В то время, когда группа Капустина, захватив «языка», возвращалась в лагерь, Тарас, Костя и Саша подошли к хутору. Тут жили две русские девушки с Псковщины — сестры Нюра и! Клава. Девушкам удалось бежать, когда партию таких, как они, «беженцев» фашисты конвоировали в концлагерь. Сестер приютили в этом доме. Дочь хозяина хутора работала на почте, с нею Тарас давно уже завязал знакомство.
Оставив на посту Сашу Гайлиса, Тарас и Озолс зашли в дом.
Озолс начал разговор с хозяевами на родном языке. Пока они говорили, Тарас встретился с Лизой, работавшей на почте. Беседу их прервали появившиеся Нюра и Клава.
— Опять будете проситься в отряд? — посмеялся Тарас, пожимая руки девушкам.
— Опять! — усмехнулась Нюра. — А почему нам нельзя быть там?
— Потому, что Курляндия не партизанская зона, какая была у вас на Псковщине, а «котел», набитый фашистскими солдатами. Живите пока здесь. Станет тяжело — тогда что-нибудь придумаем.
— Мы все, все делать будем. Всякую тяжелую работу, — поддержала сестру Клава. — Мы тоже партизанки.
— Ладно, придется поговорить с командиром, — пообещал Тарас. После он сказал Озолсу:
— Девчата боевые, а что делать с ними? Здесь их двое да на хуторе у Сорокина три… Надо куда-нибудь определить их. Принять в отряд командир не разрешит…
— Не разрешит.
— Здесь, по хуторам, столько есть наших людей, что можно бы организовать большой отряд. Вот бы заварили кашу, не хуже, как было в Смоленской области или в Белоруссии!
— Нет, Тарас, наши задачи другие. Мы — разведывательная группа. Нас командование предупреждало еще перед вылетом, чтобы не вздумали организовать партизанский отряд.
В комнате снова появилась Лиза. В руках у нее была гитара. Она перебрала струны и запела по-русски, с небольшим акцентом выговаривая слова:
— Хорошая песня, — похвалил Тарас, — да жаль — не нам она пока адресуется. Я не хочу отдыхать, хочу действовать, бороться… Но скоро придет время, сядем вот так, как сегодня, и споем хором… Да не вполголоса, как Лиза, а во весь голос…
Вошел Саша Гайлис.
— Пора уходить, — сказал он. — На соседнем хуторе появились какие-то подозрительные люди.
Тарас и Озолс простились с девушками. Пора!
Павел Ершов, Ян Залатис и Сорокин стоят в густом лесу неподалеку от Кабиле. Они разговаривают с женой Залатиса — Анной.
Анна сообщила последние новости. В Кабиле находится воинская часть. Школа занята гитлеровцами под казарму. На недавно оборудованном аэродроме семь самолетов.
Закончив свое сообщение, Анна отошла немного в сторону и остановилась, поглядывая то на своего Яна, то на Ершова.
— Мы пойдем, Ян, — усмехнулся Ершов. — Мы тебя подождем за просекой.
Ершов и Сорокин ушли, дав возможность Яну наедине проститься с женой.
— Хорошая женщина Анна, — с грустью, негромко вымолвил Ершов. — И любят они друг друга. Не хочешь, а позавидуешь их счастью.
— Разве у тебя нет любимой девушки?
— Была. Познакомился я с нею в партизанском отряде под Себежем. Ее убили фашисты.
Сорокин посмотрел на него. Он хотел что-то сказать, выразить свое сочувствие горю товарища, но вместо этого произнес:
— Подождем здесь…
Они сели у вывороченного корневища поваленной бурей ели. Под корневищем, в образовавшейся яме, блестела вода. Ершов, нагнувшись, молча посмотрел в ее зеркало, потом достал платок и принялся смахивать с плеч прилипшие сухие иглы. Сорокин свернул папироску и закурил. Как и Порфильев, он уже не молод. Несмотря на русскую фамилию, по национальности он латыш. До войны работал на заводе в Риге. С первых же дней, как немецко-фашистские захватчики оккупировали Латвию, Сорокин ушел в лес, вступил в партизанский отряд и с тех пор с оружием в руках боролся за освобождение Латвии. В июле 1944 года произошел взрыв на Рижском вокзале. Немецкие, газеты сообщали об этом, правда, не упоминая о том, что от взрыва на вокзале пострадала находившаяся там воинская часть. Взрыв этот был делом рук Сорокина. Работая в городе, Сорокин помогал бежавшим советским военнопленным добираться к партизанам. В начале августа Сорокин по поручению подпольного комитета должен был сделать рейд из Латгалии в Курземе и возвратиться через месяц-полтора обратно. Но началось наступление советских войск. Латвия быстро освобождалась от немецких захватчиков. Вскоре советские войска замкнули кольцо окружения вокруг Курземе. Сорокину, задержавшемуся здесь, удалось установить связь с группой Капустина, и он перешел в отряд.
Подошел Ян. Он доволен сегодняшним днем, своей встречей с Анной. Увидев поджидавших его друзей, он широко улыбнулся:
— Пойдемте, товарищи!
Вот уже третий час я вырезываю шахматы. На пальцах появились волдыри. Товарищи сначала смеялись над моей затеей. Первый конь, которого я вырезал, был похож не то на собаку, не то на утку. Но постепенно я наловчился, и мои фигуры вызвали одобрение. Готовя шахматы, я мечтал сразиться «у костра» с Тарасом. Тот, как и я, в юности был чемпионом своей школы по шахматам.
Вечереет. Мелкий, словно сеяный, дождь без устали шуршит по натянутой плащ-палатке. Повар Михаил возится у костра. В лагерь возвращаются товарищи с боевых заданий. Слышен голос Капустина:
— Миша, готовь свою батарею! Обед.
ПОПОЛНЕНИЕ
Тарас, Агеев и я возвращались в лагерь. Неподалеку от хутора деда Галабки нас окликнули:
— Стойте, товарищи!
Мы остановились. К нам приближались незнакомые люди в самой разнообразной одежде. На спинах у некоторых из них было клеймо «SU», которым враги помечали советских военнопленных.
— Мы ваши соседи, — размахивая руками, оживленно, как старый знакомый, говорил совсем еще юный солдат.
— Примите нас к себе, — перебил его широкогрудый детина в морских брюках и мичманке.
— Мы готовы выполнить любое задание, — говорил третий — рыжеволосый парень с рябоватым лицом.
— А где же вы раньше были, молодцы? — спросил Тарас, строго уставившись на них взглядом.
— В плену.
Они начали рассказывать, кто из них и при каких обстоятельствах попал в плен.
Моряк Коржан был контужен при форсировании реки Наровы и схвачен немцами, Панаса Касьяненко — щуплого паренька — придавило обломками подорванного им же вражеского дзота под Старой Руссой, рябой Федор был в ночной разведке и, заплутавшись, попал во вражеский окоп.
— Мы поговорим с командиром. Но могу сказать заранее — такими, как сейчас, вас не примут в отряд, — говорит Тарас.
— Почему не примут? — удивленно поднял брови матрос.
— В отряд надо идти с оружием, а ваше где?
— Но мы же…
— Ушли из плена, — перебил Агеев. — Конечно, плен — несчастье! Но для советского воина — это позор. Как же иначе? Давала вам Родина оружие? Давала. Потеряли его? Так точно. Теперь вы сумели вырваться из-за проволоки, ну так сумейте и оружие добыть.
Парни молча виновато переглянулись.
— Показать надо сначала себя, — продолжал Дгеев. — В доверие войти, а потом будем говорить о приеме. Но, если затеете какое дело, то постарайтесь выполнить его не у нас под носом, а подальше от лагеря.
— Ясно!
Когда мы доложили в лагере о нашем знакомстве, Зубровин и Капустин, посовещавшись, решили принять новичков в отряд, если те выдержат испытание.
Дней десять новые знакомые не появлялись в нашем районе. Но вот из Талей дошли слухи, что там какие-то неизвестные напали на часового и отобрали у него оружие, а на одном из хуторов среди бела дня убит полицейский. Эти же неизвестные партизаны остановили на шоссе машину с гитлеровскими офицерами и разбили ее.
Вскоре после этих событий наши знакомцы были приняты в отряд. Теперь это были не безоружные парни, бежавшие из немецко-фашистского плена, а вооруженные винтовками и пистолетами бойцы.
Так в наш отряд прибыло пополнение. Готовя обед, повар Михаил вешал над костром третье ведро.
С каждым днем в лесу все больше и больше встречалось латышей и русских, бежавших из фашистского плена. Все они просили принять их в нашу семью.
Мы просили командование фронта включить в груз, готовящийся для нас, десяток автоматов и пулемет. Но в этом нам было отказано, — Нам напомнили, что наше дело — разведка и разведка прежде всего.
— А мы хотели гарнизон организовать в лесу, — пошутил Костя Озолс. — Наше дело — разведка. Правильно. Но если по совести сказать, товарищи, чешутся руки. Трудно сдержать себя.
В окрестностях лагеря стихийно возникали группы партизан. Мы то и дело получали сведения о боевых действиях партизан, порой в нежелательных для нас местах. Организованного странным, что и дома, на Украине, и в Ленинграде, и здесь, в Курземе, за линией фронта, было одно и то же небо, светили те же, знакомые с детства звезды.
Я любил летом спать во дворе или на сеновале, смотреть на звезды и мечтать о том, что будешь делать через пять-шесть лет.
«Кем ты будешь?» — Как-то на эту тему мы писали контрольные работы в школе.