Что представляют собой «Одиночки» он знал, и был откровенно рад, что последних не оказалось в составе бортовых кибернетических систем.
* * *
На самом деле полковник оказался вполне нормальным человеком.
Грусть пряталась в глазах Романова, скрыть ее не давали ранние лучики морщин, да полковник и не старался рисоваться. Некоторое время он молчал, что-то обдумывая, а затем, подведя итог кратких размышлений, неожиданно произнес:
– Нет «Одиночек» и ладно. Не все ж им балом править. Я вообще за последние годы в первый раз сталкиваюсь с кораблем, где экипаж – исключительно люди.
– Да какой из нас экипаж. – Андрей махнул рукой. – Воевать мы не умеем, предупреждаю сразу.
– А вот зря не умеете. – Вновь нахмурился Романов. – Жизней своих не жалко? Налетят истребители или штурмовики, что делать станете? Умирать?
Дерягин вздрогнул. Над такой трактовкой вопроса военной подготовки он как-то не думал.
– Вы уже не в глубоком тылу, капитан, а почти на передовой. Атаку флота Свободных Колоний на Солнечную систему можно ждать в любое время.
– Но, помилуйте, полковник, я сейчас объясню вам: ядром конструкции, которую вы только что так громко назвали «космическим кораблем», на самом деле являются биологические лаборатории и несколько модулей производства, где мы создаем перспективную аппаратуру. Около десяти лет тому назад, приказом командующего флотом исследовательские сегменты переместили с орбитальной станции, смонтировав в корпус фрегата, – теперь лаборатории и производственные отсеки действительно скрыты под внешней конструкции из брони, нам даже восстановили гиперпривод и двигатели планетарной тяги, которые фрегат потерял в боях, но разве…
– Вы что, серьезно считали, что все делалось ради маскировки? – Иронично и немного раздраженно перебил его Романов. – Нет, – он покачал головой. – Я нахожусь на борту космического корабля. Не бутафорского, а настоящего. Ну что мне с вами, учеными, делать?
– Оставить в покое? – В тон ему предположил Андрей.
– Легко. – Кивнул полковник. – Только боевые кибермеханизмы Флота Колоний церемониться не станут. Разнесут вас в космическую пыль, и кому легче? Вам? Мне?
– Так что же вы от меня, в конце концов, хотите? – Не выдержал Дерягин.
– Хочу, чтобы у вас был шанс выжить. Больше ничего. Будете осваивать управление кораблем, или я поставлю сюда системы искусственного интеллекта.
* * *
Их диалог был прерван появлением кибермеханизма, доставившего на боевой мостик обещанный Дерягиным обед.
На трехъярусном столике истекали ароматами несколько блюд, о составе которых Романову оставалось лишь догадываться. Слюна во рту внезапно свернулась клубком, он сглотнул, удивляясь нахлынувшим чувствам. Из разложенного на тарелках он с трудом узнал только мелко порезанные овощи, да кусок хорошо прожаренного мяса.
Война…
Три десятилетия безумия.
Он забыл не только запах настоящей пищи, даже ее вид. На миг полковнику стало жутко собственных мыслей, и взять себя в руки, не показывая Дерягину своего состояния, было трудно…
Мысли Дениса Ивановича внезапно совершили странную коллизию, вместо будничных, ставших рутинными забот и чаяний, он подумал: а ведь через пару недель все неизбежно превратиться в обломки, пыль, потоки излучений… Много ли проку будет в предстоящем сражении от пятерых ученых, да их фрегата, управляющие системы которого устарели лет на десять, если не больше?
Они просто умрут.
Прикосновение капитана Дерягина заставила его вздрогнуть.
– Что это? – Спросил он, уставившись на бокал, протянутый Андреем.
– Не волнуйтесь. Мы называем напиток «вином», но вместо алкоголя в нем содержится тоник. Настоящий, растительный, без химии.
…Вкус еды и вина окончательно утвердил Романова в его мыслях. Как странно порой складываются человеческие судьбы, иногда жизнь или смерть зависят от такой малости, как нормальный обед, – они ели, разговаривая на темы боеспособности фрегата, а в рассудке Дениса Ивановича зрело злое недоумение: зачем война должна пожрать и их? Себя он в расчет не брал, у него давно и безвозвратно исчез инстинкт самосохранения, осталось только изматывающая усталость будней, да затянувшееся ожидание финала вселенской драмы, который он будет отыгрывать, зная, что в последнем бою уцелеют только машины.
Наблюдая за Дерягиным, полковник Романов, чья душа давно очерствела, забилась куда-то в глубины сознания и сидела там тихо, сжавшись в комок, глядя исподлобья, вдруг ощутил, как встрепенулись давно позабытые, казалось – уже утраченные струнки человечности, и среди определенной для себя неизбежности грядущего он увидел, почувствовал, что может совершить последний поступок, который если не искупит грехи лихолетья, то сделает последний вздох не таким жутким, обреченным, как представлялось.
Даже здесь в порыве благородных чувств, человеческий эгоизм не упускал возможности откупится, шепнуть о спасении…
– Значит, договоримся следующим образом, капитан. – Голос Романова прозвучал глухо. – Своего приказа по поводу специальной подготовки не отменяю, напротив обязываю пройти курс имплантации всех необходимых навыков по управлению фрегатом и использованию полуавтоматических боевых подсистем, но… – он на секунду умолк, словно еще раз взвешивая принятое решение, а затем продолжил: – Как только корабли Флота Колоний появятся в Солнечной системе, вы, капитан, уводите «Одиссей» в немедленный гиперпрыжок, а затем совершаете серию маневров в гиперсфере, меняя навигационные линии, – я позабочусь, чтобы для вас разработали примерный план экстренного ухода из-под удара вражеских сил.
– И что даст подобное маневрирование? Куда нас выведет гиперсфера, и что следует делать дальше, по возвращении в трехмерный континуум? – Андрей был озадачен неожиданным, но категоричным приказом полковника.
– Вам решать, капитан. – Откровенно пожал плечами Романов. – Да, мое предложение, как вы правильно поняли, сродни «слепому рывку». Вы спасетесь от неминуемой гибели, и решать свою судьбу в последствии будете сами. У чудовищной войны намечается не менее чудовищный финал, так что вам проку быть раздавленным меж жерновов битвы машин? Я предлагаю простой выбор – жизнь. С вашим-то опытом в области экзобиологии, наверное, будет несложно основать поселение где-нибудь за границами исследованного космоса, верно?
Андрей внимательно выслушал его и спросил:
– Вы предлагаете нам бежать, жить, а сами?
– Моя судьба лежит в иной плоскости задач. – Спокойно ответил Романов. – Я буду защищать Землю. Справедлива или нет война, которую развязали три десятилетия назад, – решать уже не нам, а историкам, если таковые найдутся.
– Поясните, что значит ваша последняя фраза? – Насторожился Андрей.
– Не напрягайтесь капитан. Вы видно совсем тут замкнулись на своих исследованиях. Война людей – теперь война машин. Понимаете о чем я? С той и другой стороны в сражении примут участие сотни тысяч кибернетических механизмов, и людей уцелеет – чуть.
Полковник взял бокал, пригубил его содержимое и добавил:
– Что мы теперь все о грустном? Давайте посидим как два человека, устал я уже от бездушного окружения. Выпьем, поговорим.
– О чем? – От последних слов Романова веяло таким холодом неизбежности, что Дерягин невольно поежился.
– Ну, например, о ваших исследованиях. Вы действительно десятилетиями не покидали борт космической станции?
– А зачем? На станции, как и тут, на борту фрегата, у нас есть все необходимое. Любимая работа, захватывающие исследования…
– И не надоест?
– Если честно, то думать о развлечениях некогда. Сейчас конечно стало намного меньше исследовательских задач от военного ведомства, а в начале войны мы едва справлялись, было время – спали по три-четыре часа в сутки. Может быть вам, полковник покажется странным, но, начиная вторжение в колонии, Земной Альянс абсолютно не был готов столкнуться с объективными трудностями невоенного характера.
– Что значит «не военного»? – Заинтересованно уточнил Романов.
Андрей отпил из бокала и пустился в неторопливые пояснения:
– Биосферы иных планет представляли и, между прочим, продолжают представлять немалую опасность для людей, участвующих в оккупации новых территорий. Космос не приготовил нам приятных сюрпризов в виде биосфер, абсолютно идентичных Земной, и даже успешное терраформирование, произведенное в некоторых колониях к началу войны, все равно не снимает остроты вопроса.
Дерягин сделал еще глоток вина, затем продолжил:
– По имеющимся данным колонии «Великого Исхода» можно поделить на три категории. Первая, и, к сожалению часто встречаемая, – погибшие поселения, не выдержавшие прессинга чуждых биосфер. Вторая категория – миры, где планетные цивилизации не смогли начать нового витка развития, и пошли по пути регресса. Население таких миров неизбежно сокращалось и видоизменялось от поколения к поколению. В военном плане первая и вторая категории поселений не представляют никакой опасности, но их обитатели за четыреста лет, прошедших со времен старта колониальных транспортов, не внесли никаких «положительных» с нашей точки зрения изменений в биосферы колонизированных планет, то есть, те остались по-прежнему враждебны человеку, несовместимы с нашим метаболизмом.
– А развитые колонии? Кьюиг, Элио, Дансия?.. И еще десятки открытых уже во время боевых действий миров, с терраформированными территориям целых материков? – Романов слушал заинтересованно, даже увлеченно, и Андрей, почувствовав благодарного слушателя, с удовольствием продолжил:
– На любой планете с кислородосодержащей атмосферой, до прилета поселенцев, миллионы лет шла своя эволюция, в той или иной степени отличающаяся от земного аналога, поэтому колонистам первой волны неизбежно пришлось выбирать из двух возможностей: либо погибнуть самим, либо погубить исконную жизнь на определенных территориях и вновь заселить стерилизованные пространства земной флорой и фауной. Затем, на известной стадии, две биосферы начинали неизбежное взаимопроникновение – они смешивались, образуя некий синтез, к которому (с неизбежными мутациями) присоединялись и люди – далекие потомки тех, кто начинал борьбу за выживание.
– То есть к началу войны в космосе не существовало ни одной освоенной планеты, где выходец с современной Земли мог бы спокойно жить «под открытым небом»? – Денис Иванович был в значительной степени удивлен.
– Именно, так, полковник. – Ответил Андрей, вновь наполняя бокалы. – Существовали тысячи опасностей, незримых, непонятных для рядового бойца сил вторжения, – один вдох на территории иного мира, даже прошедшего полный комплекс преобразований в соответствии с «Земным Эталоном», мог запросто стоить жизни. Схожая ситуация тысячелетия назад существовала и на самой Земле, в эпоху великих географических открытий, когда люди стали путешествовать через мировой океан, осваивая новые материки.
– Так, значит, задачей вашей лаборатории было обеспечение биологическими средствами защиты? Но ведь мы вторглись практически одновременно на десятки различных миров! И вы справлялись впятером?
– Приходилось. Нам поставили жесткие условия: в кратчайшие сроки разработать эффективные средства для нейтрализации пагубного воздействия иных биосфер на человека. – Андрей чувствовал, что слегка злоупотребил тоником, но продолжал беседу: на научные темы он мог говорить практически в любом состоянии, даже сейчас, ощущая ненормальный, лихорадочный прилив сил. – Поначалу ставка делалась на стационарные устройства, способные дать организму бойца нужный комплекс иммунных прививок, где-то даже произвести коррекцию метаболизма, – так собственно родилась идея «Преобразователя» – нашей главной разработки над которой мы трудились многие годы.
– Преобразователь? – Переспросил Романов. Странно…Я впервые слышу о существовании такого аппарата…
– Ну, во-первых, «Преобразователь» не аппарат, а целый комплекс биологических установок: камер биореконструкции и множества иной аппаратуры, вплоть до искусственных нейросетевых структур, способных временно принимать на свои носители рассудок человека и сохранять его на период ультрасложных операций. Во-вторых, не сумев создать компактного прибора, мы пошли иным путем, – вы наверняка часто пользовались боевыми метаболическими имплантами, – носимыми в экипировке модулями, содержащими запас химических элементов, некую микробиохимическую лабораторию, которая способна поддерживать жизнь бойца в условиях чуждого мира, не изменяя его организм?