тоже отдаем свою долю на хозяйство. Но я не понимаю, почему мы втроем должны ютиться в маленькой комнатке, если уж на то пошло, пусть Венька спит с вами, – выпалила сестрица, от злости сгибая чайную ложку.
– Как это? – опешила я. – В каком смысле? Не понимаю, что ты имеешь в виду. Венька с нами? С кем с нами?
– С тобой и Соней. А что, у вас вполне большая комната, там встанет еще одна маленькая детская кровать, – как ни в чем не бывало заявила она.
Я вылупилась на сестру, пытаясь подобрать слова. Но слов не было. Она давила авторитетом, и я не очень понимала, что мне с этим делать. Я родилась, когда Нине уже исполнилось восемь лет, она всегда была намного старше и сильнее меня, она всегда им давила, этим самым авторитетом. Что могла ответить, к примеру, пятнадцатилетней девахе семилетняя кроха? Примерно так я чувствовала себя и сейчас.
– Но… но это же твой сын! – робко чирикнула я. – Почему я должна жить с твоим сыном в комнате?
– А потому что, – решительно вопила Нина, – что мне тоже нужна какая-то личная жизнь. Ты сама-то все равно теперь одинокая. А я, между прочим, замужняя женщина, хочу иметь хоть какие-то возможности!
– Ты хочешь сказать, что я должна… как это сказать-то? – растерялась и покраснела я. – Я что, мешаю тебе спать с мужем?
– Именно! Я считаю, что какая тебе разница – с одним ребенком ночевать или с двумя?
– Ты так думаешь? – потрясенно прошептала я.
– Я уверена, что ты просто не можешь мне в этом отказать. Ты и так тут сидишь на шее, – заявила она, враждебно глядя на меня.
– Но у нас не большая комната, – в последний раз попыталась упереться я. – У нас девять метров всего!
– Я все уже придумала. Если ты передвинешь Сонину кроватку к своему изголовью, то в ногах вполне встанет Венькина. Так что… давай-ка попробуем, – засуетилась она, и раньше, чем я смогла даже дернуться, развила бешеную активность. Был позван Юрик, была позвана мама, которая смотрела, как и я, на все происходящее растерянным взглядом. Началась бурная деятельность, мы носили по квартире какие-то Нинкины подушки, стопки Венькиных вещей, Юрик, с Нинкиной помощью и подгоняемый ее воплями, тащил Венькину кровать, которая действительно, хоть и «на бровях», но влезла в мою комнату.
– Вот ведь! – развела руками мама, когда черное дело совершилось. – Что за великое переселение?
– Мам, я на самом деле не очень-то уверена, что это хорошая идея, – чуть не плача, пожаловалась я, но Нинка уже демонстративно застилала Венькину кровать и раскладывала его вещи на одной из полок в шкафу.
– Теперь хоть как-то можно жить, – безапелляционно заявила она, покидая мою обитель. Венька находился в это время в садике и не участвовал в таком кардинальном решении своей судьбы. Конечно, он был этим очень удивлен. И папа тоже, если быть честной, не понял юмора.
– Нина, что ты творишь? Почему это Маруся должна с Веней спать? – нахмурился он, но тут Нина устроила одну из своих невыносимых образцово-показательных истерик, в которых, если кто не спрятался, она не виновата. Она кричала о своей поруганной судьбе, она била Юрика полотенцем по спине и требовала, чтобы он немедленно увел ее из этого дома, в котором ею совсем не дорожат. Она рыдала в прихожей и обещала, что никогда и никому не даст видеться с Веником. В результате, как и бывало всегда в детстве, мы же все сидели и ее утешали. Конечно же, ею все тут очень дорожат. Естественно, она в свои тридцать три имеет право на личную жизнь, хоть ей и не повезло с мужем.
– Пусть Венька поспит у нее. Что ей, жалко? Это же только ночью, а так он в садике или у нас! – сквозь слезы требовала Нина, и в конечном итоге ее ультиматум был принят. Она победила по всем статьям, и Веник восселился у нас. Не могу сказать, что он оказался этому рад. Кажется, его отношение к этому было весьма похожим на мое. Мы с ним смотрели друг на друга и вздыхали, мы были обломками кораблекрушения, выброшенными на один и тот же берег. И только Соня ничуть не напрягалась из-за происходящего, что и понятно – для полуторагодовалого ребенка лишь бы было весело и здорово. А с Венькой могло быть и то, и другое.