– Скидку сделаете?
– Сделаем, – пообещала я со всей искренностью. – Малюсенькую, но сделаем. Обязательно. Можем еще подарить рамку для фотографий на новоселье.
– Да уж. Спасибо, – еще больше погрустнел он. Однако денег дал, аванс внес. Я позвонила Лене, которая в это время была в Лондоне.
– Нашли? – переспросила она после длинной паузы. – Понятно.
– Надо сбросить тысячу долларов, и все. Он наш.
– Да, вы действительно прекрасно работаете. А юридическая часть как?
– Все хорошо, – заверила ее я.
Лена долго молчала, а потом прислала нам юриста, который должен был все проверить. Вообще-то принято традиционно верить риелтору на слово, в том числе и в вопросах юридических. Потому что если нет – что же, нанимать еще и юриста? Два раза платить за одно и то же? Но Лена была девушкой просвещенной, много работала за границей. И работать с юной девицей без признаков высшего образования, даже неоконченного, ей было боязно. Могу ее понять. В общем, она прислала юриста. Сама осталась в Лондоне.
– Ну что тут, какие бумажки? – спросил юрист, шустрый худощавый парень лет тридцати, с бегающими глазками. Уж не знаю, где Лена его откопала, но юристом он был своеобразным.
– Бумажек – полно. Не хватит, можно в туалете еще набрать. Вы вообще чего хотите? – спросил Юра, крайне недовольный появлением этого сомнительного типа.
– Я пришел к вам с добром, – заверил нас он. – И уйду с ним же. Давайте будем делать юридическую экспертизу.
– Чего?
– Квартиры? – неуверенно переспросил юрист.
– Делайте, – расхохотался Юра. – Тем более что это квартира вашей клиентки. Вот будет сюрприз, если вы в ней что-то не то откопаете и развалите нам сделку.
– Н-да? – огорчился юрист. Он явно не мог придумать, что бы у нас такого проверить. Почитал договор принятого нами за квартиру аванса, покивал, подул щеки, потребовал себе зеленого чаю. Был послан подальше, после чего обиделся и сказал: – Давайте мне половину комиссии, и я скажу клиентке, что у вас все в порядке.
– Что? – ахнула я.
То, что я услышала, было выше моего понимания, так что я решила, что ослышалась. Кто он такой и что о себе возомнил? Я работала два месяца, бегала в дождь, холод и снег, показывала квартиру, висела на телефоне дома, просиживая около мусорки у лифтов часами, чтобы не мешать брату с женой жить счастливо. А половину моей комиссии – ему? За какие такие подвиги?
– Потому что я – юрист, – сказал он. – А ты – никто. И если я завтра скажу Лене, что ты темнишь и мутишь, ты просто останешься без ничего.
– Но ведь и она квартиру не продаст! – поразилась я.
– Это не моя проблема. Может, я ее потом и продам, – пожал плечами этот гад.
Как же мне хотелось его задушить. Именно тогда я поняла, что, как и Каштанка супротив человека все равно что плотник супротив столяра, риелтор супротив юриста – ничто. Одно недоумение.
– Придется с ним делиться, – вздохнул Юра.
– Ни за что! – замотала я головой, потому что всегда была упертой и несговорчивой, никогда не любила делиться кровно заработанными деньгами.
Я позвонила Лене в Лондон и принялась биться в истерике:
– Ваш юрист меня шантажирует. Пусть я лучше вообще останусь без комиссии, но я работала честно, могу все вам показать и доказать. Он пытается отобрать мои деньги, после того как работа уже выполнена. А сам ничего и не проверял, потому что проверять-то и нечего. Деньги вы в депозитарии и сами проверите. Лена, вам надо решать. Я с вашим юристом даже рядом стоять отказываюсь.
– Но… у вас нет выбора.
– Зато у вас он есть. Ваш юрист – мошенник. Я – нет.
– Я… мне надо подумать, – жестко сказала Лена. – У меня тут роуминг стоит дороже, чем авиа-билет. Странная у нас связь.
– Что такое роуминг?
– А? Ничего, Таня. Не берите в голову. Я вам перезвоню. – Она отключилась, оставив меня весь вечер нервничать. Только часам к двенадцати ночи мой домашний телефон зазвонил.
– Танька, это просто хамство! Немедленно вешай трубку! Я запрещаю! – кричал брат из-за стены, пока я сбегала с радиотелефоном к лифтам.
– Что у вас там? – удивилась Лена.
– Ничего. Все в порядке, – ответила я.
Действительно, звонить риелтору в двенадцать ночи – явление обычное и нормальное. Кажется, я об этом уже говорила. Считается, что риелтор – он никогда не спит, так же как и не ест, не проводит выходные с детьми, не имеет права на отпуск или больничный.
– Я прилетаю в понедельник. Мы можем назначить сделку на вторник? – спросила она.
Я выдохнула и улыбнулась:
– Как только вам будет удобно. Я все подготовлю.
О том, почему Лене пришлось продать квартиру, которую она просто обожала, я узнала после сделки. На встречу с покупателями Лена приехала на большом черном джипе с тонировкой, с блатными номерами. Мне она ласково улыбалась, а юриста на сделке не было. Он пропал, и больше я его не видела. Зато был Юра, который снова довольно улыбался и подсчитывал барыши.
– Вам всю мебель оставлять? – спросила Лена у покупателей.
– Нет, не надо. У нас своя, – фыркнул суровый мужчина, удивив Лену до глубины души.
Она отошла ко мне и спросила:
– То есть я все могу увезти?
– Кроме кухни, – кивнула я.
– Странно, – озадачилась Лена. – Но все стеллажи и мебель делались на заказ, специально под эти метражи. Весь проект разрушится, если заменить мебель.
– Ну… нам-то что? – пожала я плечами. – Хотите, мы поможем вам с переездом?
– Нет, ничего. У меня есть кому помочь. Просто… странно. – Она больше ничего не говорила, так как в остальном покупатели вели себя безукоризненно. То есть денег привезли достаточно и не устраивали «почемучку», самую неприятную забаву, которая может произойти на сделке. «Почемучка» – это такая форма стресса, выливающаяся в лавину неожиданных, зачастую бессмысленных вопросов, которые обрушиваются на голову риелтора в момент, когда смысла в этом уже никакого нет.
Представьте, все участники сделки, а иногда это человек до десяти, сидят в переговорной комнате депозитария, глубоко под землей, в бетонируемом склепе. Стол, стулья, проверочные и счетные машинки, ультрафиолетовая лампа. И, конечно, груда наличных денег на пустом столе. Все напряжены, лица сведены судорогой, все боятся, что что-то пойдет не так, сорвется. И тут находится один… редиска, нехороший человек, и начинает сеанс «почемучки».
– А почему деньги не опечатаны?
– А почему не все купюры по сто долларов?
– А где будет ключ от ячейки? А что, если мы его потеряем?
– А если деньги из ячейки пропадут?
– А если банк разорится?
– А если договор не зарегистрируют, что будет?
– А можно, я вот тут, в банковском договоре, фразу поменяю? Почему нет? Тогда я отказываюсь деньги сюда закладывать.
– А мне нужны расписки на расписки, что я их написал. Ну и что, что это ерунда. Я так хочу.
– А что, если вы – мошенники?
– А что будет, если завтра переворот, путч, смена власти? А если Земля сойдет с орбиты, кто мне деньги вернет?
«Почемучка» продлевает сделку на три-шесть дополнительных, никому не нужных часов, истончает нервы риелтора, доводит до белого каления нормальных участников сделки. Заткнуть «почемучку» невозможно, сократить время этой игры тоже крайне сложно, потому что ее затевают не для того, чтобы реально что-то узнать, а исключительно ради эротического удовольствия и выброса стрессовых волн. И, кстати, опыт показывает, что в любой сделке хоть один «почемучка», да найдется.
Ленина сделка шла безукоризненно. Видимо, я уже отработала свою «плохую карму», общаясь с ее юристом. Покупатели молча выкладывали на стол привезенные в полиэтиленовом пакете деньги, Лена распаковывала пачки, умело проверяла купюры под лампой, показывая высокую осведомленность в этом вопросе. Уютная тишина подземелья убаюкивала, прохлада оживляла. Красные ряды сейфовых хранилищ чем-то напоминали колумбарий, но это почему-то не пугало. Когда я шла между рядами бесконечных стенок с ящиками, я представляла, что в каждой стене, в каждом ящике хранится сокровище. Огромные кучи денег в одном и том же месте. И место это – депозитарий «Менатепа».
Кстати говоря, интересно, что в девяносто седьмом году этот депозитарий был чуть ли не единственным на весь наш активно торгующий собой город. Так что теоретически криминальному элементу было достаточно тогда засесть в правильных кустах напротив входа в депозитарий и отстреливать всех людей с черными закодированными «дипломатами», а также сумками, пакетами и авоськами. Улов мог бы оказаться огромным. Я знаю, что пару раз около депозитария действительно происходили ограбления, но в целом криминальный мир эту точку почему-то не трогал.
Последний раз я видела Лену, мою идеальную деловую женщину, при передаче ее квартиры нашему суровому, но богатому покупателю. Я подготовила акты и приехала по просьбе «сурового» 31 декабря девяносто седьмого года. Он был помешан на том, чтобы завершить дело в старом году, хотел даже поставить какую-то мебель, был напорист и настойчив, говорил руководящим тоном, так что я оставила своего ребенка у папы и поперлась через снега и сугробы выполнять риелторский долг. Лена уже сидела на квартире, «суровый» стоял у подъезда, охранял раскрытый настежь грузовик с мебелью. Я поднялась и прошла в квартиру, перешагнув через какие-то тюки. На месте стеклянного стола теперь стояла какая-то тумба, вместо стеллажей – огромные массивные темно-коричневые гробы с резными дверями и массивными зеркалами. Посреди этого громоздкого безумия сидела моя Лена и смотрела на меня потерянными глазами.