– Ты видела, видела, что наша Лидка творит? Совсем уже крышак сорвало на старости лет, с дуба рухнула… Вся изошла в судорогах помирающего климакса! Орет и орет на меня весь день!
– А ты?
– А что – я? Я, как ты, слезами умываться не буду – еще чего! Не дождется она от меня этого! Пусть орет. Мне, знаешь, смешно даже…
– Тебе смешно, а мне не смешно! – рассердилась вдруг на нее Соня. – Знаешь, как мне надо было эту отпускную неделю заполучить? А если б она заартачилась? Что бы я тогда?
– Ну, не знаю… – пожала плечами Света. Потом, по-свойски толкнув ее в плечо, глянула в глаза хитровато: – Слушай, подруга… А чего это ты с Бобом тогда накосячила? Я его видела вчера, и он просил тебе передать…
– Не надо мне ничего передавать, Свет! Я не хочу на эту тему говорить даже! – испуганно замахала Соня руками у нее перед лицом.
– Да ты не поняла, Сонь… Он, наоборот, говорил…
– Не хочу! Не хочу ничего слушать! Отстань от меня со своим Бобом! Ты же вроде обедать пошла? Ну вот и иди себе…
– Ой, да больно надо… – фыркнула обиженно Света. – Подумаешь… Я вообще могу к тебе сюда не заходить! Сиди тут одна, скоро заплесневеешь вместе со своим архивом! Вместо того чтоб спасибо сказать, она… Да пошла ты, вообще, знаешь куда?
Гордо поднявшись и очень прямо держа спину, она шагнула к двери, потом хлопнула ею за собой сердито. Вздрогнув, Соня осела на стуле, поморгала, пожала ей вслед плечами. Потом вытянула медленно нижний ящик стола, достала пакет с овсяным печеньем. На обед идти не хотелось. Надо бы встать, чайник включить… Нет, что сегодня за день такой? Нервный, скандальный, голодный. И даже печенье такое… противное. Затхлое, отсыревшее, невкусное. Все, все кругом противное…
К обеду, как она и ожидала, организм удачно справился со всеми влетевшими в него утренними неприятностями, и даже настроение образовалось довольно сносное. Тем более, Лидия Петровна, вконец расщедрившись, отпустила ее пораньше, прямо с обеда. И автобус быстро пришел. И до дому доехала без пробок. И Вера Константиновна оказалась дома – сунула ей в прихожей целлофановый пакетик с лежащей в нем пачечкой тысячерублевок. Соня взяла его с опаской – сроду она таких деньжищ в руках не держала. Томочка у нее зарплату всегда всю до копеечки забирала – как она говорила, на общее хозяйство. Соня и не возражала. На дорогу, на обеды, на покупку книг выдавалась ей раз в неделю вполне достаточная сумма. И одежду покупать сестра сама выводила ее на рынок – чуть только не за руку. Впрочем, в одежде Соня была совсем неприхотлива. Джинсы да свитера – вот и вся одежда…
– Сонечка, пересчитайте, пожалуйста! Здесь ровно двадцать пять тысяч, копеечка в копеечку! – произнесла Вера Константиновна очень торжественно, будто с праздником ее поздравляла. Соня попробовала от процедуры пересчета отказаться – я, мол, целиком и полностью вам доверяю, – но Вера Константиновна все же настояла, смотрела, строго поджав губы, как Соня торопливо перебирает в руках гладкие новенькие бумажки, провожала каждую купюру быстрым кивком головы. Была она в эту минуту вся воплощение добродетели, вроде того – да не оскудевает рука дающего… Отсюда, наверное, торжественность такая и праздничность в ее лице и голосе? Наверное, творить хорошие дела и помогать другим – всегда некий праздник для человека?
– Спасибо, спасибо, Вера Константиновна! Вы даже сами не понимаете, как меня выручили! – расшаркалась в благодарностях Соня. Совершенно искренне расшаркалась. И улыбнулась при этом так же – празднично. А что? Душа берущего, наверное, тоже свой праздник должна праздновать? Пусть маленький, но праздник благодарности? Чтоб не зародилось, не дай бог, в закоулках души скороспелое недовольство собой, всего лишь берущим…
Занятых денег на покупку билетов хватило впритык. Зато по времени все хорошо совпало, как Вика и просила. Поезд в ее северный город приходит утром, а вечером – самолет. Господи, а ехать-то как долго – почти двое суток… Но хоть в том повезло, что ей плацкартное место досталось. На купейное бы уж точно денег не хватило. Так, теперь надо Вике позвонить, доложить обстановку…
– … Вера Константиновна, вот, я купила билеты! – весело предъявила она открывшей ей дверь соседке длинные голубые книжицы, – ночью уже уезжаю! Еще раз вам спасибо, Вера Константиновна! Вот что бы я без вас делала? Пока бы деньги собрала…
– Ой, да ладно… – расплылась в довольной улыбке соседка. – Заходи, у меня как раз чайник вскипел… А может, тебя ужином накормить? У те бя ж дома, наверное, в холодильнике шаром покати…
– Нет, не покати шаром, Вера Константиновна. Там есть еда. Люся вчера щи сварила, там еще много осталось. Можно я позвоню, Вера Константиновна?
– Постой… Какая еще Люся? Ты что, подружку свою пустила пожить, да?
– Нет, не подружку… Так можно мне позвонить? Вика там ждет…
– Да звони, звони, конечно…
Пожав плечами, женщина деликатно удалилась на кухню, оставив ее одну в прихожей. Вика взяла трубку сразу, еще и первый длинный гудок не успел пропеть свою длинную междугороднюю песню.
– Вика, это я, Соня! Все в порядке, Вик! Я купила билеты!
– Тихо ты. Не ори так. Мне хорошо слышно, – отрывисто проговорила в трубку Вика. – Когда ты приезжаешь?
Выслушав полный Сонин доклад, она помолчала немного, потом, отчего-то понизив голос, произнесла сухо и деловито:
– Так. Хорошо. Слушай меня внимательно, Соня. Как приедешь, возьмешь на вокзале такси. Назовешь адрес, подъедешь к моему дому. В подъезд не заходи – набери код на домофоне, три цифры – ноль двадцать три. Запомнила? Ноль двадцать три! И жди меня на улице – я выйду. Машину не отпускай!
– А… Почему мне не надо заходить, Вик? Я же с дороги буду…
– Сонь! Не задавай вопросов, ладно? Так надо. Вдруг тебя соседи увидят?
– О господи, Вик… Прямо шпионские страсти какие-то… Что у тебя там происходит вообще? Неужели все так серьезно?
– Очень серьезно, Сонь. Серьезнее некуда. Потом расскажу… Ну, ты все поняла, Сонь?
– Да-да, все поняла… Я все сделаю, Вика, как ты говоришь. Не волнуйся!
– Я не волнуюсь. Ой, вот еще что! Совсем забыла! Тебе обязательно на работе надо оформить командировочное удостоверение!
– Какое удостоверение? Зачем? Я же не в командировку еду!
– Так надо, Соня. Здесь город такой – особенный. У тебя могут на вокзале попросить командировочное удостоверение.
– Ой, а что делать? Снова на работу ехать? А вдруг я не успею?
– А ты попытайся, Сонь. Нам на пустяках прокалываться нельзя.
– Вик, а куда я должна командироваться? Хотя бы примерно?
– Ну, пусть будет департамент образования, например… Точно, департамент образования! Попроси на работе, тебе напишут! Жалко им, что ли?
– Хорошо, я попробую. Сейчас такси возьму и на работу сгоняю. Должна успеть!
– Ага. Молодец. Ну все, давай, пока. Я надеюсь на тебя, Соня. Жду…
В трубке уже долго пищали короткие гудки, оборвавшие этот странный диалог, а она все не могла разжать пальцы и опустить ее на рычаг, будто страх и тревога за сестру парализовали руку, проникали в нее через эти короткие ядовитые гудки.
– Сонь… Ты поговорила уже, да? Не уходи, зайди-ка сюда на минутку… – выглянула из кухни Вера Константиновна.
– Я тороплюсь, Вера Константиновна…
– Ничего, успеешь. Зайди!
Соня зашла, опустилась на стул, глянула на нее рассеянно.
– Сонечка, так я все-таки не поняла… Что за Люся с тобой живет? Ты бы поостереглась пока пускать к себе подружек… Пожила бы пока тихонько. Мало ли что? У нас тут народ всякий живет, а квартира ваша еще никак не оформлена…
– Это не подружка, Вера Константиновна. Это родственница Анны Илларионовны. Она в командировку приехала, на три дня всего. Завтра уже уехать должна.
– Что? Какая еще родственница? Впервые слышу, чтоб у Анны Илларионовны объявилась родственница… Я с ней бок о бок сорок лет прожила и чем угодно могу поклясться, что никаких родственников никогда в глаза не видела! Да она и сама говорила, что у нее никого из родственников не осталось, ни одной живой души… Здесь что-то не так, Сонечка!
– Ну, не знаю… Эта Люся сказала, что Анна Илларионовна с ее бабушкой якобы в ссоре была, вроде как прокляла ее за что-то… Потому и говорила всем, что у нее родственников нет…
– Что? Анна Илларионовна – и прокляла? Да ну тебя, Соня! Фу, бред какой! Нет, она очень, конечно, сложным была человеком, близко к себе никого не подпускала, но чтобы проклясть кого… Да она и мухи за всю свою долгую жизнь не обидела, и голос ни на кого ни разу не повысила! Слишком уж равнодушна и горда была старушка, до нас, грешных, не шибко снисходила. Нет, не было у нее никого. Уж я-то знаю! Сорок лет с ней бок о бок…
– Не знаю, Вера Константиновна… – виновато пожала плечами Соня. – Сама ничего не понимаю… Ну, так я пойду? Мне еще на работу успеть надо…
– Ну, иди, иди… – недовольно поджала губы Вера Константиновна. – Раз торопишься, то иди, что ж… А с женщиной этой все равно держи ухо востро! Мне кажется, она врет, что родственница…