— С каких это пор в тебе взыграли благородные чувства? — с яростной издевкой спросил Вазген.
— С тех пор, как я поговорил с твоей женой. Я преклоняюсь перед ней, но домогаться ее не собираюсь. Ты слышишь меня или слушаешь только голос своей глупой ревности?
— А что ты говорил мне на катере? Забыл?!
— Так надо было, — буркнул Смуров и отвернулся.
Трудно было внушить что-либо человеку, который находился в состоянии близком к исступлению, плохо себя контролировал, кем двигало лишь безрассудное желание немедленно излить свой гнев. И все же внезапное озарение постигло Вазгена; возможно, сказалось всесильное обострение всех его чувств; он застыл, отказываясь принимать правду, но недавние события теперь четко выстраивались в одну логическую цепь. Он вспомнил, как Смуров не выстрелил в него на острове, хотя ничто не мешало ему это сделать, как вывел его своей угрозой из смертной отрешенности, как Алеша сказал, что Вазген обязан своим спасением Насте.
— Постой… Это что же получается? — пробормотал он. — Да нет, не может быть. Ерунда какая-то… Выходит, ты… ты меня вытянул?
— Иди ты к черту, Ароян! Глаза бы мои тебя не видели, — сказал Смуров.
Вазген вглядывался в него и видел своего недруга в новом свете, как будто смотрел на него под другим углом. Все было совсем не просто, совсем не так, как он представлял, а ведь он считал, что разбирается в людях, он — командир, человек с солидным опытом общения с людьми. То, что казалось еще сегодня неопровержимым и бесспорным, разбилось с легкостью обо что-то очень глубокое и прочное, по сравнению с чем его поведение выглядело как запальчивое мальчишество. Вспыльчивость, неподобающая взрослому человеку задиристость сослужили ему плохую службу. Алеша, несомненно, оказался мудрее и терпимее.
— Послушай… — он отошел, потоптался в стороне и снова вернулся, — а зачем нам, собственно, враждовать? Ну не любишь ты меня, и бог с тобой. Будем хотя бы союзниками. Как тебе мое предложение? А? Давай соглашайся. — Он протянул Смурову руку.
Тот медлил, видимо испытывая некоторые сомнения, но все же протянул в ответ свою.
— Ну, вот и отлично! — улыбнулся Вазген.
— Это мне подходит, — сказал Смуров, избегая, однако, смотреть ему в глаза, — мне как раз нужна твоя помощь. У меня созрел план относительно Алеши. Настя рассказала мне о его неприятностях. Придется снова прибегнуть к шоковой терапии. Боюсь только, что он меня убьет.
— Хочешь и его заставить ревновать?
— Нет, в данном случае это не поможет. Вот что я задумал…
Вазген, выслушав его, покачал головой:
— Опасное предприятие, я бы на такое не решился, но ты прав — это, пожалуй, сработает. Можешь на меня положиться, сделаю все в лучшем виде.
Заговорщики снова пожали друг другу руки и расстались.
* * *
Алексей сошел на берег только через три дня. Обстоятельства складывались для Вазгена удачно: ему удалось перехватить Вересова на пирсе в Новой Ладоге, прежде чем самому уйти в плавание.
Алексей, приволакивая ногу, спускался по трапу в сопровождении Воробьева. Выглядел он плохо: щеки запали, в глазах — лихорадочный блеск.
— Вазген Николаевич, — пожаловался Воробьев, — повлияйте хоть вы на командира. На море качка, на здоровых-то ногах не всегда устоишь. По всему видно, что Алексей Иванович не долечился, терпит, зубами скрипит, не нравится мне его состояние. Надо бы его к врачу.
— Поедем, я отвезу тебя в госпиталь. Надо показаться врачам, — настойчиво взялся за друга Вазген.
— Не поеду, и ты знаешь почему, — угрюмо отозвался упрямец.
— Хорошо, едем в Ириновку, ты болен, старик. Возможно, рана нагноилась. Силой тебя везти, что ли?
Алексей присел на чугунный кнехт, вытянув больную ногу.
— А впрочем, ладно, поедем в тридцать четвертый, — сказал он, — до Ириновки далеко, а нога и впрямь сильно болит. Глупо от кого-то скрываться, к тому же мне давно безразлична та история.
— Это ты о Лежнёвой? Так ее там нет, — брякнул Вазген совершенно непроизвольно, так как уже решил, что задуманный план придется отложить — нездоровый вид Алексея заставил его серьезно забеспокоиться.
— Как — нет? Где же она? — спросил тот и впился в друга настороженным взглядом.
Вазген понял, что дал маху, и попробовал исправить свою оплошность:
— Леш, сейчас это не важно. Оставим все вопросы на потом. Первым делом надо позаботиться о твоем здоровье.
— Помоги-ка мне подняться, — сказал Алексей. Вазген исполнил его просьбу. — А сейчас говори, что случилось.
Все, теперь не отвертеться! Когда он так смотрит, лучше его не раздражать. Черт дернул за язык! То, что было предусмотрено с самого начала, в данной ситуации оказалось преждевременным. Куда его вести, разбитого, измученного болью? Форменное безумие, а деваться некуда. Эх, была не была!
— Это все Смуров, — сказал Вазген. — Я предупреждал, но ты не хотел меня слушать. Носился с ним, надеялся сделать из него человека. Стоило ему вернуться, и он взялся за свои козни. Говорю тебе — он безнадежен.
— При чем здесь Смуров?
— Он посадил Лежнёву под замок. Говорит, что у него есть на нее компрометирующие документы.
Алексей отпрянул назад, словно его ударили:
— Смуров?! Не может быть! Вазген, скажи, что это неправда!
— Я бы дорого заплатил, чтобы это оказалось неправдой. Мне очень жаль, брат, я не хотел тебя огорчать.
— Он же мне обещал!.. Не могу поверить! Проклятье! Как ты узнал о Лежнёвой?
— Нянечка в госпитале сказала. Они пришли, как всегда, втроем и грубо, не церемонясь, ее увели. Она, говорят, плакала и пыталась сопротивляться.
Алексей пошатнулся и ухватился за его руку.
— Когда это случилось? — спросил он охрипшим голосом.
— Да уж три дня прошло. Девушку жалко до слез. Я у них сидел, хоть и недолго, благодаря тебе. Условия там, прямо скажем, незавидные.
— Пошли. Немедленно! Я хочу посмотреть этому подонку в глаза. Он мне за все ответит!
— Хорошо, пойдем. Только ты, главное, не волнуйся. Обопрись на меня, так тебе будет легче.
В приемной Оперотдела все повторилось, как в прошлый раз: о них доложили, отобрали оружие, но пропустили к Смурову без проволочек.
Смуров стоял у зарешеченного окна и курил, глядя на вихрящиеся за стеклом снежинки.
— Вересов? Зачем ты здесь? — с удивлением спросил он. — Да ты хромаешь! Позвал бы, я бы сам к тебе пришел. Что ты на меня так смотришь? В чем я опять провинился?
— Да так, интересно. Ты, Смуров, любопытнейший экземпляр. Хотелось бы понять, до какой степени низости может дойти человек. — Алексей говорил пугающе тихим голосом, в то время как сам полыхал жаром ярости и нездоровья.
У обвиняемого напряглось лицо. Вазген пожалел его впервые в жизни: видно, нелегко давалась Смурову его роль.
— Не догадываешься, зачем я пришел? — продолжал Алексей. — Ты верен себе, Смуров. Все не можешь обойтись без вранья. Ты отлично понимаешь, что сфабриковал очередную гнусность, неспроста заставил нас сдать оружие.
— Я не заставлял. Так положено. Да что произошло, вы скажете, наконец?
— За что ты задержал Лежнёву?
— Ах это? А что? На нее поступил сигнал, надо разобраться. Она — дочь врага народа, профессора Лежнёва, так что изложенные сведения вполне правдоподобны.
— Покажи донос, я хочу его видеть!
— Да пожалуйста, хотя я и не имею права.
К изумлению Вазгена, он вынул из папки мелко исписанный лист бумаги и протянул Алексею.
— «Применяла заведомо неправильные методы лечения…» Анонимка! — с горечью усмехнулся Вересов. — Неужели ты ничего не понял из того, что я тебе говорил? Любая сволочь может написать анонимку и свести счеты с неугодным человеком. А кто ты в данном случае? Слепое орудие мести!
— А что тебе за дело до Лежнёвой?
— Не строй невинные глаза! — потеряв самообладание, закричал Алексей. — Ты наверняка прекрасно осведомлен о моих отношениях с ней. Как же я ошибся в тебе, Смуров, и поделом мне, теперь-то я хорошо знаю, что горбатого могила исправит!
— Постой, Вересов, ты несправедлив ко мне. Я ничего об этом не знал. Я докажу, что ты напрасно меня обвиняешь. Иди и забирай ее, но только сам. Бабенка с норовом, — развязно добавил он, — чуть глаза моим людям не выцарапала. Ради тебя я ее отпущу… если она захочет уйти. Боюсь, что она слегка повредилась в уме.
Алексей сделал движение, желая на него наброситься. Вазгену пришлось приложить максимум усилий, чтобы удержать друга.
— Будь проклят тот день, когда я связался с тобой, Смуров! — с силой сказал Алексей. — Таких, как ты, надо обходить за версту. Ты смердишь и сеешь вокруг заразу и разложение. Попробуй еще раз попасться мне на глаза! А пока отведи меня к ней.
Смуров на сей оскорбительный выпад никак не среагировал, просто промолчал и пошел вперед по коридору, Алексей и Вазген — за ним. Они подошли к железной двери. Смуров сделал знак, и ее отперли. За дверью оказалась комната наподобие тюремной камеры с обшарпанными стенами и крохотным оконцем, заставленным решеткой. В сизом освещении комнаты мужчины не сразу разглядели Ариадну. Она завернулась в одеяло грязно-зеленого цвета и сидела за койкой, прямо на полу, забившись в угол, обхватив руками колени и упершись в них лбом. Ее великолепные волосы разметались в стороны и свисали до земли. Головы на скрежет замков она не подняла, лишь еще больше втянула в плечи и вся сжалась.