Получается, что мешаю. Им, что ли, шампанское кислит, если нет возможности посмотреть, как мне без них плохо? Им, что ли, надо знать наверняка, что я понесла заслуженную кару за все то зло? Да какое зло, если в нашем странном браке несчастливы были мы оба. Теперь, по прошествии времени, я видела это так ясно. Анька, будь она неладна, права. Нам с Кешкой просто нельзя было жить вместе, мы приносили друг другу одни несчастья. Странная штука жизнь, и хоть Анька позвонила, чтобы посеять смуту, именно в этот момент я вдруг почувствовала, что ни за какие деньги мира не хотела бы сейчас оказаться снова на том – на бывшем моем – месте. Меня легко понять. Согласитесь ли вы, пусть даже за очень большие деньги, добровольно заточить себя в кусок льда и смотреть на жизнь пустыми замороженными глазами, сквозь толщу мутного стекла?
Что угодно, но только не это! И если у меня оставались хоть какие-то сомнения, то после этого лета на родине они у меня пропали. Никаких полумер! Либо уж любить, либо быть одной.
Я, конечно, не ребенок и вполне представляю себе женщин, сделавших любовь средством для построения личной карьеры. Нет, я не о представительницах первой древнейшей. С ними вообще вопрос особый, тут, как мне кажется, сколько ни получай, никогда не окупится. Слишком уж велик и невосполним вред, причиняемый самой себе. Но ведь есть же такие среди нас (я не видела сама, но читала и слышала, особенно в разделе светских сплетен), кто способен и в любви просчитать все ходы и поставить на самого главного жеребца, взять главный приз, а потом много лет окучивать свое поле, по мере необходимости меняя парнокопытных. Наверное, это возможно. И ротация коней у профессиональной замужницы – это тоже своеобразная карьерная лестница. И, как всякий успех, ее успех заслуживает уважения.
Да, но при чем тут я? Когда я выходила замуж за Кешку, он всяко не казался принцем на белом «Мерседесе». Чего я искала в жизни? Отчего я убегала всякий раз, оставляя его в одиночестве? К чему возвращалась, понурив голову? Удовольствий или легкой жизни? Да я все это имела и с ним. Чего я высматривала в мужчинах, рядом с которыми отогревалась после своего куска льда?
– Неужели же ты, мадам, хочешь сказать, что ты искала любви?! – спросила я себя, подмигнув отражению в зеркале. – Тогда ты сильно продвинулась в этом вопросе.
– Это точно! – усмехнулась я, оглядевшись вокруг. Старая, проржавленная ванна заставлена грязной посудой, которую я не успела вымыть. Краны текут, на холодном рыжем кафеле пятки мерзнут даже через тонкий резиновый коврик для ванн. А из зеркала на меня смотрит испуганная, растрепанная, ненакрашенная женщина тридцати четырех лет в халате. В чужом халате и с коньяком в руке. Жизнь определенно удалась. Ну что ж, главное ведь не победа, а участие. По крайней мере я не должна из года в год сжимать зубы, ложась спать с мужчиной, которого совершенно не люблю. Правда, за это мне теперь приходится гулять с ротвейлерами, которых я до сих пор не то чтобы боюсь… но как-то опасаюсь. Не доверяю. Так-то они добрые, но что я для пасти Василия Алибабаевича? Так, закусон на один зуб. Так что я стараюсь себя вести хорошо.
– Ну что, псы-рыцари, гулять пойдем? Кто первый? – спросила я, осторожно выбираясь из ванны. Количество выпитого вечером за собственное здоровье уже лишило меня твердой походки.
– Гав! – ответствовал Алибабаевич, подбежав ко мне первым, как всегда.
– Нет уж, увольте. С тобой пойдем во второй забег. А то ты меня так изъездишь, что на папу твоего сил уже не останется, – возразила я, стараясь на него не дышать. Кто его знает, вроде он только запах пива не любит. Но береженого Бог бережет.
– И чего спрашивала, – скептически фыркнул Васька, демонстративно повернувшись ко мне хвостом. Я хмыкнула и надела ошейник на Доцента. Милейший он, Доцик, все-таки зверь. Не бежит, не рвется из рук, не требует гнаться за кошкой, на гастарбайтеров не рычит. Когда же Васька завидит работяг, то он сначала останавливается и слегка оголяет зубки, а потом, когда жертва подойдет поближе, тихо подкрадется к ней (насколько поводок позволяет) и так оглушительно гавкнет, что иной гастарбайтер даже на месте подпрыгивает. А потом, соответственно, орет на меня. Нет, с Василием все было значительно сложнее, не зря заводчики Жанке его подкинули. И дело тут не в неопустившемся яйце, и даже не в игле, и не в утке. Словом, не в физиологии, а в одном сплошь характере. Поганенький характер, ворчливый и склочный. Изо всех существ на свете он уважает, кажется, только Жанну. Даже к папаше относится с легким снисхождением. Мол, чего вам, старикам, осталось. По крайней мере мне казалось, что именно так Василий смотрит на нас с Доцей, когда мы возвращаемся с прогулки. Я оставила старичка дома и поперлась во второй заход.
– Василий, Вася! Ва-а-ся! Стой, подлец! – шипела я, когда он попытался затащить меня в какие-то кусты. Я упиралась в землю ногами и радовалась, что на улице одиннадцать и уже достаточно темно, чтобы никто не видел моего позора. Пес упорно тянул меня в дремучие заросли какой-то колючей дряни, и перевес сил пока был на его стороне.
– Блин, да что ж тебе там надо-то? – пыхтела я, по миллиметру проваливаясь в кусты.
– Девушка, вам помочь? – раздался вдруг голос за моей спиной.
– А, что? – дернулась я, но моей слабостью моментально воспользовались, и я, как на коньках, въехала по грязи в самый центр шиповника. – Вот черт, Васька, я тебя убью!
– Давайте руку, – предложил голос. Времени раздумывать у меня не было, потому что во глубине куста что-то шелохнулось, а затем рвануло в сторону, а Васька зашелся истошным лаем. Все понятно, кошка. Наш Василий Алибабаевич, что Шариков, хоть и благородных кровей, котов ненавидел лютой ненавистью. И чтобы меня не протащили за кошкой по всем местным помойкам, я вцепилась в предложенную руку, и мы вдвоем вытащили оскорбленного в лучших чувствах Ваську, который посмотрел на меня так, чтобы я сразу и глубоко осознала, как сильно я его подвела и огорчила. Просто никакого от меня проку, даже кошки со мной не порвать. Зачем только небо копчу! Я проигнорировала его возмущение и повернулась к спасителю.
– Спасибо вам большое. Там кошка была, он сильный, подлец!
– Это я заметил, – усмехнулся, как оказалось, мужчина лет около сорока пяти в спортивном костюме. Подернутые сединой волосы, симпатичный. Кажется. Разве многое в темноте-то разглядишь?
– Еще раз большое спасибо, – кивнула я, просто не зная, что еще ему сказать. Он молча смотрел на меня, потом протянул руку и представился.
– Николай, – потом подумал и добавил: – Дмитриевич.
– Маргарита… Николаевна, – в тон ему ответила я.
– У вас что, этот монстр только недавно? Вы явно не умеете с ним управляться.
– О, это точно, – рассмеялась я. – Мы с ним вместе всего неделю, а он уже научился вить из меня веревки. Я его несколько побаиваюсь.
– Это напрасно. Собаки чувствуют страх.
– Я понимаю, только вот не знаю, где она, – развела руками я.
– Кто она? – опешил он.
– Кнопка, чтобы страх выключать, – пояснила я. Он рассмеялся.
– А вы где, Маргарита, м-м-м, Николаевна, живете? Вы знаете, что вас зовут как героиню у Булгакова?
– А вы сомневаетесь, что мне об этом часто говорят? Нет, вы знаете, у нас народ довольно-таки начитанный.
– Извините, – смутился он.
– О, да пустяки. Нет, правда, нормально. Я к этим вопросам давно привыкла.
– Красивое у вас имя, – перевел разговор он. Мы стояли на месте, к вящему неудовольствию Васьки, а я лихорадочно раздумывала, что мне делать и чего ему, этому Николаю, от меня надобно. Вроде бы нет таких призов и медалей за вытаскивание девушек из кустов.
– Спасибо.
– Может быть, вас проводить?
– Мы живем тут совсем рядом. В пятиэтажке вот в той, – махнула я рукой. И конечно же, к моему вящему неудовольствию, оказалось, что он живет практически в соседнем доме. В итоге, естественно, обратно мы пошли вместе. Нет, я не могу сказать, что он был мне чем-то неприятен. Просто сегодня был мой день рождения и мне хотелось просто побыть одной. А он не сильно мне понравился, тем более что всю обратную дорогу он рассказывал мне про какие-то политические проблемы между Европой и Америкой. А мне нет никакого дела до Америки и уж тем более до Европы. У нас в Гадюкино дожди.
– Ну, вот мы и пришли, – наконец заметил он, когда мы уже пять минут как торчали у моего подъезда, вызывая раздражение Василия. Что тут стоять, переминаться, когда можно еще и к мусорке сходить?
– Спасибо, что проводили.
– Не за что, – улыбнулся он. Улыбка у него была вполне приятная, широкая, зубы, опять же, белые. Приятный мужчина.
– Ну, я пойду? – вздохнула я и достала ключи.
– Послушайте, а давайте с вами иногда вместе собачку вашу выгуливать.
– Зачем? – не поняла я. Глупая я глупая, совсем разучилась знакомиться за этот год. Зачем гуляют вместе? Забыла?
– Чтобы я мог в любой момент прийти к вам на помощь и вытащить вас откуда-нибудь.
– А ваша жена не будет против? – с места в карьер спросила я.
– А у меня жены нет.
– Совсем? – лукаво прищурилась я.
– Ни капельки жены. Один как перст, – заверил меня он, после чего принудительно взял у меня номер телефона и отпустил восвояси с миром. Не успела я зайти домой, как уже поняла с досадой, что мужчина-то этот мне ни капельки не понравился. Ну мужчина, ну бегает по вечерам, бережет здоровье. Выкинуть его из головы, да и все. Надо было дать неверный номер телефона. Хотя чего это я буду в детский сад играть? Отошью его, да и дело с концом. Один как перст! В его-то возрасте хорошие мужики одинокими не остаются. А ты? Почему ты одна? Ладно, позвонит – будем разбираться. А не позвонит – плакать не буду.