За неделю до начала съемок мы с Кэри обедали в студийном кафе.
– У нас проблемы с мужской ролью второго плана, – заметил он. – Перебрали с дюжину актеров, но никто не подходит. Знаете, кто был бы идеален для этой роли?
– Кто? – с любопытством спросил я.
– Вы. Не хотите попробовать со мной?
Я изумленно уставился на него. Хочу ли я быть актером? Никогда об этом не думал. Но почему нет? Я мог бы стать не только сценаристом, но и кинозвездой! Удалось же это Ноэлю Коуарду
и кое-кому еще!
– Ну, что скажете, Шелдон?
– Согласен.
Я знал, что играть очень просто. Написав синопсис, сценарий и пробную сцену, я, естественно, знал каждое слово. Оставалось только вовремя произнести нужные реплики. На такое способен каждый.
Кэри поднялся и позвонил Шари.
После обеда мы отправились на съемочную площадку. Сцена была несложной: всего десяток реплик.
Глядя на Кэри, я гадал, что буду испытывать, став звездой. Ясно, что играть вместе с Грантом в одном фильме – большая честь и отныне моя жизнь необратимо изменится. Я буду получать предложения сыграть главную роль в десятках фильмов и вскоре обрету всемирную славу. Теперь можно забыть о личной жизни. Моя судьба будет неразрывно связана со зрителями. Но я готов принести эту жертву.
Мы встали друг против друга.
– Мотор! – крикнул Ирвин Райс. – Начали!
На площадке стало тихо. Все смотрели на нас. Кэри произнес первую реплику. Я долго-долго молча смотрел на него, прежде чем поднять глаза, обвести взглядом, как мне казалось, миллионы людей, следивших за мной с подвесных лесов. Неожиданно я будто снова оказался в школе, где ставили мою пьесу. И снова стоял за кулисами, истерически смеясь.
Все повторилось. Я вдруг запаниковал и, так и не сказав ни слова, повернулся и сбежал с площадки.
На этом моя карьера актера закончилась.
А раз бремя славы больше не отягощало меня, я мог вернуться к работе над сценарием.
Вместо меня на роль взяли Руди Волли, и съемки начались. Все вроде бы были довольны тем, как идут дела.
Однажды Селзник вызвал меня к себе:
– Сидни, я хочу, чтобы вы кое-что для меня сделали.
– Разумеется, Дэвид.
– Речь идет о Неделе национального братства. Каждый год одна из студий снимает короткометражку о примирении людей, принадлежащих к разным конфессиям.
Я об этом знал. Когда фильм заканчивался, в кинотеатрах зажигался свет, и по проходам шли капельдинеры, собирая деньги на благотворительные цели.
– В этом году наша очередь. Я хочу, чтобы вы написали сценарий.
– Без проблем.
– Заявки на участие подали десятки звезд. Вы должны написать текст не менее чем по две минуты для каждого.
– Я немедленно приступаю к работе.
Наутро я принес двухстраничный сценарий, написанный для Вэна Джонсона, которого должны были снимать первым. Селзник прочитал текст.
– Прекрасно. Отнесите это Вэну. Он сейчас в бунгало позади студии.
Я понес сценарий Вэну. Увидев меня, он открыл дверь бунгало, и я представился. В то время Вэн был одной из величайших звезд «МГМ».
– Вот ваш сценарий, – пояснил я. – Мы готовы начать съемку, как только скажете.
– Спасибо, – кивнул он. – Представляете, прошлой ночью мучился кошмарами.
– Какими именно?
– Видел во сне, что выучил роль, но мне постоянно меняли реплики, и я запаниковал. Хорошо еще, что вовремя проснулся.
– Не волнуйтесь, – засмеялся я, – никто ничего не будет менять.
Он улыбнулся и просмотрел текст.
– Буду готов через несколько минут.
Я вернулся в офис Селзника.
– Все в порядке.
– У меня идея, – вдруг заявил Селзник. – Я хочу, чтобы вы изменили текст Вэна.
– Дэвид, я только что от него. Он нервничает. Видел во сне, как его текст постоянно изменяют, и проснулся с криком.
– Черт с ним. Здесь то, что мне надо.
И он вручил мне новые указания. Я вернулся к себе, переписал текст и показал Селзнику.
– Именно то, что я хотел, – подтвердил он.
Я поспешил в бунгало. Джонсон открыл дверь.
– Я готов.
– Видите ли, кое-что пришлось изменить. Мистер Селзник считает, что так будет лучше.
Я подал Вэну новый текст. Джонсон побледнел.
– Сидни, я не шутил насчет сна. Мне действительно…
– Вэн, это только две страницы. Для вас это раз плюнуть.
– Ладно, – тяжело вздохнул он.
Я заглянул в офис Селзника.
– У меня новая идея, – «обрадовал» он меня. – Будет лучше, если Вэна мы снимем под таким углом…
Я пришел в ужас.
– Дэвид, он в панике. Нельзя же без конца изменять его текст!
– Он ведь актер, верно? Пусть и учит свою роль.
Селзник объяснил, чего хочет. Я вернулся к себе и переписал сцену.
Самым сложным было снова предстать перед Джонсоном.
Я побрел в его бунгало. Он хотел что-то сказать, но взглянул на меня и осекся.
– Не хотите же вы?..
– Вэн, какая вам разница? Подумаешь, пара страниц туда, пара страниц сюда… В последний раз.
– Черт бы все это побрал! Что вы со мной творите?!
Мне с трудом удалось его успокоить.
– Учите роль и приходите на площадку, – велел я наконец.
На этот раз я не вернулся к Селзнику. Съемки прошли безупречно.
На следующий день позвонил Ричард:
– Сидни, это ты?
До чего же здорово снова услышать его голос!
– Как дела, Ричард?
– Неплохо, но теперь придется работать за двоих. Я женюсь.
– Да ну! Вот это новость! Я ее знаю?
– Да. Джоан Стернз.
Джоан и Ричард вместе учились в школе.
– Когда свадьба?
– Через три недели.
– Черт! Мне нужно уехать из страны! Снимать короткометражку для Недели национального братства.
– Встретимся, когда ты вернешься. Мы обязательно приедем тебя повидать.
Верный слову Ричард и его прелестная жена прилетели в Лос-Анджелес через месяц. С первого взгляда было очевидно, что они влюблены друг в друга. Мы провели вместе чудесную неделю, прежде чем они вернулись в Чикаго.
На следующее утро после их отъезда моя секретарша сказала, что меня вызывает к себе Селзник.
– Сидни, – объявил он вместо приветствия, – у меня для вас новость.
– Какая именно, сэр?
– Я решил изменить название картины. Никакой весны.
– А что вместо весны?
– «Холостяк и малолетка».
Я уставился на него в полной уверенности, что он шутит. Но Селзник был совершенно серьезен.
– Дэвид, никто не будет платить деньги, чтобы увидеть картину с подобным названием, – попытался протестовать я.
К счастью, оказалось, что я ошибался.
Глава 17
«Холостяк и малолетка» впервые появился в «Рэдио-сити мюзик-холл», самом большом в мире кинотеатре на шесть тысяч мест, шел там семь недель и оказался наиболее успешным фильмом в истории этого кинотеатра. В Англии по кассовым сборам он занял второе место после «Унесенных ветром».
Рецензии тоже радовали.
«Ни в коем случае не пропустите „Холостяка и малолетку“…»
«Одна из лучших комедий года»…
«Счастливое сочетание веселья, оригинальности и душевности»…
«Первоклассная комедия. Вы будете смеяться до слез»…
«Сидни Шелдон создал изысканное киноблюдо»…
Актеров превозносили. Режиссера превозносили. Критики были единодушны. Картину наградили премией «Лучший кассовый фильм года» и номинировали на «Оскара». Я понял, что теперь меня никто не остановит. Карьеры в Голливуде были подобны лифтам, идущим вверх и вниз, и фокус заключался в том, чтобы не выпрыгнуть из лифта, когда он внизу. Но сейчас мой лифт определенно поднимался. Я был на вершине мира.
Я написал синопсис сценария о распадавшемся браке, названный «Орхидеи для Вирджинии», и Эдди Дмитрику, одному из режиссеров «РКО», он понравился.
– Я попрошу студию купить синопсис для меня и хочу, чтобы вы написали сценарий. Даю тридцать пять тысяч долларов, – пообещал он.
– Договорились, – кивнул я, весьма довольный. Деньги были очень нужны.
Через неделю Дора Шари назначили исполнительным продюсером и главой производственного отдела «РКО». Он вызвал меня к себе, и я понял, что сейчас меня поздравят с удачным синопсисом. Нужно спросить у него, когда приступать к работе над сценарием.
– Эдди Дмитрик хочет ставить ваш сценарий, – начал Дор.
– Да, – улыбнулся я. – Очень рад.
– Но я не позволю студии его купить.
Я не сразу понял, о чем идет речь.
– Как? Почему?
– Я не собираюсь ставить картину о человеке, который изменяет жене и замышляет ее убить.
– Но, Дор…
– Это все. Заберите синопсис.
Я был буквально раздавлен. Теперь придется заняться чем-то другим.
Мне в голову не приходило, что отказ Дора навсегда изменит мою жизнь.
Мне позвонил мой агент Сэмми Вайсборд: