– Да, сэр.
И завтра начнется моя карьера композитора!
Небоскреб Брилл-билдинг считался святая святых музыкального бизнеса. И находился он на Бродвее, на Сорок девятой улице, в центре Тин-Пан-элли, где у каждого крупного музыкального издателя имелась своя контора.
Проходя по коридорам, я слышал звуки «Нежного романса», «Ты у меня в сердце», «Пенни с небес»…
Стоило мне прочитать несколько названий на дверных табличках, как сердце бешено заколотилось: «Джером Ремик»… «Роббинс мюзик корпорейшн»… «М. Уитмарк и сыновья»… «Шапиро Бернстайн и компания»… «Т.Б. Хармс» – все гиганты музыкальной индустрии. Настоящий Олимп музыкальных талантов. Кол Портер, Ирвинг Берлин, Ричард Роджерс, Джордж и Айра Гершвины, Джером Керн… Все они начинали здесь.
Я вошел в офис «Т.Б. Хармс» и обратился к мужчине за письменным столом:
– Доброе утро. Я Сидни Шех… Шелдон.
– Чем могу помочь?
– Я написал «Я молчу». Ваши люди хотели ее опубликовать.
– О да, теперь припоминаю. Действительно, одно время мы собирались…
Одно время?
– А сейчас?
– Видите ли, песню слишком заиграли. Хорас Хейдт чересчур часто ее транслировал. У вас есть что-то новое? – поинтересовался он.
– Да, сэр. Завтра утром я принесу несколько песен, мистер…
– Таскер.
Ровно в четыре двадцать я, уже в униформе билетера, провожал людей на места. Директор был прав – такую работу способен выполнять каждый. Единственное, что спасало меня от зеленой тоски, – фильмы, которые тут демонстрировались. Когда народу было поменьше, я садился в заднем ряду и смотрел. Первый двойной сеанс включал «День на скачках» с братьями Маркс и «Мистер Дидс едет в город». Ожидался показ «Звезда родилась» с Дженет Гейнор и Фредриком Маршем и «Додсуорт» с Уолтером Хастоном.
В полночь, когда закончилась смена, я вернулся в гостиницу. Комната больше не казалась маленькой и убогой. Я твердо знал, что когда-нибудь буду жить во дворце. Утром отнесу песни в издательство, и единственной проблемой будет, которую из них решат опубликовать первой: «Призрак моей любви»… «Я буду, если захочу»… «Пригоршня звезд»… «Когда любовь ушла»…
В восемь тридцать утра я уже стоял перед дверью «Т. Б. Хармс компани», ожидая, пока откроют. В девять появился мистер Таскер.
– Вижу, вы принесли нам песни! – воскликнул он вместо приветствия, заметив в моей руке большой конверт.
– Да, сэр, – широко улыбнулся я.
Мы вошли в офис. Я отдал ему конверт и хотел было сесть, но он остановил меня:
– Зачем вам ждать? Я посмотрю это, когда смогу. Почему бы вам не прийти завтра?
Я ответил абсолютно профессиональным кивком бывалого песенника.
Что ж, светлое будущее может подождать еще двадцать четыре часа.
Я отправился в кинотеатр и снова надел униформу. Директор оказался прав и насчет балкона. Оттуда постоянно доносились смешки и шепот. В последнем ряду сидели молодой человек и девушка. Когда я направился к ним, парень поспешно отодвинулся от девушки, а она одернула короткое платье. Я отошел и больше не поднимался наверх. Черт с ним, с директором. Пусть позабавятся вволю.
Утром я был в офисе «Хармс» в восемь, на случай если мистер Таскер придет пораньше. Но он появился ровно в девять и открыл дверь.
– Доброе утро, Шелдон.
Я попытался угадать по голосу, понравились ли ему мои песни и было приветствие обычным или я различил в нем нотки волнения?
Мы вошли в офис.
– У вас нашлось время прослушать мои песни, мистер Таскер?
– Да, – кивнул он. – Очень неплохо.
Я просиял, но не стал задавать вопросов, желая услышать, что он скажет дальше. Однако Таскер молчал.
– А какая вам понравилась больше? – не выдержал наконец я.
– К сожалению, это не то, что нам сейчас требуется.
Такого удара я не ожидал. Ничего более обескураживающего я в своей жизни не слышал.
– Но наверняка какие-то… – промямлил я.
Он порылся в столе, вынул конверт и протянул мне:
– Буду всегда рад прослушать то, что вы принесете.
На этом мы распрощались.
«Это еще не конец, – думал я. – Это только начало!»
Остаток утра и часть дня я провел, заглядывая в другие издательства. Но разговор неизменно сводился к одному:
– Ваши песни когда-нибудь публиковались?
– Нет, сэр, но я…
– Мы не берем произведений начинающих авторов. Возвращайтесь, когда что-нибудь опубликуете.
Но как я мог опубликовать что-то, если издатели не желали смотреть мои песни, раз у меня ничего не напечатано?
Отныне все свободное время я проводил дома и писал, писал…
А в кинотеатре мне посчастливилось посмотреть чудесные фильмы: «Великий Зигфелд», «Сан-Франциско», «Мой человек Годфри» и «Мы будем танцевать» с Фредом Астером и Джинджер Роджерс. Они переносили меня в другой мир, мир роскоши, элегантности и богатства.
Деньги заканчивались. Я получил от Натали чек на двадцать долларов, но отправил его обратно, понимая, что без моего заработка им приходится трудно, тем более что Отто так и не нашел места. Я все время чувствовал себя виноватым, считая, что нехорошо думать о себе, если семья нуждается в моей помощи.
Когда новая серия песен была готова, я отнес ее к издателям. Ответ был прежним и привел меня в бешенство:
Возвращайтесь, когда что-то опубликуете.
Очередная волна депрессии захлестнула меня. Все казалось абсолютно безнадежным. Я не намеревался всю жизнь быть билетером, а мои песни никого не интересовали.
Вот выдержка из моего письма родителям от 2 ноября 1936 года:
Как-то утром в вестибюле общежития я увидел молодого человека примерно моего возраста. Он сидел на диване и что-то яростно строчил на бумаге. Поскольку он при этом напевал, я предположил, что он пишет стихи, и из любопытства решил подойти.
– Вы песенник?
Он поднял глаза и молча кивнул.
– Я тоже. Сидни Шелдон.
Он протянул мне руку:
– Сидни Розенталь.
Это стало началом долгой дружбы. Мы проговорили целое утро, и я почувствовал, что обрел родственную душу.
На следующий день директор кинотеатра вызвал меня к себе.
– Наш зазывала болен, – сообщил он. – Вам придется надеть его униформу и занять его место, пока он не вернется. Будете работать днем. Обязанности несложные – расхаживать перед кинотеатром и кричать: «Рассажу немедленно! Не нужно ждать мест!» Как видите, ничего особенного. И жалованье побольше.
Я, разумеется, обрадовался. Не из-за повышения. Просто теперь я мог отсылать деньги домой.
– И сколько же?
– Пятнадцать сорок в неделю.
Ну и повышение! Всего доллар!
В новой униформе я смотрелся генералом русской армии. И хотя не имел ничего против новой должности, все же не мог вынести повторения одной и той же фразы в продолжение нескольких часов. Поэтому и решил немного расцветить свою роль.
– Потрясающий двойной сеанс! – оглушительно вопил я. – «Техасские рейнджеры» и «Человек, который жил дважды»! Интересно, как может человек жить дважды, леди и джентльмены? Заходите и увидите сами! Вы получите незабываемые впечатления! И ждать мест не придется! Поспешите, пока еще остались билеты!
Прежний зазывала так и не вернулся, и место осталось за мной. Разница с прежней работой состояла лишь в том, что теперь я работал по утрам и в первой половине дня. Но у меня оставалось время обходить издателей, которых по-прежнему не интересовали мои песни. Мы с Сидни Розенталем написали несколько песен вместе. Они заслужили множество похвал, но ни одного контракта мы не подписали.
К концу недели у меня оставалось в кармане не более десяти центов. Поскольку приходилось добираться из кинотеатра до Брилл-билдинг, надо было решать: купить хот-дог за пять центов и кока-колу еще за пять и одолеть пешком тридцать пять кварталов или съесть хот-дог без кока-колы и проехаться в подземке за никель. Обычно я чередовал варианты.
Через несколько дней моей работы зазывалой бизнес явно оживился.
Я по-прежнему расхаживал перед кинотеатром, вопя:
– Не пропустите «Завоевание» с Гретой Гарбо и Чарлзом Бойером! А вот и сюрприз для вас: «Ничего святого» с Кэрол Ломбард и Фредриком Марчем! Это величайшие в мире любовники, и они научат вас, как быть великими любовниками. Всего тридцать пять центов за билет! Два урока любви за тридцать пять центов! Сделка века! Спешите, спешите, спешите, скорее билеты купите!