Громкий взрыв хохота прерывает оратора, присутствующие наперебой комментируют его высказывания. Все сходятся в одном: в жилах Орлеанской Девы и вправду может течь королевская кровь, за что?то ведь ее избрали небесные покровители Франции?
Я выбираюсь из таверны в тягостной задумчивости. Во всех обойденных сегодня кабачках, трактирах и тавернах люди только и делали, что толковали о новых чудесах, сотворенных Девой. Что это, случайность? Возможно. Вот только не верю я в такие случайности, которые больше походят на умело запущенные слухи.
Всяк в королевстве знает, что только истинный король, отмеченный Богом, способен исцелять золотуху своим прикосновением, хотя уже добрую сотню лет во Франции о таких чудесах и слыхом не слыхивали. Ни дофин Карл, ни его покойный батюшка, вообще никто из династии Валуа подобными вещами не баловался. Золотушных, гнойных и прочих пораженных болезнями простолюдинов руками трогать брезговали, а если и выбирались из королевского дворца для общения с простым народом, то исключительно для приватных бесед со смазливыми поселянками. Похоже, кто?то очень умный исподволь приучает народ к мысли о том, что в Жанне течет королевская кровь. Но кто он, этот неизвестный, а главное – что за игру он ведет?
Через пару дней я кое?что узнаю, но вопросов лишь прибавляется. Я сижу в углу неприметной таверны возле городского рынка Божанси. Здесь грязно, темно и сыро, а подаваемое пойло недостойно зваться вином. Но я не жалуюсь, к лицу ли заросшему бородой оборванцу с острым как бритва ножом за пазухой бурчать по столь мелкому поводу? Настоящий рыночный мачо должен выражать свои мысли коротко, громко и внятно, у него не должно быть тайн от товарищей.
– Дрянь у тебя вино, трактирщик! – реву я белугой. – Подай другой кувшин!
Подсевшие к столу голодранцы буйными криками выражают одобрение, смотрят на меня преданно, льстиво улыбаются. Страшатся, что выгоню, так и не угостив. Зря боитесь, сегодня у меня полно монет, слышите, как они звенят в кармане? Не робейте, угощу всех, ведь не каждый день удается срезать кошелек у залетного лоха! Наконец перед нами появляется дюжий мужик в грязном фартуке и бухает два глиняных кувшина на колченогий стол, тот протестующе скрипит. Глиняная миска с тушеной зайчатиной, что еще вчера ловила мышей, высоко подпрыгнув, съезжает к самому краю, и я еле успеваю ее поймать. Молча приняв деньги, трактирщик какое?то время изучает их, скептически вглядываясь в каждую монету, затем, недовольно ворча, удаляется. Хоть бы стол перед уходом протер, что ли. Судя по засаленной, провонявшей потом одежде и грязным, сто лет не мытым рукам, чище от того столешница не станет. Но главное ведь старание, не так ли?
– Грязная дыра! – во весь голос сообщаю я ближайшему оборванцу и тут же грозно интересуюсь: – Что у тебя с рукой, отсохла она, что ли?
– Нормально все, – мычит тот, слабо шевеля усами.
– Тогда наливай, не спи!
В «Вертеле и куропатке» принят подобный стиль обхождения, потому никто не обращает на нас внимания. Но хватает тут и иных посетителей, тихих и молчаливых. Они незаметно подходят, общаются шепотом, передают друг другу что?то под столом и уходят, не прощаясь. Нужный мне человек сидит через три столика, у противоположной стены трактира. Несмотря на жаркую погоду, он закутан в плащ, на лицо опустил капюшон. Осторожная сволочь! Двое суток я следовал по пятам за одним из распространителей слухов, который в итоге и привел меня сюда.
Он пошептался с закутанным в плащ человеком, получил под столом малую толику денег и сразу же исчез. Где?то к обеду, когда к щедрому незнакомцу подсел тот самый цирюльник, высохший, как вобла, я понял: вот он, след. Остается лишь узнать, кто же он, этот заказчик. Здесь, в трактире, поговорить по душам не удастся – пару раз к одинокому посетителю пытались подсесть незваные гости, но всех тут же спроваживали четверо телохранителей внушительного вида.
В четыре часа пополудни заказчик поднимается и, кинув трактирщику монету, выходит из заведения. За ним, набычившись, грозно топают охранники, щедро отвешивая посетителям подзатыльники и пинки. Следом бреду я, пошатываясь и во весь голос горланя песню о Лили?молочнице и ее шашнях с покойным королем. Любопытный образец народного творчества, содержащий минимум приличных слов, зато сколько экспрессии!
Таинственный господин ловко взбирается в седло породистого жеребца, сдернув капюшон, с наслаждением подставляет лицо прохладному ветру. Застоявшийся скакун как молния уносит его в город. Громилы, азартно улюлюкая, пускают коней в галоп.
Озабоченно присвистнув, я чешу затылок. Вот и показался конец ниточки, пора распутывать весь клубок. Мне хватило мимолетного взгляда, чтобы узнать заказчика слухов, – это доблестный господин де Мюрраж, один из ближайших приспешников барона Жиля де Рэ. Сам по себе этот дворянчик и чихнуть не посмеет, потому я без большой натяжки могу предположить, что он выполняет ответственное поручение сеньора. Но зачем богатейшему барону французского королевства, кузену и другу дофина Карла раскрывать всем тайну происхождения Жанны д'Арк? Что за интригу затеял мой враг Жиль де Лаваль? Ясно, что задумка его весьма скверно пахнет, даже воняет.
Я морщусь недовольно, отчего?то мне чудится, что ветер прямо в лицо швыряет запахи гари и свежей крови. Придется сообщить Жанне, что сезон сбора трав затягивается. Нельзя оставлять в тылу нерешенные проблемы, аукнется так, что потом и костей не соберешь. Итак, пастушка Жанна д'Арк и барон де Рэ, барон де Рэ и графиня Клод Баварская. С одной стороны, в наличии повышенный интерес к девушке, назойливые знаки внимания, подаренный перстень знаменитого предка, с другой – подозрительно близкие отношения с баварцами?телохранителями. Что же ты задумал, дьяволопоклонник и любитель юных пажей?
Человек – животное социальное, а потому весьма дорожит мнением окружающих о себе, пусть внешне и делает вид, что ему все до фонаря. Вдобавок людям интересно все происходящее вокруг, так уж сложилось, что нелюбопытные и необщительные особи попросту вымерли, не оставив потомства. Остальные вместе гонялись за мамонтами, дружной компанией удирали от саблезубых тигров и, путем демократического голосования, избирали наименее ценных членов коллектива, тех, кого не жаль бросить в котел в голодный год. Самые проницательные из людей давным?давно открыли азбучную истину: хочешь узнать, что в самом деле происходит вокруг, – подслушивай. В глаза обязательно соврут, приукрасят, умолчат, но правды ни за что не скажут.
Труднее всех приходилось правителям. Опасаясь заговоров, они лично, не доверяя никому, долгими часами бродили по потайным ходам, то и дело прикипали глазом или ухом к специальным отверстиям, просверленным в стенах. Долгие столетия тайных войн, заговоров и интриг привели к тому, что внутренние стены средневековых замков стали напоминать решето, вдобавок из дыр немилосердно сквозило. А что еще оставалось делать десяткам поколений бдительных сеньоров, как не сверлить все новые и новые дыры, если специальная подслушивающая техника появилась лишь в двадцатом веке?
Что ж, лично мне незачем часами сверлить неподатливый камень, достаточно припомнить навыки лазания по деревьям. Утешив себя подобной мыслью, я с повышенным интересом присматриваюсь к хорошо знакомым мне людям. От дерева, к стволу которого я прилип крепче лианы, до распахнутого окна кабинета чуть меньше трех ярдов. Единственная опасность для меня – потерять равновесие и грохнуться вниз. Вряд ли из хорошо освещенной комнаты заговорщики смогут различить мой силуэт среди колышущейся листвы, все?таки ночь на дворе. А в том, что здесь зреет заговор, я уже не сомневаюсь. Четверо мужчин, сидящих за щедро накрытым столом, в окно и не смотрят. Есть они тоже не спешат, общаются.
– Итак, – с вызовом заявляет барон Жиль де Рэ. – Я хотел бы услышать все подробности!
Несколько секунд кузен дофина любуется золотым кубком искусной работы, затем ставит его на стол, так и не отхлебнув, и красное как кровь вино выплескивается на узорчатую белую скатерть. Барон переводит тяжелый взгляд с одного из «братьев» Жанны на другого, наконец старший баварец решительно кивает, мол, мы не против.
– Что вас конкретно интересует? – басит Жак де Ли.
– Когда мне будет оказана помощь, и в чем именно она будет заключаться? – сварливо отзывается барон. – Вы тянете, а между тем все больше лиц вовлекается в заговор. Боюсь, скоро настанет момент, когда кто?нибудь из них может проговориться, и тогда... Вы же знаете графа Дюшателя, это страшный человек! Танги не поглядит ни на мой титул, ни на ваше родство с Девой.
– Барон, – торжественно заявляет старший из «братьев». – Мне понятны ваши сомнения. Чтобы их окончательно развеять, я открою вам маленькую тайну. Итак, разрешите представить среднего сына герцога Людовика Баварского – Фердинанда, маркграфа Бранденбургского!
Я, изумленно присвистнув, впиваюсь взглядом в дверь, что вот?вот распахнется, явив нам дорогого гостя. Но как, интересно, сын баварского герцога смог незаметно прибыть в набитый войсками Божанси?
– Что за глупая шутка? – рявкает барон, и золотой кубок сминается в его кулаке, окончательно залив вином некогда белую скатерть.
Я и сам щелкаю отпавшей челюстью, что никак не желает вернуться на свое законное место. Ведь перед бароном стоит средний из баварских «братьев», Жан. Полно, да он ли это? Откуда только взялась гордая поза, рука, небрежно брошенная на эфес меча, поблескивает перстнем с камешком, стоящим немалых денег. Так вот что все время смущало меня в Жане! Ведь он – вылитая копия герцога Баварского, только повыше да лет на тридцать моложе.
– Мало кто во Франции знает меня в лицо, – скалит зубы новоявленный маркграф. – Так уж вышло, что по поручению императора последние пять лет я провел в сражениях с «сиротками» Яна Гуса. Потому?то отец и выбрал меня для сопровождения Клод, о чем, признаюсь, я нимало не пожалел. Будучи не узнанным, получаешь превосходную возможность поближе познакомиться с окружающими тебя людьми и событиями.
Фердинанд достает из поясного кошеля какой?то свиток и с любезной улыбкой протягивает его барону. Тот принимает письмо, но печати срывать не торопится.
– Здесь предложения моего отца. Он хочет, чтобы вы стали королем Франции! – Голос маркграфа серьезен, даже торжествен, но в его глазах на мгновение мелькает какая?то искра.
Ручаюсь, Жиль де Рэ ничего не заметил, но я?то успел узнать баварца получше!
Пока барон пристально осматривает сургучные печати, Жак де Ли почтительно пододвигает господину маркграфу кресло. Фердинанд, не чинясь, наливает себе вина из узорчатого серебряного кувшина, но пить не спешит, не желает дурманить голову. Барон де Рэ внимательно вчитывается в послание, брови его ползут все выше, словно желая слиться с волосами, в стылых глазах проступает изумление пополам с гневом. Скомкав письмо, Жиль де Рэ швыряет его на стол и фыркает презрительно:
– Вы что, с ума сошли? Отдать вам просто так, за здорово живешь, всю Фландрию и половину герцогства Бургундского? Да это просто курам на смех!
– Послушайте, барон, – в голосе маркграфа сквозит явная усмешка, – сегодня вы один из знатнейших дворян французского королевства, вы богаче самого государя, но что с того? Вы навсегда остаетесь всего лишь вассалом, никогда вам не подняться до собственного королевства. А мы предлагаем вам за мелочь, за сущую безделицу, которая все равно не принадлежит Франции, королевскую корону! Вдумайтесь только – вы, Жиль де Лаваль де Рэ, станете монархом!
– Ха, всего лишь мужем королевы, проще говоря – принцем?консортом! – яростно парирует барон.
– Не придирайтесь к словам. Что значит ярлык в сравнении с действительным положением вещей? – тут же возражает Фердинанд. – Пусть ваша супруга по?прежнему слушает голоса святых, посещает монастыри и аббатства, править?то будете вы!
– Ну, допустим, – с неохотой соглашается Жиль де Рэ. – Но ведь мне потребуется уйма денег!
– Это уже ваши проблемы, – пожимает плечами маркграф. – Собственное королевство дорогого стоит, не так ли? Но не огорчайтесь, получив корону, вы с лихвой вернете все истраченные средства. Итак, по рукам?
Барон, зыркнув по сторонам, ухмыляется совсем по?мальчишечьи и заявляет:
– Конечно!
– Тогда сверим наши планы, – деловито предлагает маркграф. – После коронации Карла Валуа в Реймском соборе армия двинется к столице. Сейчас англичанам нечем остановить французское войско, потому они бросят Париж на произвол судьбы. Скорее всего, парижане откажутся сдать город, будут сопротивляться, но мои люди сумеют открыть ворота. Затем, сразу после взятия столицы, король должен быть убит! – И Фердинанд жестко добавляет, глядя прямо в глаза барону: – Вот это – уже ваша забота.
Жиль де Рэ, помедлив, кивает:
– Карл доверяет мне, как самому себе. На грядущей коронации я буду стоять по правую руку от дофина!
– Прекрасно! – говорит маркграф. – Лучший друг, доверенное лицо, все это нам еще не раз пригодится. Так вот, дальше. Как только короля убьют, следует немедленно объявить, что это чудовищное злодеяние произошло по наущению герцога Бургундского, а затем срочно созвать Генеральные Штаты.
– А как быть с сыном Карла? – любопытствует барон.
Фердинанд пожимает плечами и холодно замечает:
– Очевидно, с ребенком приключится тяжелая форма кори, оспы или свинки, причем со смертельным исходом. Но беспокоиться не стоит, столь юное безгрешное создание непременно попадет прямо в рай. Как бы то ни было, после смерти Карла Валуа Франции понадобится король. Претендентов будет несколько, но когда Изабелла Баварская объявит Деву Жанну своей дочерью, потерянной и вновь обретенной, а вас, героя освободительного похода, ее будущим мужем и главным защитником королевства...
Жак и Поль, до того сидевшие неподвижно, словно их здесь и нет, быстро переглядываются. Глаза у баварцев словно рдеющие угли, взгляд остер, как наконечник копья. А господин маркграф плавно продолжает:
– Не думаю, что кто?то станет особенно возражать против этого. В любом случае у нас будет армия под рукой. Да, кстати, кто из полководцев на нашей стороне?
– Это сложный и деликатный вопрос, – подумав немного, отзывается барон. – Мне предстоит выбрать одного из тех двоих, что обладают реальной силой и авторитетом в среде французского рыцарства.
– Значит, это правда. – В голосе маркграфа я различаю удовлетворение. – До меня доходили смутные слухи...
– Истинная правда, – со вздохом отвечает Жиль де Рэ. – Герцог Алансон и Орлеанский Бастард терпеть не могут друг друга, причем до такой степени, что, стань один из них нашим союзником, второй, не раздумывая, выступит против. Как истые вельможи, оба искусно скрывают неприязнь, на людях обмениваясь любезностями. А на самом деле их отношения можно смело назвать взаимной ненавистью.
Баварец коротко кивает, плеснув в кубок вина, пододвигает его к Жилю де Рэ. Барон поднимает налитый кубок, заговорщики с силой чокаются, так, что вино из обоих кубков смешивается. Я зло ухмыляюсь. Достойные дворяне не то что опасаются друг друга, отнюдь нет. Просто это движение вбито в них на уровне безусловного рефлекса, ведь яд в бокале – столь же действенное оружие, как копья и мечи.
– У меня сложилось определенное мнение о каждом из этих господ, – мягко замечает маркграф. – Если вы не против, я с интересом сравнил бы его с вашим.
– Ни для кого в королевстве не секрет, что герцог Алансон весьма нуждается в деньгах, – начинает барон. – После битвы при Вернейле он попал в плен к англичанам, и лишь недавно его жена смогла собрать гигантский выкуп, продав и заложив все, вплоть до собственных фамильных драгоценностей. Но Алансон весьма и весьма себе на уме, готов ли он из?за денежных затруднений предать сюзерена, вдобавок родственника и друга? Я в этом не уверен.
– А граф Дюнуа, Орлеанский Бастард? – любопытствует Фердинанд.
Сбросив маску храброго и нерассуждающего рыцаря, он и говорить стал иначе. Глядя на маркграфа, я отчетливо понимаю, что он гораздо опаснее барона, этот хищник из иной весовой категории. Как ни странно, баварец по?прежнему нравится мне, причем чуть ли не сильнее, чем прежде!