— Это Аусу из палатки вождя.
Ее голос был едва слышен из-за шумного дыхания хозяйки. Я подняла руку и сделала жест, бросающий или сеющий, которому научилась у Утты, и подтвердила его словами:
— Аусу, мать мужчин, правительница палатки вождя, будь благословенна, и все доброе да будет на тебе!
Ее болезненное дыхание несколько успокоилось. Я вспомнила, что она одна из всего племени не провожала Утту в ее последнее место. Это было понятно: ее комплекция и тяжелое состояние здоровья делали такое усилие невозможным. Она раскрыла распухшие губы и заговорила:
— Утта говорила с Айфингом. Она оставила тебя разглядывать наши дороги..
Она сделала паузу, как бы дожидаясь от меня ответа или подтверждения, и я проговорила, что могла:
— Так сказала Утта.
Это было правдой, но не означало, что я согласна с повелительным приказом пророчицы насчет своего будущего.
— Как и Утта, ты идешь под руку Айфинга, — продолжала Аусу. Голос ее временами так хрипел, что трудно было разобрать слова, каждое из них, видимо, давалось ей с трудом.
— Я пришла помочь тебе. Ты, как ясновидящая, будешь теперь главой в палатке Айфинга.
Ее голова повернулась на громоздких плечах — чуть-чуть, но достаточно, чтобы одарить Айлию таким холодным и угрожающим взглядом, что я вздрогнула. Айлия встретила ее взгляд, не опуская глаз. Но сейчас было не время обращать внимание на немые сцены между этими двумя женщинами вождя, потому что, если я правильно поняла их, я буду женой Айфинга. Но разве они не знают, что я, как Мудрая Женщина, могу утратить свою силу, в которой они так нуждаются, если приду под руку мужчины? А утрачу? Моя мать не утратила. Может быть, это всего лишь суеверие, распускаемое и питаемое Мудрыми Женщинами для охраны их самих и их правления. В Эскоре не знали этого. Дахаун не потеряла своих талантов, когда дала слово моему брату и стала главой в его доме и в его сердце, и сама Утта говорила, что ее супругом был давний предшественник Айфинга. Но был ли такой союз угрозой для частично обретенной силы или не был — он был страшен для меня самой. Правда, теперь у меня под рукой такие средства, которые могут превратить меня в его постели в холодное мясо раньше, чем произойдет худшее. Но, кроме этой последней крайности, были и другие пути, и один из них сейчас пришел мне в голову. Никто из этих женщин не мог читать мои мысли, так что я могла приготовить — если у меня будет время — такой ответ, который удовлетворит всех. Так что я была права, не выдав своего изумления. Если бы я чуточку пошевелила мозгами, я могла бы угадать это заранее. Я снова сделала приветственный жест Аусу и сказала:
— Мать многих оказала мне честь, встретив меня как сестру.
Я сделала упор на равенство, чего не желала делать по отношению к Айлии.
— Хотя мы не делили одну чашу, как дети одной матери, но между нами не будет ни старшей, ни младшей.
Женщины вдруг зашептались, услышав этот отказ от предложенного мне главенства в палатке Айфинга, и я поняла, что они приняли мои слова, как связующие. Аусу не спускала с меня глаз, почти закрытых щеками. Затем она вздохнула, и ее напряженные плечи слегка согнулись. Я понимала ее железную волю, приведшую ее ко мне, ее решимость сделать то, что она считала правильным. Я поспешила увериться, что мне дадут то, в чем я больше всего нуждалась — уединение.
— Я не как Аусу, — сказала я ей.
Я наклонилась вперед и взяла ее пухлые руки в свои.
— Я как Утта говорю с духами, и я должна иметь палатку, чтобы предложить им кров, когда они посетят меня.
— Так, — согласилась она. — Но жена идет к своему господину. И Утта проводила ночи с Айфингом, когда это было нужно.
— Таков обычай, — согласилась я в свою очередь. — Однако, я должна жить отдельно. И, сестра, не могу ли я что-нибудь сделать для тебя? Твое тело нездорово. Может быть, духи найдут лечение…
Складки жира на ее лице задвигались.
— Это зло с севера. Ты слишком недавно у нас, сестра, ты не знаешь. Это напущено на меня за то, что я делала глупости. Ах!
Она вырвала свои руки из моих и прижала их к груди, вскрикнув от внезапной боли. Служанка поспешила достать плотно закрытую чашку из рога, открыла ее и дала Аусу выпить. Немного бесцветной жидкости вытекло из ее губ на тяжелый подбородок, оставляя липкие следы.
— Напущено, — повторила Аусу шепотом. — И я понесу это до могилы.
Я слышала о таких проклятиях — болезнь духа нападает на тех, кто вольно или невольно вторгается в какое-нибудь место древнего Зла, и отражается в теле человека болезнью. Но среди Вупсалов я впервые встретила какой-то знак соприкосновения с древним миром Эскора. Снаружи неожиданно донесся громкий металлический звон. Я вздрогнула. Женщины монотонно запели. Айфинг? Неужели жених уже идет за мной? Я не успела приготовиться. Что я буду делать? Я растеряла последние остатки своей уверенности.
— Айфинг идет!
Айлия придвинулась ближе, но я заметила, что она не приближается чересчур близко к главенствующей в ее доме.
— Он идет за своей невестой.
— Пусть войдет, — сказала Аусу с достоинством, которое было ей присуще. Женщины прижались к стенам, служанка Аусу тоже. Айлия не пошла с ними. Аусу еще раз глянула на меня и на нее, и Айлия тоже отступила. Главная жена громко окликнула Айфинга. Полотнище палатки поднялось, и Айфинг, наклонив под ним голову, подошел прямо к Аусу. Ее толстая рука приподнялась, и он вытянул свою грубую, темную руку, чтобы Аусу могла взять ее, но смотрели они не друг на друга, а только на меня. Я не видела на его лице того, что читала раньше у его племянника, что обещало бы мне позор. Айфинг выглядел бесстрастно, как человек, на которого возложили приятную задачу, являющуюся частью достоинства и ответственности вождя. Но за его плечом я увидела лицо Айлии с безошибочным выражением ревнивой ярости. Айфинг преклонил колено перед громадой своей жены. Она протянула левую руку ко мне, я вложила в нее свою, и она прижала мою ладонь к ладони Айфинга, как раньше это сделала Утта. Сквозь ее свистящее дыхание пробились слова, которых я не поняла, вероятно, это была какая-нибудь архаичная ритуальная фраза. Затем ее руки упали, оставив наши соединенными. Айфинг наклонился и отдернул металлическое покрывало, которое я обернула вокруг плеч, чтобы хоть, немного защититься от холода. Его пальцы опустились на мои груди и содрали краску, как сдирают одежду. Женщины у стены издали звенящий крик вроде того, который издала, умирая, Утта. Видимо, это был победный клич. Меня очень беспокоил вопрос, как далеко зайдет сейчас Айфинг. У меня не было возможности приготовить то, что я задумала, но, похоже, церемонии пришел конец. Понимая, что я плохо знаю их обычаи, Аусу дала мне ключ к следующему шагу, в котором я нуждалась, чтобы выполнить то, что я задумала.
— Блюда и чаши будут разделены, сестра. И будь благословенна эта палатка…
Служанка и женщины подошли и поставили ее на ноги. Я тоже встала, чтобы оказать ей почтение, и проводила ее за дверь палатки. Айлия тоже скрылась. Видимо, ее так бесила моя связь с ее господином, что она не желала больше быть ее свидетельницей. Когда я вернулась, Айфинг сидел на подушке. Я подошла к сундуку Утты, где хранились травы, и достала несколько сухих листочков, которые превращали обычный напиток Вупсалов во вкусный праздничный. Я добавила их в чаши, принесенные на подносе, и опустила полотнище двери, как бы для того, чтобы никто не помешал нам. Когда Айфинг увидел, что я положила листья, глаза его сверкнули, потому что травы Утты были очень хороши, и он ждал с явным желанием, пока я добавляла в его чашу еще немного листьев и размешивала палочкой. Заклинания не обязательно произносить вслух, самое главное — воля, направленная на нужный результат, а моя воля была тверда в эту ночь. Айфинг видел, что я ничего не добавляла, кроме тех трав, которые он хорошо знал, но то, что я добавила мысленно, было первым шагом в моем плане спасения. По крайней мере, хоть в этом Утта не связала меня, как связала рунами на циновке. Айфинг выпил и поел с подноса, который мы с ним разделили, а затем покачнулся и уснул. Я достала из сундука Утты ярко-красную колючку, обмотала вокруг нее два волоса, вырванных из моей головы, и плюнула на нее, произнося несколько слов, для которых уши Айфинга теперь были надежно закрыты. Сделав это, я воткнула колючку глубоко в кожаную подушку под головой Айфинга и стала ткать сон. Нелегко было вообразить то, чего сама никогда не испытывала, но я не смела позволить себе сомневаться в успехе. Но когда Айфинг повернулся и забормотал во сне, он видел как раз то, что я вложила в его мозг: что он и вправду взял жену и положил на нее свои руки и тело. Не делала ли такое и Утта? Я думала об этом, когда села в изнеможении, следя за Айфингом при слабом свете плененных насекомых. Не таким ли образом она была женой вождей, все еще оставаясь Мудрой Женщиной? Когда Айфинг проснется, будет проверена надёжность сотканного мною сновидения.
Глава 6
Ночь тянулась долго, и у меня было много времени для размышлений и предвидения некоторых опасностей, могущих ожидать меня. Утта многому научила меня, это я знала, но, то ли намеренно, то ли потому, что мы происходили не от одного ордена Мудрых Женщин, она оставила в моих знаниях пробелы, и я была вроде раненого воина, который, прижавшись к стене, защищается только одной рукой, да и то левой, в то время как он привык действовать правой. Она не вернула мне мое предвидение, а из всех талантов, которые Вупсалы могли от меня требовать, именно это было самым важным. Я все больше удивлялась этому упущению со стороны Утты. Может быть, она боялась, что я воспользуюсь передачей мысли — что было частью ясновидения — и вызову из Долины помощь? Как бы то ни было, она не подготовила пророчицы для своего народа и лишила их этого дара, который нужен был им больше всего.
Айфинг спал. Я тихонько прошла по палатке и перевернула циновку с рунами, чтобы снова прочитать линии, связавшие меня с этим народом. В то же время я рылась в памяти, ища все, что относилось к подобным чарам, как они наводятся и как разрушаются. У Мудрой Женщины есть все, есть много способов, чтобы связать человека, особенно если у него меньше талантов, чем у нее, или он вообще ничего не понимает в этих делах. Вы дарите, например, Жертве что-то ценное, и если жертва принимает — она ваша, пока вы сами ее не отпустите. Но для дилетанта во Власти это опасно. Если жертва откажется от подарка — чары падут на дающего. Плетя сновидения, можно ошибиться в выборе заклинаний и извлечь у кого-то душу из тела, сделав двух рабов колдуньи: в одном мире бездушное тело, в другом — бестелесный дух. Но, в основном, все это дела Теней, а я знала, что Утта, заботившаяся о благоденствии своего приемного народа, не зависела в своей силе ни от Света, ни от Мрака. Если мне удастся разбить чары этих рун, то это будет означать, что они были каким-то собственным знанием Утты. Только я сомневалась, что смогу сделать это моими заново пробужденными способностями. Во всяком ремесле нужна практика. Я вернулась к Айфингу, прислушалась к его дыханию. Он больше не видел сновидений, которые я наслала ему, он просто крепко спал, и этот сон продлится еще некоторое время. Я осторожно отошла, сняла свадебное платье и аккуратно сложила его. Когда на моем озябшем теле не осталось ничего, что было сделано племенем, я соскоблила остатки краски с грудей, чтобы меня ничто не связывало с этим народом. Я хотела попробовать часть магии, которая, как я опасалась, была слишком велика для моих слабых сил, но являлась единственной возможностью чуть-чуть заглянуть в будущее. Нужен был какой-то предмет, которым человек пользовался и считал своей собственностью. Хотя большая часть личных вещей Утты ушла с ней в могилу, в моем распоряжении осталось то, что лежало в двух сундуках и что имело отношение к ее магии. Дрожа от холода, я встала на колени перед сундуком, где были манускрипты с непонятными рунами. Вытащив из сундука все, я убедилась, что из вещей, оставленных Уттой, эти свитки содержали наибольшую концентрацию Власти. Я села, держа их по одному в каждой руке, и постаралась сделать свой мозг пустым, как зеркало, ожидающее возможности отразить то, что исходит от этих вещей. Я не была чистым зеркалом, а скорее смотрела в зеркало, затянутое туманом. Но в нем что-то двигалось. Тусклые, туманные фигуры приходили и уходили, и я не могла сделать их ясно различимыми. Контейнеры потяжелели, оттягивали руки. Я вздрогнула, когда их ледяной холод коснулся моего нагого тела. Что же это за свитки? Я отложила одну трубку в сторону, а другую открыла и развернула свиток. Взяв в обе руки, я наклонила голову, чтобы прижаться лбом к поверхности свитка, наощупь казавшегося высушенным древесным листом.
И вот… Я чуть не вздрогнула, когда в моем мозгу появилось резкое изображение, удержала меня долгая тренировка. Изображение было достаточно четкое, но сцены кружились и мелькали с такой скоростью, что я не могла ухватить смысл. Строчки формул, колонки рун появлялись и исчезали, прежде чем я успевала понять их значение. Не было ни логики, ни последовательности, будто кто-то высыпал массу неудачно связанного материала в пустое ведро и сильно встряхнул его. Я сунула свиток обратно в контейнер и приложила руки к голове, где кружились неудачные и несвоевременные концы и начала учения, вызвавшие сильную боль. И в эти минуты я не могла ни продолжать свой опыт, ни рыться в секретах Утты. Внезапно я почувствовала такую усталость, что глаза у меня закрывались сами. Я даже подумала с легким беспокойством, что я как бы выпила такую же чашу, какую подала Айфингу, и теперь готова следовать за ним в мир сновидений. Я взяла себя в руки и надела одежду, которую до этого отложила в сторону, когда меня наряжали в свадебное платье. Двигаясь с трудом, я завернулась в плащ с капюшоном, а затем скорее упала, чем легла, и мгновенно уснула. И я была права: я увидела сон.
Я увидела замок, башню, такую же большую, как цитадель в центре Ис Сити. Я никогда не видела такого большого произведения человеческих рук. Одни части здания были крепки, как камни Иса, другие мерцали, то появляясь, то исчезая, словно существовали в двух мирах одновременно. Я знала это, но не понимала, зачем и как это сделано. И там был тот, кто все это сделал, как руками тех, кем командовал, так и Властью, но хозяином здесь была не Мудрая Женщина, а адепт более сильный, чем волшебник или колдун. И замок был только внешней оправой для чего-то другого, более странного и могучего, чем стены вокруг. Я видела его то лишь как тень, то ясно и отчетливо, когда он выходил из-за вуали, созданной вокруг него его чарами. Он был Старой Расы, но что-то показывало, что он частично из другого места и времени. Он работал с Властью, и я видела, что он как бы собирает силовые лучи, сплетает их и формирует узор, подчиняющийся его желаниям. Он двигался уверенно, как человек, знающий, что он должен сделать, и не опасающийся, что его работа пойдет не так. Я следила за ним и завидовала. У меня тоже была когда-то такая уверенность, а теперь я ползла там, где должна была бы бежать. Под его ногами огненными линиями вспыхивали руны, сам воздух вокруг него дрожал от произносимых слов или от силы посылаемой им мысли. Это было большое дело, большее, чем я когда-либо видела, а ведь мне раза два довелось видеть в работе самую большую Власть Мудрых Женщин. Теперь я видела, что все, что он сделал, сконцентрировалось в середине холма, где он работал: линии рук, движение воздуха — все собралось в одном месте. В конце концов воздвиглась арка из света. Я знала, что этот сон показал мне создание Ворот в другой мир, которые встречались в этой древней колдовской земле. Хорошо известно, что такие ворота существуют, но что их создали маги, мы узнали только в Эскоре. И вот теперь я была свидетельницей открытия таких Ворот. Маг стоял, слегка раздвинув ноги, руки его вдруг взлетели вверх в совершенно человеческом торжествующем жесте. Спокойная сосредоточенность лица сменилась экзальтацией. Но он не спешил пройти в Ворота, а наоборот, отступал от них шаг за шагом, хотя не видно было, что его уверенность уменьшилась. Я подумала, что он почувствовал какую-то тревогу, которая удержала его от прыжка в неизвестность. Он сел в кресло и глядел на Ворота, сложив ладони, касаясь пальцами острого подбородка, и, казалось, глубоко погрузился в свои мысли. Пока он сидел и смотрел на свое создание, я следила за ним, словно мой сон касался самого человека, а не его колдовства. Как я уже говорила, он был Старой Расы или, по крайней мере, помесью с ней. Молод он или стар? Годы не коснулись его. У него было тело воина, хотя он и не носил меча. Серая мантия была туго стянута на узкой талии алым кушаком с золотыми и серебряными линиями. Если на них долго смотреть, то они принимали форму рун, но быстро вспыхивали и гасли, так что рассмотреть их не удавалось. Видимо, он пришел к какому-то решению, потому что встал и слегка развел руки, а затем резко хлопнул в ладоши, и губы его быстро задвигались. Ворота исчезли, он остался в темноте, но я чувствовала, что триумф его не ушел: то, что сделано один раз, можно повторить.