Аннабель шевельнулась, и вернулось осязание. Но ожидаемой вспышки боли не было, к удивлению, и Аннабель шевельнулась сильнее, попыталась поднять руку… Рука слушалась, но двигалась с трудом, будто одолевая что-то вязкое, и вдруг Аннабель – сразу – поняла, что лежит в какой-то грязи, теплой и плотной, а голову ее придерживает ладонями Берт. И огонек лампы, освещающей своды пещеры, тоже стал ясен и понятен. И звуки, множество тонких звуков, приходящих отовсюду…
– Да, Берт, – сказала она. – Давно я… так?
– Без сознания? Часа два.
– А как остальные?
– Отогреваются…
– То, что говорил…
– Аннабель!
– Я помню. То, о чем говорил Дракон, нашлось?
– Все на месте, не беспокойтесь. Все хорошо.
– Мне надо вымыться и одеться.
– Не торопитесь. В рапе надо пролежать не меньше трех часов.
– Долго. Слушайте, Берт, а вы верили, что… получится?
– М-м…
– Понятно.
– Верил, думаю. Иначе не пошел бы…
– Это, наверное, не зависит одно от другого.
– Интересная мысль.
– Нет, правда. Вот подумайте как следует…
Они замолчали, и Аннабель опять соскользнула в сон. Ей приснился берег моря, дюны, поросшие искривленными соснами, опускающееся в воду багровое солнце. Она смотрела на солнце, а потом оттолкнулась от земли и полетела к нему – и в какой-то миг ей стало так страшно, что она вздрогнула всем телом и проснулась.
И одновременно с этим рука Берта потрепала ее по щеке, а голос сказал:
– Принцесса, пора.
Было светлее, за поворотом, невидимый сам, но щедро рассылающий оранжевые лучи, горел костер. Слышались голоса и звуки какой-то работы. Аннабель потянулась и села.
– Отвернитесь, Берт. Я встаю.
– Минутку, я дам накидку. Воздух холоднее рапы.
– Спасибо.
– Озеро рядом – вон там. Отмывайтесь. И осторожнее – там сразу по шею.
– Я помню – будто уже была здесь.
– В каком-то смысле – так оно и есть.
Берт подошел сзади, набросил ей на плечи мягкую шкуру какого-то несчастного зверя. Аннабель встала, удивляясь, как чудесно подчиняется тело. Закуталась – шкура доходила до колен – и, выдирая ноги из вязкой рапы, пошла к озеру.
Костер горел на самом берегу, дымок стелился над водой. Свод нависал совсем низко и метрах в сорока от берега, подобно небу, образовывал горизонт, смыкаясь с водой. Вода была неподвижна настолько, что это пугало. Против природы воды – быть такой неподвижной. И, разгоняя боязнь, Аннабель погрузилась в озеро.
Вторую часть путешествия Аннабель перенесла намного легче. Хотя путь из подземного озера к источникам, бьющим в долине, и дальше по ручьям, мелким речкам, застревающим в болотцах, каналу, перегороженному шлюзами – был извилист и долог. Выброшенная на песчаный пляж, она сразу обрела себя, приподнялась и огляделась. Ущербная луна, красная и тусклая, касалась края земли, а над водой небо светлело. Потом она почувствовала вкус соли на губах. Все правильно, это озеро Татль, оно же – залив Спасения, оно же – Брандтова Бездна… полусоленый-полупресный водоем в устье Акрона, отделенный от моря островной грядой на западе и неимоверно глубокий на востоке, там, где со стометровой высоты рушатся в него воды реки Лоуи…
Поднялся и выпрямился во весь рост генерал. Чуть дальше зашевелился Берт.
– Ваше высочество, вы в порядке? – очень тихо спросил генерал, не поворачивая головы – и что-то в его вопросе относилось не к самочувствию Аннабель.
– Да, мой генерал, – так же тихо ответила Аннабель. – Берт, – позвала она.
Берт подошел молча и встал рядом. Повернувшись лицом друг к другу, они втроем особым образом сомкнули руки и закрыли глаза. И опять на изнанке век Аннабель увидела непонятные знаки…
– Туда, – сказала она и показала рукой.
– Туда, – подтвердил генерал.
Они пошли в ту сторону, куда позвало их чутье, и через десять минут слева, на самом краю поля зрения, Аннабель увидела зеленовато светящееся пятно. Стараясь не менять угол зрения, она сделала несколько шагов в том направлении.
Это был песчаный холмик чуть выше колен. При взгляде в упор он не светился, но начинал мерцать, как только Аннабель отводила глаза в сторону.
– Нашла, – сказала она.
Втроем они быстро раскидали песок. В трех мешках была одежда, в четвертом – еда. Под мешками лежал длинный кожаный чехол, и когда Берт поднял его, лязгнула сталь. Последним извлекли солдатский ранец. Открывать не стали – знали и так, что там амулеты, документы и деньги. Бросив в яму по камню, заровняли ее руками и только тогда стали одеваться.
Теперь надо было уходить – далеко и быстро. Генерал вел, Аннабель старалась не отставать. Сзади дышал Берт. Становилось все светлее и светлее. Двести шагов бегом – двести шагом, двести бегом – двести… двести… двести… Меч бил по спине, по правому бедру колотил кинжал, по левому – наручень. Так они бежали до того момента, когда край оранжевого солнца возник над сине-дымчатым горизонтом и от всего вокруг брызнули острые тени. Тогда генерал сбавил шаг. Надо было искать место для отдыха.
Оно нашлось вскоре – огромное, как комната, дупло в теле полувыгоревшей секвойи. Осторожно войдя туда и никого не обнаружив, генерал махнул рукой. Берт и Аннабель сотворили знак закрытия. Может быть, теперь их не найдут.
Вернее – не заметят случайно. Потому что если будут искать…
Аннабель жестко усмехнулась про себя. За последние две недели, проведенные у Яппо, она достаточно четко уяснила, с кем именно ей придется иметь дело.
Шансов на успех не было ни малейших.
Но не было и возможности избежать схватки.
А победитель получал все.
Оставалось лишь принять этот жребий…
Они продолжили путь с наступлением темноты, отдохнувшие, выспавшиеся, почти сытые. Запас вяленого мяса и галет следовало растянуть на несколько дней, до выхода из приграничья. Пить воду можно было, но только выдержав ее в серебряной фляжке до потепления. Иначе невидимости, пусть относительной, пришел бы конец.
«Кошачьим глазом» Аннабель пользовалась и раньше, до знакомства с Яппо, но никогда не достигала такого эффекта. Казалось, что этот длинный тонкий ремешок, трижды охватывающий лоб, проходящий над и под глазами и перекрещивающийся на переносице, лишь немного осветляет сумерки и делает четче контуры предметов. Сейчас, после подготовки, Аннабель видела в полной темноте – но не глазами. И даже не видела, хотя и не могла назвать это новое – и именно шестое – чувство. Просто оказалось, что ей не нужно видеть предметы, чтобы знать о их присутствии, расположении и свойствах. И она шла, как днем, беззвучно и быстро. И так же беззвучно и быстро шли ее спутники.
Они наткнулись на стену там, где никакой стены не должно было быть. Шедший впереди генерал резко остановился, и рука Аннабель сама метнулась к рукояти меча. Берт, мгновенно обнажив оружие, повернулся к ним спиной, прикрывая от нападения сзади. Никакого движения не ощущалось, но в воздухе возник вдруг привкус спертости, несвободы. А потом – подозрительно кстати – в сплошном облачном покрове образовался разрыв, и свет луны лег на высоченную, может быть, в сотню человеческих ростов, гладкую стену с ровной, по линеечке, кромкой.
Генерал попятился, Аннабель, наоборот, шагнула вперед, и они столкнулись и остались стоять рядом, глядя на чудовищное сооружение, преградившее им путь. Неслышно подошел Берт.
– Бог ты мой! – сказал он шепотом.
– Месяц назад этого не было, – откликнулся генерал.
– Мне не нравится запах, – сказала Аннабель.
– Не чувствую, – сказал Берт.
– Мерзкий запах, – сказала Аннабель. – Очень слабый, но мерзкий.
– Да, что-то есть, – сказал генерал. – Похоже на соляр.
– Нет, что-то другое, – не согласилась Аннабель.
– Вообще-то, ваше высочество, по всему Альбасту теперь гуляют всяческие ароматы. А в столице пахнет хуже, чем в казарме. Правда, это редко кто замечает…
– Проклятая луна, – сказала Аннабель. – Только портит все…
– Не могли же такую махину отгрохать за месяц… – неуверенно сказал Берт.
– Я об этом же, Берт, – сказала Аннабель. – Тихо, не мешайте.
Обогнув генерала, она медленно двинулась вперед.
– Ваше высочество… – бессильно прошептал генерал.
Аннабель отошла настолько, чтобы ощутить себя стоящей отдельно. Прикрыла глаза веками, слегка развела руки и повернула их ладонями вперед и чуть-чуть вверх. И не почувствовала ничего…
И тогда, не открывая глаз, она сделала – считая их про себя – тридцать шагов. Остановилась и посмотрела глазами на то, что получилось.
Верхний край стены уже не был ровен и прям. Получилось так: по сторонам стена стояла, как стояла – зато прямо перед Аннабелью она то ли просела, то ли отдалилась, это было трудно понять… и еще Аннабель почувствовала, не оглядываясь, что спутники приближаются к ней и что мечи в их руках занесены для удара, и она оглянулась – и увидела кошмарную пасть, раскрывшуюся на нее, ощутила неистовую вонь, хлынувшую волной, отпрянула и упала на спину – но успела крикнуть:
– Это морок, морок!
Наверное, ее услышали и поняли. И не только спутники – пасть рассыпалась рыхлыми хлопьями. За пастью ничего не было. Мы выдали себя, подумала Аннабель. Но изменить уже ничего нельзя.
Берт не успел подать ей руку – она вскочила на ноги и скомандовала:
– Закройте глаза – и за мной!
– Это иллюзии? – уточнил генерал.
– Наверное. Нельзя здесь задерживаться. Уходим.
Их обдавало волнами смрада, пока они, пользуясь лишь приходящим откуда-то знанием обо всем вокруг, шли сквозь несуществующую стену. Ничего телесного не было вокруг них, и земля была ровной и мертвой – мертвой на всю глубину. Казалось, под ногами вечный лед, для приличия припорошенный пылью. В какой-то миг Аннабель не удержалась и приоткрыла один глаз – и тут же зажмурилась от испуга и отвращения. Разложившийся, в клочьях отставшей кожи, волоча выпавшие из разорванного живота внутренности, на нее шел мертвец. Необыкновенный свет исходил из земли, и запах разрытой могилы перехватил дыхание. Но Берт и генерал были рядом, Аннабель чувствовала их – и только их. Потом, сколько-то шагов спустя, она узнала, что впереди возникло, наконец, реальное препятствие.
Стена была, и точно такая же, какой они увидели ее в тот первый момент – но только высотой по пояс. На лице генерала не отразилось никаких эмоций, а Берт плюнул в сердцах. Он дышал учащенно, и Аннабель поняла, что Берт на всякий случай шел с открытыми глазами.
– Хитро придумали, сволочи, – охрипшим голосом сказал он. – Лучше всякого кино…
И неожиданно – ни Аннабель, ни генерал не успели шевельнуться или остеречь – он коротко разбежался и перепрыгнул через стену. На миг ослепляющая вспышка тьмы сделала его невидимым, а потом Аннабель отчетливо, неимоверно отчетливо увидела, как Берт, ломаясь еще в воздухе, рушится на землю по ту сторону стены и лежит мертво, лежит секунду, другую, третью… потом конвульсивно дергается и начинает вставать, но вставать так, будто его сверху подтягивают за ниточки…
– Берт… – простонала Аннабель. Генерал обнажил меч.
Берт уже стоял – спиной к ним. Потом оглянулся через плечо. У него было равнодушное лицо и взгляд в пространство.
И вдруг Аннабель почувствовала странное раздвоение восприятия. Будто рояль звучал, как труба, и следовало чему-то не верить – глазам или ушам. И она сделала то, что выручало ее не раз – закрыла глаза.
Берт не стоял – он лежал на боку, подтянув ногу к груди. Видно было, что ему дико больно и он изо всех сил сдерживает крик. Пришли, подумала Аннабель.
– Пойдемте, генерал, – сказала она. – Не смотрите – это тоже морок.
И Берт-зомби отступил и растаял, как и положено разоблаченному призраку.
Она легко перепрыгнула стену, и генерал последовал за нею. Еще в прыжке она увидела, как гаснет луна и все погружается в полнейшую тьму – и поняла, что ожидала этого. Наверное, поэтому и приземлилась мягко, как кошка. Генерал на ногах не удержался, но тут же вскочил и принял оборонительную позу.
Все было мороком по ту сторону стены, подумала Аннабель, и призраки, и лунный свет… и мы сами – видимые… А по эту? Надо быть настороже, начались упырские штучки…
– Показывайте ногу, Берт, – скомандовала она.
До рассвета одолели чуть больше двух миль. Из-за боли Берт утратил способность видеть в темноте, и пришлось вести его за руку. Он хромал, но терпел. Наконец, расположились на отдых в овражке, заросшем по краям молодыми елями, под нависающим козырьком дерна, сотворили знак закрытия и повалились на сухую, перемешанную со щебнем, глину.
– Спите, – сказал Берт, задыхаясь, – я посижу… все равно…
Он стал снимать с лодыжек бинт. Аннабель протянула руку, положила ладонь на горячую пульсирующую опухоль, сосредоточилась.
– Не надо, – пробормотал Берт, – лучше спите… я сам как-нибудь…