Руцкой, который теперь большую часть времени проводил в Верховном Совете, также попросил слова и обратился к нардепам с длинной и сбивчивой речью, из которой становилось ясно, какой опасности может подвергнуться страна в случае внезапного ядерного нападения, если «высшее должностное лицо» будет лежать в стельку пьяным.
Итак, основа плана по изоляции и умерщвлению президента где-нибудь в тихой палате бывшего 4-го медицинского управления была не только разработана, но и законодательно закреплена, давая возможность так поступать и впредь, когда заблагорассудится.
Оставалось совсем малое — схватить президента, да так, чтобы никто это не заметил не столько в стране (тут можно всем глотки заткнуть в одну секунду), но и в мире, чтобы не потерять кредиты в валюте, к которым все так успели привыкнуть.
Пока Руцкой проводил тайные совещания с лицами, которые могли бы ему в этом помочь, а командовать ими он готов был «лично», президент нарушил молчание и, появившись в Доме Российской прессы, объявил о своем намерении «при любых обстоятельствах» провести этой осенью парламентские выборы, даже если для этого ему придется назначить их самому.
На вопрос одного корреспондента, чем сейчас занимается вице-президент Руцкой, президент пожал плечами: «Не знаю. Наверное, членские взносы собирает в своем „Гражданском союзе“.
Таким образом, президент открыто заявил, что нынешний государственный кризис может быть разрешен, говоря казенным языком, только путем выхода за пределы «советского конституционного пространства».
Надо сказать, что никто на это заявление президента никак не отреагировал: не было ни бурного ликования в стане его сторонников, ни яростной вспышки злобы в лагере противников.
Даже «непримиримая оппозиция» не собиралась на очередные хулиганские митинги с красными знаменами и проклятиями в адрес «Бени Элькина».
Даже Валерий Зорькин не появился на экране телевизоров, чтобы заявить о неконституционности президентских высказываний.
Только Хасбулатов, давая интервью журналистам, как бы между прочим, заметил: «…никаких выборов осенью конечно, не будет».
Только у Руцкого неожиданно отобрали его любимый белый «Мерседес» и личного врача. А затем просто не пустили в Кремль, опечатав кабинет.
Руцкой собрал пресс-конференцию и, ерничая в своем духе, заявил, что у него в сейфе лежит граната с вынутой «чекой». Пусть кто-нибудь влезет.
В ответ почти все газеты стали интересоваться, на какие шиши вице-президент строит дачу с подземным гаражом и теннисным кортом? И откуда у него часы марки «Роллекс»?
Руцкой, потеряв самообладание, на заседании Верховного Совета, которое напрямую транслировалось на всю страну, взорвал свои «11 чемоданов компромата», обвиняя все правительство, а в первую очередь, любимца президента вице-премьера Владимира Шумейко в коррупции и антигосударственной деятельности.
Правительство же, создав специальную следственную комиссию, в свою очередь, обвинило Руцкого в мздоимстве, в преступных связях с международным аферистом Бирштейном, которому, по уверению комиссии, Руцкой продал полстраны и заработал на этом 3 миллиона долларов, хранящихся в Швейцарском банке. Демонстрировалась подпись Руцкого под целой серией финансовых документов самого подозрительного вида. Везде речь шла о миллионах долларов.
Скандал разгорался, все более принимая характер грязной кухонной склоки. В разгар этих скандалов Руцкой умудрился два раза выступить по общенациональному телевидению, но ничего не продемонстрировал, кроме своей глупости и того факта, что рыльце у него действительно в пуху.
Многим запомнилась его реакция, когда журналист Караулов упомянул всуе особу Бориса Бирштейна. «О Борисе Иосифовиче, — со всей искренностью объявил Руцкой, — ничего плохого сказать не могу!»
Попутно выяснились различные мелкие делишки, вроде вызова за границу в своей свите во время официального визита крупного мошенника, на арест которого уже был выдан ордер. То вдруг выяснилось, что разрешение на пистолет у Руцкого «липовое». А это обнаружилось при аресте целой банды «чистоделов», подделывающих все что угодно, вплоть до президентских указов.
Все ломали головы: зачем вице-президенту Великой России потребовалось делать себе «липовое» разрешение на пистолет, если ему ничего не стоило зарегистрировать его в обычном порядке? Зачем ему понадобилась лишняя головная боль?
Сухие милицейские сводки все более настойчиво отмечали, что «двор» вице-президента эстетически все больше стал напоминать уголовную «малину», где самыми приличными выглядели мрачноватые ребята в камуфляже, но без погон.
Именно в это время на авансцене возник двадцативосьмилетний Дмитрий Якубовский — личность темная и таинственная. Поговаривали, что он — полковник и чуть ли не генерал, курировавший одно время в администрации президента все правоохранительные органы с подачи Шумейко, а потом, запутавшись в темных делах все с тем же роковым Бирштейном, сбежал за границу, где работает в одном из принадлежащих последнему банков вместе с полковником Веселовским.
Якубовский, доставленный в Россию чуть ли не на личном самолете президента, обнародовал пленки, на которых были якобы записаны телефонные разговоры между ним, Якубовским, министром безопасности Баранниковым, генеральным прокурором Валентином Степанковым и самим Бирштейном.
Разговоры напоминали плохо поставленный фильм из жизни московских уголовников конца 40-х годов, обсуждавших на «малине» варианты введения в заблуждение доблестных работников МУРа.
Руцкой в разговорах фигурировал как «усатый», иногда как «усатое голенище», Ельцин — как «пахан», Шумейко прозрачно назывался «Филиппычем», а Хасбулатов — «черным» или «Хазом». Кроме того, в разговорах назывался какой-то таинственный «лысый», который собирался «замочить» «усатого» и самого Якубовского, если тот не сдаст Филиппыча».
Кроме того, генеральный прокурор Степанков просил Якубовского в виде личного одолжения организовать покушение на известного адвоката Макарова, который якобы нашел документы, убийственные для Руцкого.
Хотя вся эта история была, что говорится, вырублена топором и сшита белыми нитками, а академический спор на тему. «Кто больший вор: Руцкой или Шумейко?» — выглядел несущественным на фоне общего и повального разграбления страны из-за отсутствия какой-либо власти, всем становилось уже достаточно ясно, что война на истощение переходит уже в стадию войны на истребление.
Приняв решение больше не оправдываться, поскольку любое его появление на экране телевизора демонстрировало только беспомощность человека, прижатого в угол уликами, Руцкой начал длинную и долгую поездку по стране, правильно сообразив, что многое, если не все, по русской традиции, будет зависеть от позиции, занятой армией. Именно армия, а не КГБ, который, подобрав под себя свои многочисленные щупальца, сидел настороженно обиженный, отслеживая обстановку с некоторым, ранее ему не свойственным, испугом.
Руцкой мотался по стране, постоянно совещаясь с представителями краевых и областных советов и командующими округами. Он уже имел на руках копию проекта указа президента о роспуске Верховного Совета и назначении новых выборов.
Строго «конфиденциально» он знакомил с этим проектом руководителей областей, состоявших, как правило, из бывших первых и вторых секретарей обкомов, привыкших смотреть на вверенную им территорию как на собственную вотчину. Вопрос ставился прямо: как отреагируют они, когда этот указ Ельцина будет подписан и обнародован?
Бывшие партийные вельможи были осторожны. Они презирали Руцкого как выскочку и перебежчика, подозревая в нем обычного провокатора, которого президент отправил в поход за их головами. Уж они-то знали кремлевские нравы.
Ну, кто такой был Руцкой всего несколько лет назад. Какой-то никому не известный полковник, такой же полковник, как и те, которые дюжинами служат у них шоферами и младшими референтами»
Он ведет какую-то свою интрижку против президента, бывшего первого секретаря Свердловского обкома КПСС и кандидата в члены политбюро, могущественного феодала коммунистической эпохи, ныне, по милости Божьей, ставшего королем.
Они уже по своим каналам знали о готовящемся указе, а его содержание не оставляло ни у кого сомнений — президент задумал ни много, ни мало, как ликвидировать в стране советскую власть.
При ликвидации партийных структур они перебрались в Советы, сохранив свою власть и привилегии. И ныне им есть куда перебраться, еще более умножив свою власть и богатство.
Что они выиграют, если этот маленький, не очень уверенный в себе и не очень умный человечек станет на какое-то время президентом?
Отвечали, в подавляющем большинстве, уклончиво. Да, они за конституцию и, разумеется, осудят любого, кто эту конституцию нарушит. Тем более того, кто на этой конституции клялся. В этом не может быть двух мнений.