Юрков рухнул в едва успевшее развернуться под ним кресло.
— Да-а, — протянул он, задумчиво глядя на Смолина. — Что искали, то и нашли. Человека знакомят с чудом техники, а в ответ… Яркая и откровенная реакция, спасибо.
Смолин смешался.
— Извините, я, может, чересчур резко… — Он смущённо покраснел. — Не знаю, что на меня нашло… Простите! Вы так обожаете своё детище, что, конечно…
— Оно не совсем моё, к сожалению! Как техносоциолог я причастен больше к его опробованию.
— Все равно вы гордитесь, восхищаетесь домом, а я…
— Это верно.
— И он, поверьте, достоин восхищения! Это не комплимент. Как я представлю себе, что все это — стены, краны, дышащие, оберегающие себя окна, творящий мебель пол — вся эта немыслимая сложность только что была кристаллом, записью в нем, — меня берет оторопь! Да, вы превзошли природу, от всей души поздравляю.
— Спасибо. Только какая это сложность… — Юрков слабо махнул рукой. — Гордишься, гордишься, а как представишь, что мы сами, наши глаза, способные плакать, неутомимое сердце, познающий вселенную мозг, все, все возникло из сгустка ничтожных молекул, было в них просто записью, кодом… Куда нам до природы! Ладно! Я не сержусь на вас, наоборот. Но что-то вам в нашей новинке очень и очень, не нравится. Что?
— Видите ли. — Подбирая слова, Смолин прошёлся по комнате. — Дело в том… Нет, сначала такой вопрос. Отчего вы мне — именно мне! — предложили свою экспериментальную новинку? Мои вкусы, привязанности…
— А! Ими и обусловлен выбор.
— Ещё одна загадка?
— Наоборот. Я слишком долго вас поражал, заинтриговывал, чем и заслужил отповедь. Дом экспериментальный, но не в техническом смысле, тут все опробовано. Он, как вы догадываетесь, сулит переворот в образе жизни всего человечества. Поэтому заранее надо знать, кто и как его воспримет. По отношению к прогрессу всегда можно выделить тех, кто приветствует любую новинку, только потому что она новинка, и тех, кто сразу встречает новшества неприязнью. С этими малочисленными группами все ясно, об эволюционном значении таких крайностей можно прочесть в школьном учебнике. Теорией социогенеза мы не занимаемся, мы ею пользуемся. Нас интересует реакция той обширной части человечества, которая не спешит довериться новизне. Вы — типичный её представитель.
— Весьма признателен, — сухо сказал Смолин. — Лестно услышать, что тебя считают типичным консерватором.
— Умеренным, умеренным! — Юрков тонко улыбнулся. — Разве это оскорбительное понятие? Мы не в двадцатом веке, как вы справедливо заметили. Нет, что я? Вижу, настал мой черёд извиняться!
— Ну вы ловкач! — восхитился Смолин. — Сумели поставить себя в выгодное положение.
Улыбка Юркова стала ещё ослепительней.
— Просто мне нужны откровенные отношения без расшаркиваний и полупоклонов. Но если вы все ещё сердитесь…
— Вы мне ещё напомните школьную пропись о значении балласта, который не даёт кораблю перевернуться, как бы там прогрессисты его ни ускоряли! Хорошо обменялись любезностями — квиты. Я тоже за откровенные, деловые отношения. Что вам от меня надо конкретно?
— Пока — предварительная, после первого знакомства, критика дома.
— Будет, не беспокойтесь.
Смолин с натугой воздвиг себе кресло и уселся напротив Юркова.
— Не хочу останавливаться на мелочах. На окнах, которые так совершенны, что их нельзя распахнуть, хотя иногда приятно дать ветру погулять по комнате.
— Согласен, — кивнул Юрков. — Дом слишком оберегает свою целостность, это оборотная сторона его достоинств. Мы надеемся, что в перспективных моделях…
— Пустяки! А вот даёте ли вы себе отчёт в том, что вы сделали? Вы сняли последнюю узду с потребности человека селиться там, где ему вздумается. Прекрасно! А результат? Дома, возникающие с лёгкостью грибов, мигом заполнят Землю. Кроме заповедников, очень скоро не останется ни одного нетронутого уголка. Ни единого! Неужели история с автомобилями нас ничему не научила? Те хоть быстро ржавели. А миллиарды ваших домов — да легче чертополох выкорчевать! Во что мы превратим планету? Во что?
— Верно! — Юрков хлопнул себя по колену. — Всякий клочок земли — стройплощадка! Это и есть ваше главное возражение? Других нет?
Смолин заколебался. Было ещё что-то, вероятно, важное, какое-то ощущение, но его не удавалось выразить.
— У меня пока все, — сказал он, помедлив. — Чему вы радуетесь?
— Сейчас объясню. Миллиарды новых домов, говорите? В каждом уголке Земли? А как насчёт сотен миллиардов? Триллионов? Вы убеждены, что хозяйствуете в этом доме временно, что он предназначен для всех. Ошибка! Едва мы закончим испытания, каждый человек получит возможность выращивать себе дом по вкусу. Каждый! И столько, сколько захочет. Вот истинная перспектива. Да не смотрите на меня так! Сейчас я вам кое-что покажу. Идёмте, идёмте!
Бурный порыв Юркова подхватил Смолина, точно смерч, и вынес в прихожую.
— Здесь, — палец Юркова торжествующе упёрся в гнездо энергобатареи, — скрыта важнейшая особенность дома. Подождите возражать! В чем, я вас спрашиваю, основной недостаток строительства? Человеку нужны помещения в самых разных местах планеты, много помещений — для работы, отдыха, поездок, а жить в них одновременно он не может. Отсюда масса пустых и полупустых, необходимых от случая к случаю помещений, зряшный расход пространства и материалов. Каким, следовательно, должно быть идеальное строительство? Дом есть, когда он необходим, его нет, когда нужда в нем отпала. Мы находимся как раз в таком доме.
— Неужели вы хотите сказать…
— Да!!! Отводим заслонку — раз! Здесь, как видите, находится самый банальный выключатель. Снимаем, не трогая батарею, предохранитель — два! Нажимайте.
— И… и что же?
— Дом исчезнет.
Рука Смолина замерла на выключателе.
— А мы успеем выбежать?
— Пока человек хоть одной ногой находится в помещении, дом останется домом. Смелей! Так, правильно… Теперь — наружу. Не спешите, спешить не надо, все сработает с трехминутным замедлением, как в самой лучшей из мин. Это так, для страховки. Спокойно располагайтесь на травке и ждите.
Юрков тут же последовал своему совету, а у Смолина ноги будто одеревенели. Дом прямо на глазах стал мягчеть, оплывать, сминаться. Он таял, клубясь туманом. В дрожащем воздухе повисла бледная радуга. В лицо ударил тугой ветер, взметнулись заломленные ветви берёз. Из мглы и вихря грозно пахнуло озоном.
Юрков спокойно посматривал на часы.
— Ровно шестнадцать минут. — Он встал, потягиваясь. — Что скажете?
— Гениально. — Смолин растерянно озирал то место, где только что стоял дом, а теперь было пусто. — Мне и не снилось такое!
— Верю. — Пружинящим шагом Юрков обошёл место, где только что, сминаясь, клубился мрак. — Чисто поле! Дома нет, исчез, распался, отдал природе все, что взял. Из земли ты вышел… Полностью замкнутый цикл! А?
Смолин потоптался, ища следы повреждений. Пять утрамбованных лунок там, где находились опоры. В лучах солнца рыжела жухлая кайма зелени. И это было все, что осталось от дома.
Нет, не все. Возле осевшей лунки покоился цилиндр энергобатареи, а рядом лежало зеленоватое, со скошенными гранями яйцо.
— Вот! — ликуя, показал Юрков. — Можете его взять, перенести в любое место, использовать снова и снова, миллионы раз. И если вы думаете, что затраченная при строительстве энергия пропала, то вы заблуждаетесь. При распаде дома она, не считая неизбежных потерь, аккумулировалась в батарее. Более дешёвого строительства, как вы понимаете, нет и быть не может.
— А этот зародыш… он тот же самый? — почему-то шёпотом спросил Смолин.
— И да, и нет, — весело ответил Юрков. — Дерево плодоносит, дом — тоже. Из этого “жёлудя” вырастет новый, не хуже прежнего дом. Что мы сейчас и увидим.
Он небрежно откатил батарею, насвистывая что-то, пошёл к реалету за излучателем. Смолин тяжело опустился на землю. Голова у него кружилась. В высоком небе, совсем как в доисторические времена, скользили белые пухлые облака. Смолин прикрыл веки. “Пора бы уже и привыкнуть. Это надо же! Ну ещё одна техническая революция, ещё один переворот, мало ли их было…”
Снова рванул, холодя спину, ветер. Лёжа на боку и жмурясь, Смолин разглядывал, как растёт дом. Его дом. Дом, который возникает и исчезает с лёгкостью фокуса, дом, который можно унести в сумке, перебросить на другой край света, вырастить там и снова спрятать в карман. Дом, который все берет из природы и отдаёт природе, как дерево, как ромашка, как гриб.
— Пожалуйте на новоселье! — крикнул Юрков.
Смолин обошёл дом. Здание было чуточку не таким, как прежде. Самую малость. Сохранились все главные особенности, пропорции, размеры, отличие в каких-то ничтожных деталях скорей угадывалось, чем замечалось.
— Правильно. — Юрков упредил вопрос. — Потомок никогда в точности не похож на предка. Никогда. Впрочем, однообразие приедается, так что все к лучшему.
Смолин приблизил ладонь к стене и ощутил ток сырого тепла, словно это был круп лошади.
— Существует, а? — подмигнул Юрков. — Теперь вы уж хозяйствуйте сами.
Смолин промолчал. Он прошёл в дом, сам укрепил батарею, не торопясь, осмотрел все помещения. Юрков двигался за ним, храня безразличие. Воздух всюду был свежим и приятным, в кранах бодро журчала вода, экран стерео охотно переключился с программы на программу, мыслемебель, послушно изгибаясь, принимала должную форму. За окнами зеленел лес, россыпью золотых бликов сверкала излучина реки, но из складок холмов уже выползали глухие предвечерние тени.
— Ваш запас чудес, надеюсь, исчерпан? — обернулся Смолин.
— Увы! — Юрков сокрушённо развёл руками.
— Дом не преобразуется в мельницу или в дракона?
Юрков каверзно улыбнулся.
— Если вы так настаиваете…
— Что-что?
— Нет-нет, я пошутил. Работы по отдалённой гибридизации не вышли из стадии теории.
— Уф! — Смолин тяжело опустился в кресло. — Послушайте, дорогой прогрессист… Не чересчур ли? Какая ещё гибридизация? Чего с чем?
— Дома с реалетом. Ведь у всякого дела должна быть перспектива, не так ли? Карманный домолет, чем плохо?
— Просто замечательно, — в сердцах сказал Смолин. — Мне как раз не хватало маленького летающего домика. Вот что: нет ли у вас простой избушки?
— Избушки? Ах это! Такая древняя, из брёвен, на курьих ножках? Как же, как же: такой эмбриоэскиз разрабатывается. Рубленые стены, наличники, опоры с поворотными осями, специально для любителей сельской старины — очень, очень романтично!
— Довольно! — взревел Смолин. — Ещё слово — и я такое закачу в отчёте… Хочу просто, скучно пожить в вашем идеальном, без выкрутасов, домике.
— То-то же, — усмехнулся Юрков. — Сейчас принесу ваши вещи.
— Зачем? Я сам.
— Нет, уж позвольте. Устроить вас — моя обязанность.
Опережая Смолина, он скользнул за дверь. Пожав плечами, Смолин остался в кресле.
Его охватило молчание дома. Оно стояло в нем, как вода. Ни звука, ни колебания, полная, как в зачарованном замке, неподвижность.
Не совсем, впрочем. Косые лучи солнца высвечивали пылинки, и можно было заметить, что стены притягивают к себе этот светлый порхающий рой. Дом давал о себе знать, он был спереди, сзади, он всюду присутствовал как незримый, бесстрастный, угодливый слуга. У Смолина напряглись мышцы плеч, затылка. Только сейчас до его чувств дошло, что он находится не просто в стенах, а внутри организма, который дышит, присматривает, живёт своей скрытой жизнью.
Резко вскочив, Смолин подошёл к окну. Вдали сахарно белели зубцы гор. На лугу тени берёз кое-где уже сомкнулись с тенями леса, но золотисто-зеленые прогалы света ещё преобладали. Мир был спокоен, тих и привычен. Напряжение отпустило Смолина. Он обернулся. Ничто не подсматривало, не следило, не дышало в затылок, комнаты были как комнаты — просторные, уютные. “Консерватор ты консерватор, — корил себя Смолин. — И вправду консерватор. Ну жили в пещерах, в небоскрёбах, пора перебираться в эмбриодом. Вопрос привычки — только”.
Вблизи ощущался запах материала, смутный и терпкий, какой иногда накатывает на лесной поляне. Смолин погладил стену. На ощупь материал напоминал дерево, гладкую сосновую доску. Пальцы ощутили прохладу, но это не был холодок камня, пластобетона; так холодить могла бы кора ольхи в укромной тени полудня.
Ощущение хотелось продлить, но все прерывал какой-то невнятный шум за притворённой дверью прихожей.
— Вам помочь? — крикнул Смолин.
— Пустяки, — донеслось оттуда. — Один крошечный момент…
Глухо бухнул удар.
— Юрков!
— Сейчас, сейчас… Не беспокойтесь…
Смолин кинулся в прихожую и замер оцепенев. Взъерошенный Юрков, зло бормоча что-то, возился перед закрытой наружной дверью. Нигде не было и следа вещей, которые он вызвался принести.
— Что с вами?!
— Ничего, ничего, абсолютно ничего, так, маленький непорядочек… Я мигом…
Пряча взгляд, Юрков навалился плечом на дверь, но та не шевельнулась.
— Она заперта! — изумился Смолин.
— Вот ещё, — пробормотал Юрков. — Вовсе она не заперта, кто же теперь ставит запоры… Заело, вот что! Давайте вместе — разом…
Не веря себе, Смолин кинулся на помощь. От дружного толчка дверь слегка прогнулась.
— Ага! Ещё немножко…
— Юрков! — Смолин в ужасе схватил его за руку. — Смотрите.
— Что?
— Стена срастается с дверью!
— Вы с ума сошли…
— Зазор оплывает! Глядите!
Багровое от усилий лицо Юркова побелело.
— Ну-ка, быстро, с разбега! Раз, два…
От таранного удара дверь снова прогнулась.
— Поддаётся!
Ничего подобного. Казалось, они налетают на скалу.
— Послушайте! — задыхаясь, сказал Смолин. — Что это значит? Мне это не нравится.
— Мне тоже, — осевшим голосом ответил Юрков. — Этого просто не может быть… Не может!
— Но ведь факт! Как мы теперь отсюда выйдем?
Юрков затравленно огляделся.
— Попробуем ещё раз.
— Это ничего не даст, мы пытались.
— А, черт! Может быть, она утоньшится. Нас не убудет ещё от одной попытки.
— Хорошо, хорошо…
Они отступили в дальний конец прихожей и ринулись. У Смолина от удара потемнело в глазах.
— Славное занятие, — прошипел он, морщась от боли. — Слушайте, вы, часом, не перепутали зародыш? Может быть, это блиндаж, тюрьма для каких-нибудь там любителей старины?
— Смейтесь, смейтесь, — угрюмо, потирая плечо, сказал Юрков. — Невероятно, но дом нас, похоже, замуровал.
— Так вызовите техпомощь!
Юрков исподлобья взглянул на Смолина.
— Техпомощи не будет.
— Это ещё почему?
— Наши видеофоны остались снаружи. В реалете, если вы помните.
Машинально Смолин тронул запястье, где всегда, сколько он помнил, был браслет, необходимый и привычный как воздух.
Пусто!
Юрков уныло развёл руками.
— Но это же ни с чем не сообразно! — вскипел Смолин. — Это, это… Куда вы?!
Но Юркова уже не было в прихожей. Вбежав в комнату, он лихорадочно сформировал табурет и что есть силы грохнул им по окну.
Табурет смялся.
— Так я и думал, что оно успеет утолщиться. — Юрков отшвырнул табурет и заметался по комнате. — Ну что вы молчите?! Ругайте, проклинайте, я ничего не могу понять! Дверь… и никакого выхода.
Смолин растерянно молчал.
— Хорошо, — яростно проговорил Юрков. — Хватит крысиных наскоков. Будем логичны…
Он снова заметался по комнате.
— Успокойтесь, — мягко сказал Смолин. — Что тут такого? Люди испокон века теряли ключ от квартиры. Помню, в одной старой книге была смешная история о голом человеке, который ненароком захлопнул за собой дверь… Меня — нет, а вас наверняка хватятся не сегодня, так завтра.
— Скажите лучше — через месяц! И надо же так совпасть! Сегодня ночью я собирался вылететь к жене на Марс, и все знают, что меня долго не будет.
— Но ваш отчёт…
— Предварительный никому не нужен, а окончательный… Вы собирались уединиться на месяц, не так ли?
Смолин тихо рассмеялся.
— Вы находите наше положение столь забавным? — проворчал Юрков.
— Отчасти — да. Извините… Я забыл, что для вас это не просто приключение. Впрочем, вашей вины тут нет.