Едва я подъехала к школе и припарковалась, как увидела, что мне с порога школы машет Дашкин учитель физкультуры Степан Борисович. При виде меня он весь как-то подобрался и расплылся в радостной, открытой и радушной улыбке. А любому в нашей школе известно, что физрук так улыбается только красивым женщинам. Всем остальным он только бросает короткое «добрый день, мамочки-папочки» и проходит мимо. Значит, я действительно неплохо выгляжу.
– Ну, мать, ты даешь, – присвистнула Любка, оценивая мой макияж и прическу.
Я чувствовала себя неуверенно и немного смущалась, поэтому топталась на месте, не решаясь двинуться дальше. Поэтому Любка была для меня как глоток свежего воздуха.
– И как оно? – волнуясь, спросила я.
Любкин сынок тоже ходит в нашу школу, так что мы много лет вместе стояли на этом нудном и бессмысленном празднике, единственной целью которого было дать выступить с микрофоном нашим местным деятелям из муниципалитета. В обычное время их избиратели (ну то есть мы) не стремились ни видеть их честных чиновничьих лиц, ни слышать их пламенных речей о развитии района и тех невероятных усилиях, которые они и только они лично приложили для всеобщего процветания микрорайонов. А тут такая красота: куча детей с измученными лицами стоят буквой П по периметру и ждут, когда уже их, наконец, отпустят в родные классы, где они смогут обменяться впечатлениями на тему «Как я провел лето». И большинство из этих впечатлений никак нельзя включать в сочинение на аналогичную тему. Как ты включишь впечатление «я впервые попробовал курить» или «я теперь умею целоваться взасос»? Или «у меня теперь есть настоящий парень, так что я теперь совсем взрослая, а вы, девчонки, все малявки, и мне с вами даже не о чем говорить». Надеюсь только, что это не те впечатления, которые получили именно мои дочери. Так вот, чиновники стоят около микрофона и по полчаса, сменяясь, несут ересь о средствах, выделенных на озеленение придомовых клумб, и о проекте «Молодежь в самоуправлении округа», а ученики и их родители терпеливо ждут, зная – это такая повинность. Карма. Надо просто пережить. А насчет громко объявляемых фамилий всех этих муниципальных деятелей – мы их не запоминаем и даже не слушаем. Оно нам надо? Мы с Любкой вообще всегда встаем позади наших классов и просто болтаем на какие-то текущие темы. Сегодняшняя тема была «Алексей». Линейка еще даже не началась, и мы стояли около машины, улыбались знакомым родителям и учителям, а Любка проводила мне экстренный сеанс психотерапии.
– Ты только не вздумай сейчас краснеть и трястись тут, – строго сказала подруга. – Подумаешь, делов – улыбнуться пару раз бывшему.
– А вдруг я выгляжу слишком ярко для такого утра?
– Ты выглядишь шикарно, и это хорошо.
– Может, надо отойти от машины? Все-таки это нескромно, вот так демонстрировать достаток.
– С твоей скромностью далеко все равно не уедешь! – заметила Любка.
Я была плохим пациентом и совершенно не хотела успокаиваться, но все это тоже было даже к лучшему, потому что когда мой дорогой супруг подъехал, то я этого даже не заметила, потому что препиралась с подругой. Алексей припарковал свой «Мицубиси» через пару машин от моей «Хонды» и пошел к толпе родителей.
– Юлька, это ты? – изумленно остановился он, увидев меня.
Я встрепенулась и плавно (отрепетировала заранее) повернулась к нему.
– Здравствуй, Леш.
– Мама, привет! – подскочили ко мне Дашка и Лилька.
Мои вы хорошие, как же мне на самом деле-то вас не хватает! Просто ужас, до чего доводит эта мужская неверность. Теперь даже белый бантик мне пришлось повязывать на головки моим любимым принцессам прямо тут, у школы. Хорошо, что я все нужное взяла с собой.
– Как же ты все это красиво делаешь! – не сдержался, глядя на мои усилия, Алексей. Но скорее так он как бы выкидывал белый флаг, объявляя перемирие.
Я посмотрела на него и легонько кивнула:
– Ты тоже молодец. Хоть форму правильно им надел. – Это означало, что перемирие я приняла. По крайней мере, на День знаний.
– Мы, между прочим, одевались сами, – возмущенно заявила Лилька, но Дашка так строго на нее посмотрела, что та моментально заткнулась.
Девочки подобрали рюкзачки и поскакали в сторону спортивной площадки перед школой. Там вовсю гремело: «Учат в школе, учат в школе, учат в школе».
– Прекрасно выглядишь, – тихо сказал мой муж, с опаской поглядывая на меня, словно я была миной, которая непонятно отчего может в любую секунду взорваться.
Я усмехнулась и переглянулась с Любкой. Та моментально все поняла.
– Так, пойду я, пожалуй, проверю своих, – пробормотала она себе под нос и отчалила, оставив нас с Алексеем вдвоем, растерянных, смущенных и немного нахохлившихся. Он же, как я могла заметить краем глаза, бросал быстрые цепкие взгляды в сторону моей машины. Значит, сработало. Зацепило.
– Давно мы не виделись, – бросила я в разделяющую нас тягостную тишину. Каждое сказанное нами слово было как маленькая сухая веточка, которую мы подкладывали в маленький, еле заметный и совсем не разгоравшийся костер.
– Я рад, что у тебя все хорошо, – ответил Алексей. – Отличное платье. И, кстати, машина тоже.
– Спасибо. Мне тоже нравится, – согласилась я.
– Получается, что у тебя хорошая работа? – как бы немного удивленно уточнил он.
– Работа у меня та же самая, а вот доход хороший, – пояснила я. Пусть почувствует, что он недооценивал мой труд, когда имел счастье пользоваться им. Пусть знает, что есть другие, готовые платить за это деньги.
– Ну, понятно. Рад за тебя. Кстати, как у «Хонды» маневренность? Хорошая? Это вообще-то очень быстрая машина, ты нормально справляешься?
– Знаешь, после «восьмерки» просто прекрасно, – фыркнула я.
Алексей, моментально почувствовав в моих словах зачатки раздражения, свернул тему и (как это забавно!) начал говорить о погоде, рассматривая украдкой и меня, и мое платье, и мои глаза.
– Хороший в этом году обещается быть сентябрь, – говорил он, украдкой оценивающим взглядом рассматривая мои ноги.
– Да и август был солнечным, – отвечала я дрожащим голосом, а сама смотрела на его сильные руки, по которым так тосковала.
– Наверное, нам пора идти, там уже какой-то деятель вещает. – Алексей кивнул в сторону площадки и подал мне руку.
Я на секунду застыла, испытывая необъяснимый страх перед этим простым, в общем-то, жестом, но потом взяла его под руку и молча пошла рядом, перебирая лихорадочные мысли о том, что же делать дальше, что же говорить и как себя вести.
А на площадке тем временем происходило ежегодное знакомство с очередным главой управы. Представительный чиновник с округлым животиком и бегающими глазками строил из себя Деда Мороза, а мы, как зайчики, стояли и не жужжали. Пусть себе болтает. Все равно после него придет следующий, и все будет по-старому. Никто не будет ничего делать. Что в этом удивительного?
– Знаешь, ты удивительно похорошела. Чем ты там занимаешься, на этой своей работе? – игриво спросил Алексей, наклонившись ко мне, чтобы было слышно за всем этим грохотом.
– В основном мою полы и готовлю, – ответила я, пожимая плечами. При этом вырез моего чудо-платья открылся чуть больше, оголив мое круглое загорелое (я загорала у Николая на открытом балконе) плечо.
– Ты что, без белья? – интимно уточнил Алексей.
Я понимала, что он пытается со мной заигрывать. Эти полунамеки, этот голодный взгляд… Все это мне было знакомо.
– Ты о каком белье? – ухмыльнулась я и гордо поправила вырез, закрывая оголившееся плечо.
Алексей выдохнул и на секунду зажмурился.
– Красивое платье. Это шелк? Можно потрогать? Похоже, отличное качество. – Он провел ладонью по моему бедру и, раньше, чем я успела возмутиться, повторил, словно оправдывался: – Отличный шелк. Прекрасный выбор, ты всегда была гением стиля.
– Так ты просто проверял ткань? – покачала головой я. – Мог бы не утруждаться. Платье почти за тысячу долларов не может быть плохим.
– За сколько? – на полном серьезе ахнул Алексей и замолчал.
По лицу его пробежала заметная тень. Новость повергла его в шок. Еще бы, ведь, когда он финансировал мое существование, любое платье покупалось мной только на распродажах. Тысяча долларов (ладно, восемьсот, но будем считать, что я просто округлила) – это недопустимая сумма для какой-то там тряпки. «Ты же все равно сидишь дома, куда тебе все это носить? У тебя же и так шкафы ломятся». Как странно, что мой муж изменил мне, а я обижаюсь больше всего не на это, а на то, что ему ни разу не пришло в голову за всю нашу совместную жизнь купить мне платье за тысячу долларов. И вот мне удалось ранить его в самое сердце. И кто бы сомневался, что моим самым сильным оружием станут не моя красота или его любовь, а, как всегда, только деньги. Всегда только деньги. И почему все мужчины так странно устроены?
– Почти тысячу, – еще раз щелкнула я его по носу. – Но при моей зарплате я вполне могу себе это позволить.