Седьмая девственница - Холт Виктория 38 стр.


Дорогая Меллиора, которой я буду благодарна до конца своей жизни.

Как мне хотелось, чтобы она была так же счастлива, как я. Но даже при мысли об этом я чувствовала, как страх сжимает мне сердце. Счастье для Меллиоры означало брак с Джастином. Но как могла она выйти за него, когда у Джастина была жена? Только если Джудит умрет, Меллиора могла выйти за Джастина; а если она за него выйдет, если у них будут дети… сыновья… ее сыновья получат приоритет наследования перед моими!

Мой сын — мистер Сент-Ларнстон; сын Меллиоры — сэр Джастин.

Это немыслимо. Но для тревоги не было никаких причин. Меллиора никогда не выйдет замуж за Джастина, а какое-то подсознательное чувство подсказывало мне, что Джудит бесплодна.

Мне хотелось, чтобы время шло быстрее; я успокоюсь, только когда буду держать на руках сына. Временами меня охватывал страх, что ребенок будет девочкой. Я бы очень хотела иметь дочку, девочку, жизнью которой я смогу управлять, как бабушка управляла моей; но моя мечта не сбудется полностью, пока у меня не будет сына. Мой сын, мой собственный сын должен быть владельцем аббатства, я должна дать ему это, и во всех последующих поколениях Сент-Ларнстонов будет течь моя кровь.

Так что мне необходим сын.

Бабушка, опытная в таких вещах, верила, что так и будет; то, как я ношу ребенка, говорит, что это мальчик, сказала она мне. По мере того как проходили месяцы, она становилась все уверенней, и мое счастье все росло.

Я едва замечала, что происходит вокруг меня; мне не приходило в голову, что моя счастливая судьба может оказать воздействие на столь близкого мне человека, как Меллиора. Даже когда она сказала: «Кто бы поверил, что с тобой может такое произойти, когда ты стояла на помосте для найма в Трелинкете!» — я не поняла, что она думает: «Если такое могло произойти с тобой, почему же не может чудесным образом измениться и моя жизнь?»

Но за те месяцы, пока развивался мой ребенок, росла и любовь между Джастином и Меллиорой. Сама их чистота делала их чувство еще более явным, и никому не было известно об этом лучше, чем Джудит.

После моего замужества она не стала нанимать себе другую камеристку. Кое-какую работу для нее делала Долл, а я часто приходила причесать ей волосы в особых случаях. Однажды, когда они с Джастином должны были пойти на обед к Хэмфиллам, я, как и обещала, пришла в ее комнату уложить ей волосы.

Я тихо постучала в дверь. Но ответа не было, и я открыла дверь и позвала:

— Джудит, вы здесь?

Опять никто не ответил, и тут я ее увидела: она лежала на кровати на спине, глядя в потолок.

— Джудит, — сказала я.

Она по-прежнему не отвечала, и на секунду-другую мне показалось, что она мертва, и первой мыслью, пришедшей мне в голову, было: теперь Джастин будет свободен и женится на Меллиоре. У них будет сын, и он получит предпочтительное право наследования в ущерб моему сыну.

Теперь у меня тоже была всепоглощающая цель: моя сын!

Я подошла к кровати и услышала тяжелый вздох. Я увидела, что глаза у нее открыты.

Она что-то проворчала, и я, подойдя поближе, наклонилась над ней. Я увидела, что у нее мокрые щеки.

— Ах, Керенса, — пробормотала она.

— Что случилось?

Она покачала головой.

— Вы плачете?

— А почему бы мне не плакать?

— Что-нибудь не так?

— Что-нибудь всегда не так.

— Джудит, скажите мне, что случилось.

— Я ему безразлична, — пробормотала она чуть слышно, и я поняла, что она едва ли замечает меня; она разговаривала сама с собой. — С тех пор, как она приехала, стало хуже. Что ж он думает, я не вижу? Это же ясно, ведь правда? Они томятся друг по другу. Они бы стали любовниками… только они такие хорошие. Как мне противны хорошие! Только… если б они стали любовниками, я бы ее убила. Да, убила бы. Вот так бы взяла и… Она такая кроткая и мягкая, так ведь? Такая тихая безобидная маленькая леди. Ее так жаль. Для нее настали трудные времена. Ее отец умер, и ей, бедняжке, пришлось идти в жестокий мир и зарабатывать себе на жизнь. Бедная Меллиора! Такая тяжелая жизнь! Ей так нужна защита. Я бы ее защитила.

Я сказала:

— Тише, Джудит. Кто-нибудь услышит.

— Кто это? — спросила она.

— Это Керенса… пришла уложить вам волосы, как обещала. Вы забыли?

— Керенса, — она рассмеялась. — Камеристка, которая подарит нам наследника. Еще одно обстоятельство против меня, разве не понятно? Даже Керенса, деревенская девчонка, может подарить Сент-Ларнстону наследника, а я бесплодна. Бесплодная смоковница. Вот кто такая Джудит. А это наша дорогая Керенса. Мы должны заботиться о Керенсе. Керенса не боится сквозняка? Не забывайте, в каком она положении. Забавно, правда? Несколько месяцев назад она была Карли… была тут из милости. А теперь она святая; будущая мать святого наследника Сент-Ларнстона.

— Джудит, — настойчиво повторила я. — Что произошло? Что случилось?

А когда я наклонилась к ней, я поняла, в чем дело, потому что почувствовала запах алкоголя.

Джудит… пьяная! Она хочет утопить свое горе в бутыли с виски!

— Вы пили, Джудит, — сказала я укоризненно.

— Ну и что?

— Это глупо.

— А вы кто такая, скажите на милость?

— Ваша невестка, Керенса, ваш друг.

— Мой друг! Вы друг ей. А никто из ее друзей мне не друг. Керенса, святая мать! С тех пор, как вы с Джонни поженились, стало еще хуже.

— Вы не забыли, что вы обедаете у Хэмфиллов — вы и Джастин?

— Пусть ее берет. Он бы не прочь.

— Вы ведете себя глупо. Я сейчас прикажу подать черного кофе. Возьмите себя в руки, Джудит. Вы едете к Хэмфиллам с Джастином. Он будет через час, и если он увидит вас такой, то почувствует к вам отвращение.

— Он и так уже почувствовал.

— Так не усугубляйте это чувство.

— У него отвращение к моей любви. Он холодный, Керенса. Почему, я люблю холодного мужчину?

— Этого я вам сказать не могу, но если вы хотите, чтоб он от вас отвернулся, то сейчас вы все делаете совершенно правильно.

Она стиснула мою руку.

— Ах, Керенса, не давайте ему отвернуться… не давайте.

Она начала тихо плакать, и я сказала:

— Вам нужно помочь. Но вы должны делать, как я вам скажу. Я закажу себе кофе и принесу его вам. Нехорошо, если слуги увидят вас в таком состоянии. Они и так достаточно болтают. Я скоро вернусь; и сделаем так, чтобы вы были готовы к тому времени, как вам ехать к Хэмфиллам.

— Ненавижу Хэмфиллов… дурацкие Хэмфиллы.

— Ну, тогда притворитесь, что они вам нравятся. Чтобы угодить Джастину.

— Есть только один способ ему угодить. Если бы я могла иметь ребенка, Керенса… если бы я только могла иметь ребенка.

— Может, и сможете, — сказала я, всем своим существом надеясь, что этого никогда не произойдет.

— Он такой холодный, Керенса.

— Ну так подогрейте его. Только если вы будете напиваться, у вас ничего не получится. Уж это можно наверняка сказать. А теперь полежите здесь, пока я не вернусь.

Она кивнула.

— Вы мой друг, Керенса, — сказала она. — Вы обещали мне это.

Я прошла к себе в комнату, позвонила. Пришла Долл.

— Принеси мне, пожалуйста, кофе, Долл. Побыстрее, — велела я.

— Кофе… э-э, мэм?

— Я сказала, кофе, Долл. Мне что-то захотелось. Тут она удалилась, и я представила себе, как они обсуждают мои причуды на кухне. Что ж, беременным полагается иметь причуды.

Она вернулась с чашкой кофе и оставила его у меня в комнате. Когда она ушла, я поспешила к Джудит. К несчастью, когда я входила к ней, в коридоре вдруг показалась миссис Роулт.

Если они заподозрили, зачем мне понадобился кофе, стало быть, они уже знают, что Джудит пьет. Очень похоже, что так; ведь не мог же Хаггети не заметить, что она берет виски из запасов аббатства. Рано или поздно ему придется сказать Джастину, хотя бы для того, чтобы отвести подозрения от себя. Похоже, правда, что она начала пить не так уж давно, В таком случае ее, вероятно, еще можно остановить.

Наливая кофе и заставляя Джудит выпить его, я все спрашивала себя, как много знают слуги о нашей жизни? Разве мы можем хоть что-нибудь от них утаить?

Май в том году был теплым, ласковым, как и подобает, думала я, для вступления моего ребенка в этот мир. Живая изгородь пламенела цветами, и все кругом было в цвету.

Роды у меня были нелегкие, но я стоически приветствовала терзающую меня боль. Приветствовала, потому что она означала, что скоро родится мой ребенок.

Доктор Хилльярд и акушерка были у моей постели, а весь дом, казалось, напряженно ждал первого крика ребенка.

Я помню свои мысли о том, что вряд ли мучения замурованной в стену монашки были сильнее моих. Но в моих страданиях были радость и надежда. Как они отличались от ее мучений, которые были болью поражения, тогда как мои были муками славы и величия.

И наконец он прозвучал, долгожданный крик ребенка.

Я увидела свою свекровь с моим младенцем на руках; она плакала, эта гордая женщина. Я видела, как блестят слезы у нее на щеках, и испугалась. Вдруг мой ребенок — калека, урод или мертв.

Но это были слезы гордости и радости; она подошла к моей кровати, и я услышала ее голос, первым сообщивший мне радостную весть:

— Мальчик, Керенса, прекрасный здоровый мальчик.

Все будет как надо, думала я. Достаточно мне только задумать что-нибудь, и мои мечты становятся реальностью. Я — Керенса Сент-Ларнстон, и я родила сына. Другого ребенка мужского пола в этой семье нет. Он — наследник Сент-Ларнстона.

Назад Дальше