— Но ведь он не настоящий человек, — сказал Хиларион. — Возможно, когда-то он и был им, но научился выращивать тела в цистерне и поселяться в них, когда старое тело изнашивалось. А машины сплели вокруг него такую защиту, что я не мог добраться до него никаким импульсом. Теперь он скоро узнает, что ты одной природы со мной, и запрет тебя тоже, чтобы добавить силу его машинам.
— Нет!
— Я тоже говорил «нет», однако не смог устоять против его «да». Но вместе с тобой мы сможем. Мне нужно только освободиться из кристалла, который нейтрализует все, что я посылаю против Зандора, и тогда посмотрим, кто сильнее — человек или машина. Теперь я знаю эти машины, все их стрессы и изношенность, знаю, как их атаковать. Освободи меня, колдунья, дай мне свою силу, и мы оба добьемся свободы. Если ты откажешь мне в помощи, то будешь заключена, как и я, на вечные времена.
— Но я уже заключена, — осторожно заметила я. Аргументы Хилариона были хорошо обоснованы, но я не забыла, что он сначала захотел сделать из меня не союзника, а только орудие. Он моментально прочел это и сказал:
— Подобный плен делает человека нетерпеливым, и если этот человек видит перед собой ключ от своей тюрьмы и вроде бы легко может взять его, разве он не протянет руку, чтобы схватить этот ключ? Ты принесла сюда мою вещь. В моих руках она будет ценнее всякой стали или разбрасывающей огонь трубки, какими пользуется этот народ.
— Жезл?
— Да. Это мой жезл, и я уже не надеялся увидеть его снова. Тебе он ни к чему, а мне он даст Силу.
— А как ты его возьмешь? Я не думаю, что твой столб легко сломать.
— Он выглядит крепким, но это видимое силовое поле. Поднеси к нему жезл…
— Значит, я так же могу освободиться?
— Нет! Ты же знаешь природу подобных жезлов. Они повинуются только тому, кто их сделал, в руках другого они ничто. Это не твой ключ, а мой! — Он говорил правду, но я теперь была пленницей, и его жезл был так же далек от него, как если бы он тоже был заключен в кристалл.
— Но…
Не знаю, что он хотел сказать, но внезапно он исчез из моего сна, и я осталась одна. Спала ли я дальше или нет — не знаю, но когда я открыла глаза, все было по-прежнему. Я видела сияющий столб и спину Хилариона. Но кое-что изменилось, серебряные нити, выходившие из вершины столба, ритмично покачивались, и я видела световые вспышки на тех экранах, которые были темными, когда я засыпала. Теперь перед ними сидели серые люди, а вокруг помоста шел Зандор, останавливаясь перед экранами, словно он читал вспышки, как руны. Серые люди работали автоматически, не отвлекаясь ни на что. Раздался глухой щелчок. Зандор повернул голову к большому экрану, отгораживающему эту часть помещения от камер серых людей. По поверхности экрана пробежала рябь. Искры вспыхивали, гасли и снова вспыхивали. Зандор изучил рисунок вспышек, а затем подбежал к свободному сидению у одного из маленьких экранов. Его пальцы быстро пробежали по кнопкам, и я тут же почувствовала такой удар, словно меня хлестнули по голому телу бичом. Это уже был не сон. Это был приказ или дисциплинарное взыскание, данное Хилариону, а я также почувствовала его, только, видимо, в меньшей степени. Вот, значит, каким образом Зандор заставлял своего пленника выполнять свои желания! Но об этом Хиларион мне не сказал. Я удивилась силе духа этого человека, так долго выдерживавшего в подобных условиях. Конечно, есть средства, с помощью которых мозг может отвести боль и телесные нужды. Мы рано начинали их изучать, потому что, если человек хочет пользоваться Властью, он должен иметь жестокий самоконтроль. Хиларион мог призвать эти средства для своей защиты, если только машина, полностью чуждая, не имела возможности уничтожить их. Я думаю, частично так оно и было. Я должна, как могу, помочь Хилариону, и не только из жалости, хотя она и проснулась во мне, но и потому, что и меня станут подвергать тем же приказам и стрессам. Я повертела в руках жезл. Хиларион предупреждал меня, что мне жезл не поможет, но у меня был Слабый шанс передать жезл ему. Я была уверена, что, когда Зандор освободит меня, он, конечно, потребует какую-то цену за мою свободу.
Оставалась Айлия. Я бросила взгляд на нее. Может ли Зандор уловить посланную ей мысль? Я с почтением относилась к здешним машинам, в основном потому, что ничего в них не понимала. Есть ли среди них такие, что смогут перехватить мысленное послание и предупредить об этом хозяина? Посыл мысли был частью моего таланта, полученного обратно не в полной мере, так что я вынуждена была полагаться лишь на его жалкие остатки. Если только Айлия не заключена в такую же невидимую камеру, она доступна. Именно то, что она без сознания, может сыграть в мою пользу. Галлюцинации и сны были у Мудрых Женщин главными путями, чтобы влиять на других людей. Вопрос: смогу ли я работать над Айлией и не перехватят ли мой мысленный посыл? Насколько я могла видеть, Зандор полностью погрузился в происходившее на экране. Девушка-Вупсалка все еще лежала на том же месте, только повернулась ко мне. Положив голову на руки, она как бы спала естественным сном. Я начала опустошать пространство вокруг себя, часть за частью.
Это был традиционный метод контроля мысли, и я пошла по этому пути, как по темному коридору, проверяя свои знания, как проверяют ногой рытвины. Такое упражнение было мне известно с давних пор, но я никогда еще не выполняла его с такой неуверенностью. Результат зависит от приемных способностей того, на кого влияешь. И в Эсткарпе не было таких отвлечений, какие окружали меня здесь. Я не хотела касаться частоты, на которой действовал Хиларион, потому что это тотчас станет известно Зандору. Я закрыла глаза — не на самом деле, а как меня учили — на все, кроме тела Айлии. Мысленный образ не требовался, она сама была передо мной. Я начала искать по прямой линии к ее мозгу. За ней, похоже, никто не следил, но это могла быть и просто хитрость. Напряжение было очень велико, и я собрала всю свою покалеченную Силу!
— Айлия! — посылала я мысленный оклик. Я много раз видела терпеливых рыболовов, забрасывающих удочку, вытаскивающих ее, снова бросающих — и все без результата. Теперь так было со мной. Я боролась с подступавшим отчаянием, ощущением, что во мне больше нет силы для того, что было когда-то пустяковым упражнением.
— Айлия! — Нет, я не могла коснуться ее. То ли не хватало силы, то ли что-то уничтожило мой поиск. Но если так, каким же образом Хилариону удалось послать мне сон? Или это было галлюцинацией, навеянной Зандором? Не все маги ходят в Тени, но многие. Но можно ли считать Зандора Темным Существом? Я колебалась, терялась и сознавала горечь своего, провала. Я отступила и снова начала думать ясно. Моя плененная спутница была частью того, что Зандор делал с этими машинами. Быть такой частью было необходимо для мысленного контакта, поскольку ее тело было в плену Серые люди нажимали кнопки, не размышляя. Где-то здесь была энергия, родственная нашей Власти и могущая связать с Айлией. Может быть, я смогу осуществить частично такую связь и построить обратную связь для передачи моего убогого мысленного посыла? Правда, это грозит опасностью. Такое прикосновение может притянуть меня, как сталь к магниту. Пожалуй, придется просить Хилариона помочь мне Силой. Интересно, нуждается ли Зандор в сне или его синтетическое тело не знает усталости? Наступает ли время, когда здешняя энергия понижается? Если да, то скоро ли это будет? Ведь Зандор может вспомнить о своей второй пленнице и заняться мною! Я огляделась и увидела, что за то время, что я сосредоточилась на Айлии, тут произошла перемена. Дополнительные экраны потемнели, сидения перед ними пустовали. Зандор стоял перед Хиларионом и смотрел на мага с удовлетворенной улыбкой. Он заговорил, и его низкий голос донесся до меня.
— Неплохо получилось, недруг. Пусть и не своей волей, но ты добавил кое-что к нашим достижениям. Не думаю, что люди в башнях захотят попробовать снова. Они не любят потерь. — Он медленно покачал головой, — Мы работаем лучше, чем предполагали вначале, когда обосновались здесь. Тогда у нас были машины только для развития наших рук, глаз и мозга. Теперь у нас есть большее. Но те люди все еще правят! — Лицо его исказилось, как будто его терзала внутренняя боль.
— И так будет продолжаться, пока стоят башни! Они сработали хуже, чем предполагали, эти строители башен, когда сделали себя машинами. Мы лучше умрем! — Он ударил кулаком по ладони другой руки. — Человек существует, человек останется!
«Человек, — подумала я. — Он говорит о себе, а Хиларион сказал, что Зандор не человек в том смысле, в каком мы это понимаем. Может, он имеет в виду серых людей, действующих по его приказу и не имеющих ни собственной воли, ни мозга? Он говорит, как человек, сражающийся за правое дело, как говорили мы в Эскоре о Тенях, как говорили в Эсткарпе при упоминании Карстена или Ализона».
Из-за этой войны здесь волчья яма, западня, которой лишь немногие могут избежать. Пришло время, когда для бойцов все средства хороши. Так было, когда Мудрые Женщины вспенили горы и положили конец вторжению Карстена, но заплатили за это дорогой ценой — отдали свои жизни. Они поставили ноги на слишком узкую тропу и не смогли перешагнуть. Они призвали Власть для этого взрыва, но не пожелали договориться с Тенями. Здесь могло случиться иначе. Возможно, вначале Зандор был таким же, как мой отец и братья, но затем вступил на путь Дензила, обольщенный мыслью о победе, в которой он так нуждался, или запахом Власти, который становился все привлекательнее по мере того, как Зандор пользовался ею. Вероятно, он все еще обманывал себя тем, что действует ради высокой цели, и эти действия становились все более страшными.
— Человек останется, — повторил он. — Человек будет здесь!
Он вздернул голову и посмотрел на Хилариона. Серебряные проволочки теперь мягко обвисли, совершенно безжизненные, и, если у Хилариона и был ответ, он не высказал его. В первый раз мне пришла в голову новая мысль: каким образом я понимаю речь Зандора? Ведь это не язык Старой Расы, и даже не тот искаженный, как в Эскоре, и не язык Салкаров. Как это получается? Здесь другой мир — разве что Зандор тоже прошел через Ворота? Видимо, это какая-то магия машин. Они улавливают слова и переводят их для нас. А что машины не могут делать? Теперь я вернулась к своему плану. Энергия машин связана с Хиларионом. Мне она нужна. Но время! Мне нужно время! Зандор пошел ко мне. К счастью, я не изменила позы. Может, я смогу обмануть его, притворившись спящей? Даже такой маленький обман может оказаться выгодным для меня. Если он не скажет ничего… Так и случилось. Я закрыла глаза и слушала приближающиеся шаги. Кажется, он остановился и смотрел на меня. Я напряженно ждала слово, которое положит конец той малой свободе, которая еще оставалась у меня. Но он не сказал ничего, и через некоторое время я услышала удаляющиеся шаги. Я сосчитала до пятидесяти, потом еще до пятидесяти — для гарантии, и открыла глаза. Он ушел. Только один серый человек сидел перед освещенным экраном. Все остальные экраны были темными и, насколько я могла видеть, в комнате не было больше никого.
Нет, к Хилариону нельзя обращаться. Прикосновение к его мозгу может быть обнаружено, и я не вполне представляла, как вести мысленный поиск кроме того, какой связывал меня с братьями. Есть частоты коммуникаций, отчетливо представляемые, как светлые ленты, лежащие горизонтально от края до края. Коснуться их — это вроде поиска. Мой брат Кайлон всегда умел найти такие частоты животных и пользоваться ими, но я никогда не искала никаких других, кроме хорошо известных. Теперь я должна установить верхнюю и нижнюю частоты, чтобы выиграть время, которого у меня, наверное, мало. Для точного отсчета я выбрала старую, хорошо известную мне точку моих братьев. Может быть, я вскрикнула, не знаю, но, во всяком случае, серый человек не повернул головы: я на миг коснулась такого отчетливого и громкого зова, что вздрогнула и сбила прикосновение, как в тот раз, когда Хиларион коснулся моего мозга. Кто это? Кайлой? Кимок? Однажды Кимок пошел со мной в ужасы неизвестного мне мира, куда более чуждого нам, чем этот. Неужели он потянулся за мной снова?
— Кимок! — окликнула я.
— Кто ты? — Вопрос был таким резким, что громко отозвался в моем мозгу.
— Каттея, — ответила я сразу, не думая. — Кимок, это ты? — С одной стороны, я желала ответа «да», а с другой — боялась этого. Добавить к своему грузу еще тревогу за брата — это больше, чем я могу вынести. Ответ пришел не словами, а изображением. Я увидела, как в окне, комнату с каменными стенами, мрачную, темную. На пьедестале стояла каменная чаша, в которой горела горсточка углей, чуть освещая часть комнаты вокруг чащи. В освещенном участке стояла женщина в одежде для верховой езды Старой Расы — темные брюки и куртка темного, тускло-зеленого цвета, волосы были туго заплетены в косы. Я не сразу увидела ее лицо: оно было повернуто к огню. Затем женщина повернулась ко мне. Глаза ее широко раскрылись, но ее изумление не могло быть больше моего.
— Джелит!
Моя мать! Но каким образом здесь? С нашей последней встречи прошло много лет, когда она уехала искать моего отца и пропала, но время не коснулось ее. Она была такая же, как и тогда, хотя я уже из ребенка стала взрослой женщиной. Я видела, что ее не смущает перемена во мне и что она узнала меня.
— Каттея! — Она шагнула ко мне, протягивая руки, словно мы могли коснуться друг друга через это пространство. Затем ее лицо стало серьезным, и она быстро спросила — Где ты?
— Не знаю. Я прошла через Ворота…
Она сделала жест поднятой рукой, словно отмахиваясь от несущественных деталей.
— Понятно. Опиши мне, где ты.
Я это сделала, рассказав все как можно короче. Когда я кончила, она вздохнула как бы с облегчением.
— Это очень хорошо. По крайней мере, мы в одном мире. Теперь скажи: ты искала, думая о нас?
— Нет, я не знала, что ты здесь.
Я быстро рассказала, что должна сделать.
— Маг, создавший Ворота, в плену!
Она задумалась.
— Похоже, дочка, тебе повезло наткнуться на возможность спасти всех нас. Твой план воспользоваться девушкой вполне разумен, но тебе нужна помощь со стороны, это тоже ясно. Посмотрим, что можно сделать. — Она мысленно позвала — Симон, иди скорее!
Она снова обратила свое внимание на меня.
— Покажи мне эту девушку через свои глаза, и комнату тоже.
Я сделала для нее то, что не хотела сделать для Хилариона: я отказалась от своей воли, чтобы мозг моей матери крепко связался с моим, и она видела бы то, что вижу я. Помогая ей, я медленно поворачивала голову.
— Это Колдеры? — спросила я.
— Нет, не похожи. Я думаю, что этот мир когда-то был близок к миру Колдеров, и кое-что от их Власти перешло сюда. Но сейчас это невозможно. Я знаю вход в нору, где ты находишься. Мы придем по возможности быстро. До тех пор не связывайся со мной без большой необходимости. Но если этот Зандор займется работой над тобой, как и над Хиларионом, немедленно вызывай меня.
— А как насчет Айлии?
— Ты совершенно права: она может стать для нас ключом свободы, но пока мы не можем ею заняться. У нас нет времени. Самое главное — маг. Он знает Ворота, они его творение и будут подчиняться ему. Нам необходимы эти Ворота, если мы хотим вернуться в Эсткарп.
Она неожиданно улыбнулась.
— Время, видимо, бежало для тебя быстрее, дочка, чем для нас. Вижу, что я родила как раз такую, о какой мечтала: дочь моего разума, как и моего тела. Будь осторожна, Каттея, и внимательна, не упускай ни одного шанса, который может послужить спасением для нас всех. Сейчас я отключаюсь, но, если понадобится, зови немедленно!
Окно в каменное помещение исчезло, а я стала размышлять, как мои родители оказались здесь. Она говорила с отцом, как будто он был на некотором расстоянии от нее, а не в другом мире. Может, он прошел через другие Ворота в этот мир, и она пошла за ним? Если так — значит, те Ворота тоже захлопнулись за ними. Это вернуло меня к Хилариону. Мать сказала, что сотворенные нм Ворота должны подчиниться ему. Значит, мы должны освободить его, чтобы тоже вернуться в свой мир. Но время… Друг оно нам или враг? Я порылась в плаще и достала сверток с едой, похищенной у серых людей. Это был какой-то темно-коричневый брусок, ломавшийся в пальцах. Я понюхала его: запах странный, но не противный. Во всяком случае, это была моя единственная пища, а я была голодна, так что я стала ее жевать — сухую и рассыпчатую. Я запила водой из контейнера и кое-как проглотила. Теперь оставалось только ждать, а ждать — самое трудное.