С ненавистью разглядывали они друг друга, а потом дверь с грохотом распахнулась, и телохранитель ворвался в комнату.
— Останься здесь и следи за ним, — приказал Синворет, голос его дрожал. — Останься и следи на ним, — повторил он. Я пришлю помощь.
Он торопливо вышел, а Раггбол склонился над Тоулером.
16
Спустя восемь недель субъективного времени Синворет и его свита приземлилась на Партассе, в Королевском Городе. Для Синворета, двигавшегося в паравселенной, где свет был неподвижным телом, быстро миновали два года и несколько недель, прошедшие в нормальном мире. Время сжалось, чтобы доставить его на Партассу с ненарушенными воспоминаниями о Земле.
Зал Совета Объединенных Миров заполняли Подписывающие. После того, как воздали хвалу Троице и приветствовали Синворета и двух путешественников, отдаленные концы Империи, все шло как обычно. Это было рядовое общее заседание. Обсуждаемые вопросы мало менялись год от года: нарушения основных монополий, недоразумения между секторами, мелкие проступки, нарушения галактических законов.
Эти привычные вопросы, представляемые один за другим и решаемые лучше всего подготовленными для этого Подписывающими, были для Синворета утешением. Именно здесь, думал он, его место, он уже слишком стар для рискованных экспедиций. Он уселся поудобнее и слушал, как Трипос объявляет очередной пункт повестки дня.
— Уважаемое Собрание, на Партассу только что вернулся Ваттол Форли, уволенный с должности Третьего Секретаря на планете класса 5Ц в ГАС Вермилион. Эта планета — Земля — из системы 5417 подчинена Губернатору Его светлости Графу Хаверлему Пар-Хаворлему, против которого Ваттол Форли выдвигает следующие обвинения. Во-первых, государственная измена, поскольку обвиняемый подвергает опасности доброе имя Партассы. Во-вторых, просто измена, поскольку обвиняемый позорит правительства, которое возглавляет…
Синворет напрягся. Он слушал внимательно, а его личный секретарь записывал. После возвращения он еще не представил официального рапорта Верховному Советнику, устраивавшему аудиенции лишь раз в месяц. Какое совпадение, что на обычной сессии совета подняли этот вопрос! Ваттол Форли, должно быть, добрался до дома почти одновременно с Синворетом.
— …В-третьих, коррупция, поскольку обвиняемый использует свое положение для получения личных выгод. В-четвертых, эксплуатация, поскольку обвиняемый манипулирует подвластной расой для получения личных выгод…
Список обвинений содержал десять пунктов. Наконец Трипос взглянул на собравшихся.
— Пусть обвинитель покажется собранию и подтвердит свои слова, для блага Троицы и Империй, — произнес он обычную формулу.
Вдалеке от Синворета кто-то встал.
— Я здесь, — уверенно заявил он. — Это я выдвинул обвинение. И надо сказать, я попал бы сюда лишь через несколько лет, если бы какой-то благородный путешественник в паршивой дыре под названием Аппелобетнис III не дал мне десяти десяток на билет лотереи. Благодаря везению я получил деньги на билет до дома.
— Довольно, — воскликнул Трипос. — Обвинения говорят сами за себя. А ты помолчи.
По залу прокатился смешок, который быстро стих, когда председатель заговорил снова.
— Кто рассмотрит этот вопрос частично или полностью? Всех Подписывающих, которым есть что сказать по существу предъявленных обвинений, приглашаю встать и выступить.
Поднялся один Синворет.
— Ошеломляет число обвинений — целых десять. Этот уволенный Третий Секретарь пользовался услугами хорошего адвоката.
Его первые слова развеселили зал, видимо, им было приятно снова видеть его знакомое и дорогое лицо. Хотя он не готовился к выступлению, но внезапно почувствовал желание поговорить. Он выполнил свой долг перед родиной, и оставалось сделать еще одно. Слова сами просились ему на язык.
— Подписывающие, — начал он, — дело это тесно связано с инспекцией, из которой я только что вернулся. Детальное сообщение о ней будет передано Верховному в конце месяца, а пока я коротко изложу свой взгляд на выдвинутые обвинения. Большинство из вас не слышали о Земле, но я там был и только что вернулся оттуда. Из того же источника, что и сейчас, до меня дошли обвинения против Губернатора Пар-Хаворлема, и я отправился на Землю, чтобы изучить ситуацию.
Здесь его знали и любили, и никто из собравшихся не сомневался в его искренности. Синворет принадлежал к старой гвардии, стоящей выше корысти и коррупции. Достаточно было взглянуть на богатство его плаща, чтобы убедиться в этом.
— Позволю себе рассмотреть обвинительное заключение пункт за пунктом, — продолжал он. — Первое обвинение касается государственной измены. Полагаю, его нельзя принимать во внимание, пока уволенный Ваттол Форли не предоставит обвинений из более достоверного источника. Действие может быть признано государственной изменой только высшей инстанцией. В случае Пар-Хаворлема это была бы Кастакора, Штаб Сектора Вермилиона, но оттуда нет никаких данных на эту тему.
Второе обвинение — это обычная измена. Насколько я знаю, Пар-Хаворлем не подвергает опасности доброго имени своей должности. Во время своего визита я разговаривал с уважаемыми партассианскими хозяевами — вам, конечно, знакома фамилия Пар-Джант — и они выражались о Пар-Хаворлеме словами наивысшего уважения. Его любят даже двуногие. Двуногие на Земле ведут братоубийственные войны; я посещал поля сражений и лично разговаривал с ними. Помню город Ашкар, где сражение продолжалось неделями, мы были там вод обстрелом. Вереница двуногих беженцев…
Его прервали вопросы:
— Нужно ли понимать это так, что Губернатор Пар-Хаворлем позволил Подписывающему оказаться в месте, где тому грозила опасность? Было ли это простой халатностью с его стороны?
— Он помогал мне собирать информацию. Губернатор понимал, что мой долг увидеть все. Я могу продолжать? В этом страшном месте поток беженцев следовал мимо нас, и я помню разговор с одной несчастной старушкой, потерявшей все. Ее семья погибла, дом был уничтожен. Она направлялась в Губернию, как в последнюю пристань, где могла бы провести остаток жизни. Я запомнил ее слова: «Губерния для меня единственное безопасное место, господин».
Его прервал один из диотподитов, вида, постепенно превращавшегося из спутника в почти равного партассианам.
— Вы знаете земной язык, Подписывающий?
— Нет, но…
— А не помните, знает ли его Пар-Хаворлем?
— Гм, нет, конечно. Понимаете, земного языка нет, а есть просто несколько диалектов, которыми ни один серьезный нул не будет забивать себе голову. Двуногие необычайно примитивны и всего тысячу лет находятся под нашим контролем. Я могу продолжать? Перехожу к третьему обвинению — коррупции. Никаких ее следов не нашли ни я, ни служащий департамента Психо-Контроля Гэзер Ройфуллери, сопровождавший меня. Все документы и книги были в полном порядке. Думаю, незачем говорить, что мы проверяли их лично. Менее значительным примером аккуратности Пар-Хаворлема является виденный мной зал с произведениями земного искусства, которые Губернатор хранит, несомненно, с мыслью о дне, когда земляне станут достаточно ответственными, чтобы о них заботиться. Если он продажен, в чем его довольно глупо обвиняют, то почему не продал этих вещей?
— Четвертое обвинение — эксплуатация…
Синворет сделал паузу. Этому Совету, который чуть позже будет детально знакомиться с результатами инспекции, переданными ему Верховным, он должен представить ситуацию как можно яснее. Как описать им планету, которую никто из них никогда не увидит и не захочет видеть?
Он вспомнил дни, проведенные на Земле, всевозможные мелкие происшествия. Одно особенно засело в его памяти.
— Я летел на Землю, — начал он, — как обычно, испытывая симпатию к покоренной расе, полный решимости сделать все, чтобы справедливость восторжествовала. Однако там я убедился, что это эмоционально неуравновешенные существа, характерной чертой которых является насилие. Хаворлем для них слишком мягок, он слишком слабо давит их. Чувствуя твердую руку, они меньше занимались бы сражениями. Этим двуногим не хватает здравого рассудка!
Синворет судорожно ухватился за стол, гребень на его голове поднялся дыбом. Он говорил с такой страстью, что собравшиеся вслушивались в каждое его слово.
— С одним двуногим я даже подружился — по крайней мере, так мне казалось. Он был моим переводчиком, и я даже согласился пойти к нему домой. Он якобы хотел дать мне какой-то сувенир на память, но, когда мы остались одни, безо всякой причины попытался меня убить! Он атаковал меня как трус, как дикарь… Мне чудом удалось спастись.
По всему залу прокатились возгласы ужаса и сочувствия. Снова послышался настойчивый голос диотподита:
— А почему Пар-Хаворлем допустил пребывание убийцы в Городе?
Впрочем, его тут же заглушили другие Подписывающие, выражая свое восхищение нулу, который во имя справедливости рисковал собственной жизнью.
Великолепная фигура, спокойно стоящая в старомодном плаще, олицетворяла все самое лучшее в партассианской культуре. Вот черты, сделавшие Империю великой: беспристрастность, отвага, бескорыстие. Собравшиеся криками приветствовали его.
Синворет поклонился, совершенно удовлетворенный после ада, через который, прошел.
Вот так на некоторое время Земля стала известна всем владыкам Партассы. Потом, разумеется, интерес постепенно угас, ведь нужно было заниматься четырьмя миллионами планет. Конечно, результатом всего этого стало то, что голубая нота с надписью «совершенно секретно» и подписанная Верховным Советником Грейликсом, была проштемпелевана чиновником из Бюро Подчиненных Систем и кратчайшим путем отправлена на Землю.
На следующий день после ее прибытия в Город трое мужчин и одна женщина ехали верхом через лес.
Женщина грациозно, как на картине Модильяни, сидела на лошади. На ней была голубая блузка, отлично гармонировавшая с ее сапфировыми глазами. Это была Элизабет Фоллодон.
Мужчина рядом с ней тоже ехал легко и свободно, потому что выбрал спокойную черную кобылу. Езда верхом, которой некогда он терпеть не мог, теперь доставляла ему удовольствие. Со времени отъезда Синворета два года назад жизнь его сильно изменилась, и это было заметно с первого взгляда. Исчезла вечная покорность, теперь он ходил выпрямившись, с поднятой головой. Лицо его, за исключением минут, когда он обращался к Элизабет, выражало упрямство, а бледность, характерная для жителей Города, исчезла, и теперь он загорел, как старый матрос. Этим человеком был Гэри Тоулер.
Тоулер и Элизабет вместе с двумя мужчинами, ехавшими с ними в качестве охраны, выбрались из леса на луг, поросший травой, с островками, среди которых текли реки.
— Еще миля, и будем в Истбоне, — сказал Тоулер. — Это кружная дорога, зато самая безопасная. Видишь те холмы перед ними? Там находится Истбон. Думаю, мы опоздали, и Питер Ларденинг будет там первым.
Он с улыбкой взглянул на нее.
— Прошли два года с тех пор, как мы видели его последний раз. Когда-то ты любила его, Элизабет, помнишь?
— А я и сейчас его люблю, ведь он спас тебе жизнь.
Тоулер кивнул. Они с женой так сильно любили друг друга, что в их жизни оставалось еще много места для симпатий к другим людям, Пока они ехали по тропинке среди высокой травы, по земле, которая когда-то была дном моря, Тоулер вспомнил события двухлетней давности, в которых Ларденинг сыграл важную роль. Он помнил парализующий страх, охвативший его, когда он лежал на полу, а Раггбол склонился над ним…
Усилием воли Тоулер заставил себя вскочить, а когда партассианец, неуклюжий в своем скафандре, махнул рукой, отпрыгнул и нырнул за ножом. Раггбол, не колеблясь, швырнул в него стол, прижав человека к стене, а затем наклонился и схватил его за руку.
Именно тогда из кухни вышел человек, сжимавший в руке древний земной револьвер, и дважды выстрелил.
Первая пуля разбила шлем Раггбола.
Вынужденный защищаться, нул повернулся, и следующая пуля перебила один из глазных стеблей. Как огромный баран, партассианец всей своей массой ударил в дверь и вывалился в коридор.
Сунув револьвер в карман, Питер Ларденинг подбежал к Тоулеру.
— С тобой все в порядке? Все объяснения потом. Нужно отсюда уходить, пока Хав не приказал нас окружить.
— Иду, — дрожащим голосом сказал Тоулер.
Он поднял нож, и они вместе выбежали из комнаты. Раггбол умирал в коридоре, задыхаясь в кислородной атмосфере. Он уже не мог им помешать.
Ларденинг первым вышел на улицу. Они пробежали два квартала и ворвались в овощной магазин, где работал знакомый Ларденинга. Не говоря ни слова, тот кивнул и провел их в заднюю комнату, где зашил в два мешка из-под картофеля и спрятал среди других мешков.
Снаружи уже стрекотали коптеры.
Нулы Маршала Терекоми появлялись в туземных районах, и с каждой минутой их становилось все больше. Весь район бы окружен и обыскан. Однако Маршал переусердствовал: полицейских было столько, что они мешали друг другу. В магазин заходили дважды, но переводчиков так и не нашли.
Явился Пар-Хаворлем собственной персоной. Мстя за нападение на почетного гостя, он приказал уничтожить весь туземный район. Создали отряды уничтожения, которые принялись рушить здания, а перепуганные жители собирали, что могли, и в панике бежали.
В Городе царил хаос. Не имея возможности покинуть его, сотни бездомных людей бродили по улицам среди свертков и узлов. Ларденинг и Тоулер связались с мусорщиком, который уже вывозил Тоулера, и в полночь покинули Город в его машине.
— Все-таки удалось, — вздохнул с облегчением Ларденинг, когда они шли к лагерю Риварса.
— Мы сунули палку в муравейник, но кончится ли это добром? Если бы я убил Синворета…
— Не переживай, Гэри, ты вел себя правильно. Помни, что я все слышал из кухни.
— А я тебя не заметил.
Ларденинг рассмеялся.
— Когда ты вошел, я втиснулся за дверь. Кроме того, ты был слишком занят.
— А что ты там делал? Я думал, ты болен.
— Я притворился, чтобы дать тебе еще одну возможность поговорить с Синворетом, чтобы обыскать твою квартиру и забрать ступню старьянина. Как ты, конечно, догадался, я тоже работаю на Риварса. Он сказал тебе обо мне, не называя имени. По мере того, как проходили дни, а ты не давал Синворету доказательства, мы теряли к тебе доверие… — он вдруг смущенно замолчал.
— Порой я и сам себе не верил, — резко сказал Тоулер. Продолжай.
— Риварс приказал тебя убить.
Снова вернулось странное чувство, возникавшее каждый раз, когда Тоулер думал о Риварсе. Он все больше убеждался, что вождь — его противник. Теперь он, наконец, получил доказательство, что даже лишенный воображения Риварс почувствовал, что их интересы противоположны.
— Прикинувшись больным и дав тебе еще один шанс, я нарушил приказ Риварса, — сказал Ларденинг. — Он не понимает трудностей, с которыми мы сталкиваемся в Городе. К счастью, я оказался у тебя, когда ты привел Синворета.
Хотя в Городе было еще только начало второго, снаружи уже светало. Тоулер взглянул на товарища.
— Ты пришел мне на помощь вовремя, и я очень тебе благодарен. Жаль что, ты не раскрылся раньше, мы могли бы сделать больше.
— Знаю. Но Риварс не сказал мне, что ты тоже работаешь на него. Не будь он таким таинственным, мы могли бы сотрудничать. Впрочем, добились мы чего-то или нет, мы сделали все, что могли.
— Да, — сказал Тоулер. — Хорошо это или плохо, но наша работа в Городе закончилась. Мы больше не нужны Риварсу.
Дальше они шли молча. Дважды над ними гудели партассианские корабли, и люди на всякий случай прятались в кусты.
Через полчаса их насторожили какие-то звуки впереди, и они снова спрятались. Вскоре стало ясно, что в их направлении движется большая группа людей. Через минуту над кустами показались головы.
— Привет, друзья, — громко сказал Тоулер, вставая.
Его удивило зрелище колонны мужчин, хорошо вооруженных, но измотанных. От командира группы Тоулер и Ларденинг узнали, что встретили остатки крупного отряда Риварса, отрезанного старьянами. Они уходили от патруля нулов.