— Мой милый раб, беглец, бунтарь, тебя невозможно не любить. Даже если бы между нами не было нашего детства! Я тебя люблю, долговой раб, мой возлюбленный бродяга! Астарт, милый… — Ларит, заливаясь слезами, осыпала поцелуями его лицо. — Ибо крепка, как смерть, любовь… — прошептала она. Астарт вздрогнул, по его спине пробежал холодок. — Стрелы ее — стрелы огненные. Большие воды не могут потушить любовь, и реки не зальют ее…
— Откуда… откуда ты это знаешь?
— Что с тобой? Это же притча о царе Соломоне и его возлюбленной. Почему волнение на твоем лице?
— Я слышал это раньше… но совсем по-другому.
— От женщины?
— Да.
И он рассказал о своей жизни наемника штрафной сотни, полной ужаса перед завтрашним днем, о попытках развеять, утопить, растоптать всесильный, изнуряющий страх, о царском гареме, о смелых женщинах, плюющих в лицо фараону. И «Песнь песней», известная многим народам, была их молитвой…
Жрица смотрела на свои дорогие чаши, многочисленные пузырьки разной формы. Румяна, духи, кремы, хна, мирра, ладан, бальзамовые масла, порошки из кипарисовой коры, красная краска для ногтей, лазурь для век… Зачем ей это все? Богиня! Дай ей простую человеческую судьбу!..
Ее щеки почувствовали тепло его ладоней. Астарт повернул к себе лицо женщины и заглянул в глаза.
— Сегодня в храме не будет жертв.
— Что ты еще задумал? О милый, не дразни богиню, мы и так…
— Утром придешь на базарную площадь. Если ничего не болтают о моей смерти…
— Твоей смерти?! О боги!
— …значит, мы встретимся в дюнах.
От его слов повеяло другим миром, жестоким и непреклонным.
— Астарт!
Он целовал ее шепчущие губы.
— Астарт… я боюсь…
В эту ночь из храма Богини Любви исчез настоятель, известный своей деловитостью, феноменальными ушами и высоким положением в жреческой иерархии государства. Поднялась суматоха. Храм закрыли. Посетители разбежались. Жреческие сановники подняли на ноги стражников и сообщили о происшествии царю Итобаалу. Потом стало известно, что заговорщики бежали из надежнейшей государственной тюрьмы: их освободили по приказу исчезнувшего жреца, ибо власть служителя Великой Матери позволяла это сделать. «Великий жрец в руках злоумышленников!» — догадался царь, и тотчас последовал высочайший указ: виновных схватить живьем для предания мучительной казни.
Тир проснулся задолго до рассвета. Всех потрясла картина горящих хором рабби Рахмона. С быстротой молнии распространился слух о бунте рабов: около сотни невольников бежало из столицы, перебив своих хозяев, — небывалое событие в Тире!
Утром на базарной площади нашли Великого жреца, прибитого за уши к позорному столбу. К этому столбу по законам Тира выставляли воров, убийц и кровосмесителей. Несмотря на зловещий смысл новой проделки Астарта, матросы хохотали в тавернах и кабачках, и не одна амфора безвременно иссякла за упокой былого величия лопоухого жреца.
Прекрасны дюны Финикии! Красноватый песок, вечноголубое небо, сияющее море и снежные вершины близких гор. Сразу же за песками, поросшими цепким потериумом, раскинулись душистые рощи сосен и финиковых пальм. Удивительное соседство! Где еще на земле встретишь подобное?
Астарт сиял белозубой улыбкой и, зарывшись в песок, упивался свободой. А рядом море! Его грезы и путеводная звезда! Почему вид и шум волн так сильно действуют на него? Почему без моря он одинок? Почему тоска по морю — его неизменный спутник?
Море! Символ очищения! Только море способно прорвать пелену обыденности и подарить то яркое, незабываемое, которое ищет человек всю жизнь. Только море возносит человеческую душу на вершину вдохновения… Нет лжи, злобы, коварства, нет грязных устоев бытия — все позади, все — прах перед бесконечной далью, пронизанной солнцем!..
— Аста-арт! Иди-и, готово! — пронесся над барханами зычный крик.
Беглые рабы расселись вокруг зажаренного на вертеле барана. Здесь собрались те, кто возглавил бунт: друзья Эреда, сам Эред, страдающий от незаживающей раны. Хромой извлек из прохладного горного ручья, впадающего в море, большой бурдюк с вином. Запах жареного мяса смешался с ароматом хвои, вина, морской соли.
— Мы захватим островной Тир, — мечтал Хромой, обсасывая кость; деревяшка, заменявшая ему ногу, была воткнута в песок, на ней держался один конец вертела. — Там легче обороняться. Даже ассирийцам ни разу не удалось взять его.
— Потом перережем всех купцов, — добавил юркий раб по прозвищу Гвоздь, покосившись на жующего Астарта.
Эред стукнул его бараньей лопаткой по лбу.
— Тебе все бы резать.
— Потом мы обратим всех рабов в наших невольников, — продолжал Хромой. — Но простолюдины нам нужны: наши враги — это их враги. Как говорил мой друг-привратник, которого вчера убили на пожаре. «Если муравьи объединятся, они разъяренного льва вытащат из шкуры».
Рабы восторженными криками одобрили слова Хромого.
Мудрый раб задумчиво наморщил клейменый лоб:
— А что дальше? Э, Гвоздь, ты уж помолчи! Как говорил мой друг, у кинжала есть лезвие, и язык ему не нужен. Как колодец не наполнить росой, так и наши головы твоими речами. Поручи дело ребенку, а сам беги за ним, иначе не увидишь ни дела, ни ребенка. Выслушай совет Гвоздя и умойся, иначе весь будешь в крови.
— А что тут долго думать, — сказал очень рассудительный раб, которого все звали Мем-Молитва, так как он знал назубок длиннющую заупокойную молитву. — Царь Итобаал ведь не захочет оставаться с нами. Поэтому изберем нового правителя. Из рабов.
Всем понравилась мысль Мема. Но с неожиданным раздражением вступил в разговор молчавший до этого Астарт:
— А потом этот повелитель будет пьянствовать с друзьями и начнет резать всех, кто ему не по душе.
— О небо, верные слова! — вдохновенно воскликнул Хромой. Он льстил, мечтая втянуть в общее дело молодого кормчего. — Мы слушаем тебя, Астарт.
— Народом должен управлять справедливый судья.
— Как судья? — удивился Гвоздь.
— Я не слышал о странах, где вместо царей на престолах бы сидели судьи, — изрек Мем.
— Я не понимаю в таких делах, — честно признался Эред и тяжко вздохнул, — но как без царя?
— Как слеп человек! — гневно воскликнул Астарт. — Даже пытаясь смотреть вдаль, он видит что близко. Пусть правит судья, но не царь!
Астарт обвел всех грозным, почти враждебным взглядом.
— Пусть, если ты так хочешь, — еще раз вздохнул Эред.
— Но и этот твой судья, — сказал Хромой, — что его остановит, если у него будет вся власть?
Астарт на миг растерялся. Но тут же нашелся:
— Пусть будет двое судей!
— Сто ударов паяльщика не сравнится с одним ударом кузнеца! — вскричал Хромой. — Сто наших речей жалки перед одним твоим словом, наш друг и спаситель Астарт. Я за двух судей, за двух шофетов. А рабами у нас будут знатные тиряне.
— Пусть роют ямы под виноградные лозы, пусть носят тяжести и пасут скот, пусть делают самую грязную и трудную работу! — закричал Гвоздь, дрожа от восторга.
В глазах рабов клокотало пламя, и кулаки сжимались сами собой.
— Да, но как на это посмотрят боги? — произнес рассудительный Мем.
— Боги любят жертвы, — ответил Астарт, — богатой жертвой можно искупить любое безумство. Так что пусть будет шофет-судья, а не мельк-царь!