Сабрина слегка поморщилась. Если бы утром я не подумала об этом, он не стал бы сейчас придираться.
— Если ты хочешь сказать «быть свободной от тебя», то я не этого хочу. Я хочу быть с тобой, хочу жить с тобой, быть частью тебя, хочу тебя и твоей любви. Я соскучилась по твоим рукам, которые обнимают меня, по глазам, которые с улыбкой глядят на меня, по тому, как мы с тобой смеемся…
— Подожди минутку. — Сабрина слышала, как он положил трубку на стол, до нее донесся стук двери и он взял трубку. — Не хочу, чтобы кто-то видел, как почтенный профессор страдает от разлуки с любимой, расстроен и заливается слезами.
— Ах, любовь моя! — От щемящей нотки в его голосе у нее перехватило дыхание, и она заморгала, чтобы не дать волю слезам.
— Ладно. — Она почувствовала, как тон его голоса изменился, послышался скрип кресла — он усаживался поглубже. — Расскажи мне поподробнее о Лондоне. С кем-нибудь из знакомых удалось повидаться?
— Нет. Может, я и не буду ни с кем встречаться, хочу просто побыть в тишине и покое. Я, правда, звонила Габи, но они с Бруксом путешествуют на машине по Италии. А Пенни сдала утром свой рисунок? Ей самой он не нравился, она говорила, что задание было такое, что негде развернуться фантазии. Моя маленькая строптивая девочка… — Она запнулась.
— Она показала мне рисунок, прекрасно получилось. Не самая лучшая ее работа, но она постигает, как можно рисовать то, что заказывают, и при этом оставаться самой собой, сохранять собственный стиль, а это неплохой урок. А Клифф, которому дали задание написать рецензию на книгу, написал даже больше, чем требовалось. Он так и загорелся, когда я предложил ему провести аналогию между душевным кризисом одного из персонажей и футбольным матчем.
— Здорово, отличная мысль! Как только речь заходит о футболе, все становится важным и интересным. Ах, Гарт, как я скучаю по тебе! Как скучаю без них! Твой голос так близко, такое впечатление, что ты совсем рядом.
— Увы. — Он помолчал. — Когда ты возвращаешься домой?
Ему не хотелось задавать этот вопрос, но не было случая, чтобы он не спрашивал об этом.
— Как только смогу. — Как только поговорю с Габи. Знаю, это безумие, но я не могу уехать, не переговорив с ней. — Мне нужно еще кое-что сделать. Когда соберусь, сразу дам знать. Надеюсь, через пару дней. Гарт, а разве у тебя в это время нет занятий?
— Господи, ну и память у тебя! Да, но я могу опоздать.
— Ты же терпеть не можешь опаздывать. И всегда говорил, что долг профессоров — уделять студентам в отведенный час все внимание.
— Эта женщина ничего не забывает. Вот почему я не могу тебе лгать. Я могу забыть, в чем именно и насколько покривил душой, но ты помнишь все. До свидания, любовь моя, может, в следующий раз мне тебе позвонить?
— Я хотела бы поговорить с Пенни и Клиффом. Позвоню завтра, ближе к завтраку. Идет?
— В это время у нас все в доме стоит на ушах, но, конечно, идет! Тогда до завтра. Я люблю тебя.
— И я люблю тебя, Гарт.
Повесив трубку, она застыла, словно, сидя так, без движения, могла остановить это мгновение и продлить время их разговора: нежные нотки в голосе Гарта, его руки, которые, казалось, обнимают ее. «Может, поехать домой завтра?» — подумала она. Здесь меня ничего не держит.
Ничего, кроме Габи. Если я не поговорю с ней, то этот телефонный звонок будет изводить меня и не даст думать о более серьезных вещах. Как и сейчас.
Прошли вторник и среда, а Габи так и не позвонила.
— У меня нет от них никаких известий, миссис Андерсен, — ответила секретарша, когда Сабрина позвонила ей в четверг утром. — Миссис Уэстермарк наверняка перезвонит вам, как только узнает, что вы ждете ее звонка.
В четверг к полудню ее охватило такое нетерпение, что она сидела в кабинете магазина как на иголках. Она думала о Гарте, о детях, о разговоре с ними во время их завтрака. Я хочу домой. К своей семье.
Ну что ж, тогда забудь, сказала она себе. Ведь так я сама и сказала Гарту: Габи видела какую-то женщину, похожую на меня. Только и всего. Какое безумие — приехать в Лондон, чтобы попытаться поговорить с ней… Ей же больше нечего мне рассказать!
Она задумчивым взглядом провожала падающие на мостовую перед входом в «Амбассадорз» желтые листья. Чуть подальше, на противоположной стороне улицы, был виден парк, а в нем — красновато-коричневые и золотистые хризантемы. В прошлом году, в Эванстоне, она вот так же смотрела на желтеющие листья. Целая неделя холодных осенних дней тогда промелькнула для нее, как одно мгновение. Это было перед намеченным уже возвращением в Лондон. Тогда она думала, что никогда уже не вернется в Эванстон. Это было до того, как она сломала кисть, до того, как узнала, что у Стефани роман с Максом, до того, как Стефани захотела перед возвращением напоследок пофлиртовать с ним на яхте. До того, как Стефани не стало.
до Авиньона. Удобно расположившись в уютном кресле купе, Сабрина едва обращала внимание на пейзаж за окном и без конца повторяла себе, какую глупость она делает. Впрочем, твердя себе это, она хорошо понимала, что поступить иначе все равно не могла бы. А уж когда она стояла перед небольшим кирпичным зданием вокзала на подъездной кольцевой аллее, заполненной автомобилями и такси, она точно знала, что собирается делать. Сначала гостиница, подумала она, потом — прогулка по городу.
Авиньон окружен древней городской стеной. Эти огромные каменные глыбы под многовековым воздействием дождя и ветра приобрели неопределенно-коричневатый оттенок. Широкие ворота, казалось, видели все: полки римских легионеров, римских пап со свитами, искателей счастья, бандитов, мародеров, фермеров, торговцев, беженцев, переселенцев… Теперь они взирают на автомобильные пробки и праздношатающихся туристов. А те, остановившись и запрокинув головы, смотрят на сторожевые башни вдоль стены да на виднеющиеся поодаль башни папского дворца. Узенькие, извилистые улочки выводят то на крошечные, тихие и уединенные площади, то на большие площади с толпами людей. Старинные каменные дома хранят свои тайны за ставнями кованого железа или деревянными, с облупившейся краской.
Сабрина оставила небольшой саквояж в номере отеля «Европа», едва удостоив взглядом его убранство и расставленные везде старинные предметы. Ее не задержал и вид, который открывался из окна на площадь, виднеющуюся сквозь листву исполинских деревьев, что росли перед гостиницей. Выйдя на площадь Крийон, она остановилась, чтобы сориентироваться. Раньше ей никогда не приходилось бывать в Авиньоне, но в самолете она изучила карты и книги. Теперь она решила для начала найти себе шляпу и пошла по направлению к площади Орлож.
превратили Авиньон во второй Рим, построив гигантский дворец с куполами, башнями с высокими шпилями и громадными окнами, выходящими на площадь таких исполинских размеров, что все казались на ней просто карликами. Как много тут народу, думала Сабрина, проходя через площадь. Как много семей, как много людей самых разных возрастов на этих гранитных плитах. И у каждого своя жизнь, свои проблемы, и каждый ищет на них ответ. Я тоже ищу.