Я с благодарностью кивнул:
– Это было бы здорово.
– Почему бы мне не сбросить пиджак?
– Хорошая мысль.
– И быть несколько напористее?
– Отличная мысль.
Мы сняли второй дубль, и на этот раз придраться было не к чему. Однако я так и остался в недоумении, кто кем руководил: я Сесилом Б. Де Миллем или Сесил Б. Де Милль – мной?
Я уже говорил, что трюки, выполненные Бастером Китоном в немых фильмах, казались совершенно поразительными, особенно один, где он, преследуемый полицией, бежал вдоль деревянного забора. Спиной к забору стояла грузная особа в очень широкой юбке. Бастер останавливался перед ней, видел мчавшихся на него полицейских и нырял к забору между ногами женщины. Та мгновенно отодвигалась. У забора никого не было.
Эффект был поистине фантастическим.
– Как, черт возьми, вам это удалось? – допрашивал я.
Бастер почти улыбнулся:
– Сейчас покажу.
Секрет был на удивление прост. Прямо за спиной женщины несколько досок держались на одном гвозде, и достаточно было отодвинуть их, чтобы оказаться за забором. Стоило Бастеру подбежать к женщине, как двое членов съемочной бригады быстро отодвигали доски, скрытые ее юбкой. Бастер просто нырял под юбку и пробирался в дырку, после чего мужчины быстро опускали доски, и женщина поспешно отходила, показывая зрителям, что забор абсолютно цел, а вот Бастер исчез. Все происходило за доли секунды, и самым главным была слаженность действий.
Доналд идеально проделал трюк.
Еще один эпизод тоже был взят из фильма Китона. Действие происходило на верфях, и нам пришлось отправиться на берег океана, чтобы снять сцену. На воду спускали корабль, и Доналд гордо стоял на носу, пока корабль скользил со стапелей.
Нос судна медленно опускался под воду, уходя все глубже, но Доналд с бесстрастным видом продолжал стоять, пока не исчез. По волнам одиноко поплыла шляпа.
Во время съемок становилось ясно, насколько Бастер застенчив. Мы пригласили его с женой Элинор на ужин. Среди гостей были глава студии, режиссеры, известные актеры и актрисы.
Я знал, что Бастер приехал, но никак не мог разыскать его. Наконец я случайно вошел в кабинет. Там и увидел читавшего газету Бастера.
– С вами все в порядке, Бастер?
Он нехотя поднял голову:
– В полном.
И продолжил читать газету.
Когда съемки закончились, Бастер сказал:
– Я хочу поблагодарить вас.
– За что?
– Я смог купить дом.
На студии царила самая радостная атмосфера. «История Бастера Китона» была последней картиной по моему контракту с «Парамаунт», но студия уже вела переговоры с моим агентом о новом контракте. Моя жизнь никогда не была столь полной.
Я обсудил с Доном Хартманом идею фильма ужасов «Зона террора», который должен был сниматься в Европе.
В апреле 1957-го в «Дейли вэрайети» появилась статья:
Но я знал, где проведу апрель. Повезу Джоджи и Мэри в Европу – отпраздновать новый контракт.
«История Бастера Китона» вышла на экраны. Критики благожелательно отзывались об игре Доналда О'Коннора, Энн Блит, Питера Лорра и остальных актеров. А вот сценарию не слишком повезло. Большинство рецензий были довольно резкими. Критики сходились в одном: в фильме следовало дать побольше трюков Бастера и поменьше вымышленных фактов.
«Сценарий напоминает перепев старых голливудских фильмов…»
Журналисты были правы. Мы писали сценарий в большой спешке. Сборы оказались немалыми, потому что публику привлекло имя Бастера Китона. Но слухи о моей неудаче быстро распространились по городу, и картину вскоре забыли.
Мне позвонил агент:
– Я только что говорил с Доном Хартманом. Студия не собирается возобновлять ваш контракт.
Теперь я знал, где репортер из «Вэрайети» сможет найти меня в апреле. В очереди безработных.
Волей-неволей я отменил заказ на билеты в Европу. Звонил агенту раз в неделю и старался изобразить жизнерадостный тон:
– Ну, что там на поле битвы?
– Не слишком много. Работы почти нет, Сидни.
Он старался смягчить очередной удар. Работа всегда была, но не для меня. Меня снова судили. Судили несправедливо. Преждевременно. И меня снова терзала мысль о том, что больше я ничего не смогу написать. Время от времени ко мне приходили друзья, и чаще всех – Граучо, у которого всегда находились для меня добродушная шутка и искреннее утешение.
Я безуспешно ждал звонка. Шли недели, месяцы… денег становилось все меньше.
Я никогда не ограничивал расходы. Деньги как таковые меня не интересовали. Моя философия трат представляла странную мешанину из мотовства Отто и бережливости Натали. Мне было жалко расходовать деньги на себя, но я охотно помогал окружающим и в результате не делал накоплений.
Я должен был выплачивать кредит за покупку дома, выдавать жалованье садовнику, парню, чистившему бассейн, и Лоре. Наше положение ухудшалось с угрожающей скоростью.
– Что нам делать? – забеспокоилась Джоджи.
– Придется начать экономить, – пробормотал я и, тяжело вздохнув, добавил: – И для начала уволить Лору. Горничная нам больше не по карману.
Для нас обоих это была ужасная минута.
– Скажи ей сам, – попросила жена. – Я не могу.
Лора была для нас членом семьи. Всегда заботливая, жизнерадостная, всегда готовая помочь… Она обожала Мэри, и дочь платила ей тем же.
– Это будет очень трудно… – признался я, но все же позвал Лору в библиотеку. – Лора, боюсь, у меня неважные новости.
– Что случилось? – встревожилась она. – Кто-то заболел?
– Дело не в этом. Просто… нам придется отпустить вас.
– То есть как?
– Мы больше не можем позволить себе иметь горничную.
– Хотите сказать, что увольняете меня? – растерялась она.
– Мне очень жаль.
Лора покачала головой:
– Вы не можете этого сделать!
– Но вы не понимаете. Я не в состоянии платить вам.
– Я остаюсь.
– Лора…
– Я остаюсь.
И она вышла из комнаты.
Теперь мы почти никуда не выходили: не было денег. Очень хотелось посмотреть кое-какие пьесы, но билеты стали для нас чересчур дорогими. Лора, естественно, слышала наши с Джоджи разговоры. Мы довольно часто обсуждали возможность очередного похода в театр, но почти всегда отказывались от этой мысли.
Как-то во время очередного спора Лора отозвала меня в сторону.
– Возьмите, – шепнула она, протягивая мне двадцать долларов.
– Я не могу это взять, – отказался я.
– Но вы же вернете, – возразила она.
Я едва не заплакал. Она работала с утра до вечера, не получая жалованья, да еще давала мне деньги!
Настал день, когда я не смог сделать очередную выплату по кредиту.
– Мы потеряли дом, – сказал я Джоджи.
Видя мою боль, она стала меня утешать:
– Не волнуйся, дорогой. Все будет хорошо. Ты не раз создавал хиты и снова создашь!
Она ничего не понимала.
– Больше я не смогу писать. Все кончено.
Я вспомнил тот дом, на Мерион-стрит, в Денвере, который снимала моя семья. Как я мечтал, что когда-нибудь женюсь и мои дети вырастут в том доме! К этому времени, если считать дома, квартиры и отели, я переезжал тринадцать раз!
На следующей неделе нам пришлось покинуть дом с бассейном и чудесным садом и перебраться в квартиру. Теперь я вел жизнь Отто, мчался, как на американских горках, от процветания к бедности и снова к процветанию в некоем бесконечном цикле. Меня снова преследовали мысли о самоубийстве. Из последних денег я продолжал выплачивать страховку. После моей смерти деньги перейдут к Джоджи и Мэри. «Без меня им будет лучше», – решил я и стал обдумывать план.
Я знал, что прошлое никогда не вернется. Больше не будет Европы, шумных вечеринок, успеха… Мне будет недоставать всего этого, и я задавался вопросом, что лучше: иметь и потерять или никогда не знать вкуса успеха и не терзаться сожалениями? Я находился в глубокой депрессии, и самоубийство казалось единственным выходом.
Я постоянно вспоминал слова доктора: «У вас маниакально-депрессивный психоз… От него страдают не менее двух миллионов американцев… Приблизительно один из пяти больных рано или поздно кончает жизнь самоубийством».
Я жил в кошмаре, который, как чувствовал, никогда не закончится. Действительно ли я хотел покончить с собой?
Я пытался думать не о неудачах, а о достижениях, но ничто не помогало. Таинственные, зловещие процессы в моем мозгу этого не позволяли. Я не мог контролировать собственные эмоции.