Ураган кивнул и шагнул к двери.
— Один момент, рядовой.
— Что теперь?
— Ты должен отдать честь.
— Я этого не делаю, — ответил Ураган. — Глупый обычай. — И вышел из кабинета.
— Наверное, я не все продумал, приглашая его, — сказал мне Байглоу. — Не думаю, что мне понравился этот человек.
— Он — один из лучших бойцов, сэр, — ответил я.
— Он умеет только грабить и убивать.
— Это армия, сэр. Здесь ему самое место.
Два дня мы его не видели. Большинство из нас склонялись к мысли, что армейская жизнь ему не понравилась и он покинул планету, но некоторые полагали, что он присоединился к перешедшим на сторону пелопоннесов. Но на рассвете третьего дня он появился в штабе.
— Я выяснил, почему дезертируют ваши люди, — объявил он. — Помимо очевидной, есть и другая причина.
— Очевидной? — повторил Байглоу.
— Они вас не любят, — пояснил Ураган. — И я их не виню. Но вторая причина более экзотичная. — Он выдержал паузу. — Вы когда-нибудь видели Пелопоннеса?
— Я видел их голографии. Большие, отвратительные насекомоподобные.
— Да и нет.
— Что ты хочешь этим сказать? — пожелал знать Байглоу.
— Они трансформеры.
— Пусть так, но как им удается запугать моих людей до такой степени, что они дезертируют? — спросил генерал. — В каких страшилищ они превращаются?
— Они превращаются совсем не в страшилищ.
— Тогда в кого?
— В ядреных обнаженных женщин. Ядреных, страстных, обнаженных женщин. Везде, кроме позиций шестого батальона, который укомплектован исключительно женщинами. Там они принимают облик богатых, элегантно одетых джентльменов, которые пьют мартини с водкой и обожают танцевать румбу.
— Но наши мужчины и женщины… э… распознав их, конечно же, понимали, что враг дурит им головы, и воздавали должное этим омерзительным насекомоподобным инопланетянам.
— Для того, чтобы выяснить, с кем нам приходится воевать, мне пришлось войти в контакт с одной из пелопонесов.
Генерал не смог подавить дрожь отвращения, пробежавшую по его телу.
— И?
Ураган ответил после паузы:
— Должен признать, что как женщина она не то чтобы очень. — Тут он улыбнулся. — Но для двенадцатиногого, четырехглазого насекомого она — фантастика.
— Ты так же мерзок, как и она! — взревел генерал.
— Выбирайте слова, когда говорите о моей невесте. — В голосе Урагана слышались угрожающие нотки.
— Убирайся! — приказал Байглоу. — Не хочу я больше этого слышать!
— Напоследок хочу вас предупредить. Людей-солдат на их стороне уже больше, чем на нашей. Если вы в самое ближайшее время не покинете Пелопонн V, я думаю, они могут перейти в наступление.
— Это мерзко и отвратительно!
— Вы так думаете? Подождите, пока они вспорют вам живот и отложат там несколько тысяч яиц. Вот что действительно мерзко и отвратительно.
— Да как вы можете уйти с таким существом? — пожелал знать Байглоу.
— Красота — это лишь внешняя оболочка, — ответил Ураган Смит, уже выходя за дверь. — А вот уродство, оно может занимать все нутро, даже душу.
Я никак не мог забыть слова Урагана, и когда до меня дошла весть о том, что Ланс Стерлинг вербует добровольцев, я занял корабль и полетел к нему. Больше на Пелопонн я не вернулся.
* * *
— Я прибыл туда после отбытия Урагана Смита, — продолжил Макс.
— А я появился там после Макса, — добавил Могильщик. — Так что пусть он рассказывает вторым.
— Логично. — Макс приложился к бутылке. — Ситуация к моменту моего прибытия только ухудшилась.
— Генерал Байглоу все еще командовал экспедиционным корпусом? — спросил Катастрофа Бейкер.
— Конечно. Это была его последняя кампания, так что он не мог покинуть планету, не уничтожив всех пелопоннесов… разумеется, тех, кого смог бы отличить от обнаженных дам.
— Должно быть, очень интересная работа, отделять одних от других, — вставил Бейкер.
— Я и Бог с ней, конечно же, справились бы, — уверенно заявил преподобный Билли Карма.
— Я могу предложить несколько тестов, которые выявили бы отличия, — добавил Маленький Майк Пикассо.
— С эстетикой в отличие от вас у генерала было плохо, — ответил Макс. — Он отослал женщин домой, дождался, пока последняя из них покинула планету, а потом приказал стрелять по всему, что даже отдаленно напоминало женщину.
— Эффективно, — признал Маленький Майк. — Надо отдать ему должное.
— Расточительно, — высказал свое мнение Бейкер.
— Так как же закончилась война? — спросил Бард, не отрываясь от блокнота.
— Не так, как ты мог бы ожидать, — ответил ему Макс Три Ствола.
— Расскажешь ты нам или нет? — настаивал Бард.
— А ты попробуй помешать ему, — усмехнулся Бейкер.
РЯДОВОЙ, КОТОРЫЙ НЕНАВИДЕЛ СВОЕГО ГЕНЕРАЛА
К тому времени, когда я завербовался на эту войну (начал Макс), моральный дух упал ниже некуда. Пелопоннесов не убавилось, но всех женщин отослали домой, так что у большинства солдат, еще не перешедших на сторону противника, нервы были на пределе.
Генерал Байглоу начал терять надежду на победу и в отчаянии дал знать, что ищет наемников.
* * *
— Он действительно был в отчаянии, если согласился нанять тебя! — загоготал Сидящий Конь.
— Ты думаешь, мне не приходилось убивать инопланетян? — с угрозой спросил Макс.
— О, мы понимаем, убить инопланетянина для тебя — пустяк, — ответил Неистовый Бык. — Просто нам представляется, что ты и воинская дисциплина несовместимы.
* * *
Тогда я вас удивлю (продолжил Макс). Я оставался трезвым, не приводил инопланетных леди-трансформеров в казарму, какими бы аппетитными они ни казались, помнил о том, что надо отдавать честь, даже изредка застилал койку. Офицеров я ненавидел, поэтому настоял на том, чтобы в армию меня взяли рядовым, пусть и платили мне больше всех, за исключением генерала.
Надо сказать, генерал Байглоу мог бы использовать сорок или пятьдесят наемников моего калибра или пару дюжин таких, как Ураган Смит. Но пошли разговоры о том, что, во-первых, дела у генерала идут неважно, а во-вторых, он выслал с планеты всех женщин. Поэтому, пусть он и предлагал отличное вознаграждение, желающих заменить людей, которых он терял каждый день, не находилось.
Наконец он решил бомбить позиции и тылы пелопоннесов, чтобы ни один из нас не мог напрямую контактировать с этими инопланетянками. Конечно же, линия фронта постоянно менялась, их войска находились в непрерывном движении, так что мы просто сбрасывали бомбы и надеялись, что они достигали цели.
Довольно быстро они сообразили, что до рукопашной дело не дойдет, доставили на передовую дальнобойные молекулярные деформаторы и начали превращать воздушные корабли в желе. Очень скоро известие об этом достигло Нового Вегаса и там начали делать ставки на то, сколько из нас сможет после вылета вернуться на базу. Поначалу мы бомбили вражеские позиции раз в день, но потом этот кретин Байглоу, несмотря на большие потери, увеличил число вылетов до двух.
* * *
— Да, — кивнул О’Грейди, — я это помню. Ставишь три доллара, получаешь пять.
— Ты ставил на нас? — спросил Макс.
— На вас? — переспросил О’Грейди. — Ни в коем разе. Вас же то и дело сбивали. Как любой умный игрок, я ставил с тем чтобы выиграть.
* * *
Не могу тебя в этом винить (продолжал Макс). Черт, если б я мог поставить деньги на пелопоннесов, сделал бы это не задумываясь. Поверьте мне, мы все с содроганием думали о ежедневных утренней и вечерней встречах с этими деформаторами. Мы умоляли генерала изменить стратегию, но наземных войск у него не осталось и он отказывался как признать поражение, так и провозгласить победу и убраться с Пелопонна V к чертовой матери. Поэтому мы продолжали летать на бомбежку.
К началу четвертой недели я остался единственным действующим пилотом. Остальных убили или ранили. Начинал он с четыреста шестью воздушными кораблями и таким же числом пилотов, теперь же у него оставались сорок два корабля и один пилот, я, остальные дезертировали или выбыли из строя, большинство насовсем, некоторые — надолго. Я опять пошел к генералу Байглоу и заявил, что пришла пора придумать что-то новенькое, потому что прежняя стратегия провалилась.
Но от него требовали победы, при этом никто не посылал ему ни людей, ни технику, и располагал он только мною и парой взводов пехотинцев, которых не решался послать против врага, потому что с близкого расстояния враги выглядели совсем не врагами, а соблазнительными бабенками.
Мне, конечно, все это не нравилось, но он предложил удвоить мое жалованье, вот я и согласился еще на один вылет.
С трудом мне удалось вернуться на базу, и только я заказал себе пива в офицерском клубе, как появился Байглоу и сказал, что я должен вновь подняться в воздух.
— Вы уж не обижайтесь, генерал Байглоу, сэр, — ответил я, — но не пойти ли вам на хрен.
— Кроме тебя, у меня никого нет! — рявкнул он. — Я не могу проиграть мою последнюю войну.
— Видите воздушный корабль? — Я указал в окно. — Залезайте в кабину, и вперед.
— Я — генерал, — напомнил он. — И не могу непосредственно участвовать в боевых действиях. Для этого у меня есть ты.
— Меня больше нет. Я подаю в отставку. Найдите какого-нибудь другого идиота.
— Они все дезертировали.
— Все до одного? — спросил я.
Он кивнул.
— Вы хотите сказать, что я сбрасывал бомбы на наших людей?
— Они уже не наши. Они перешли на сторону врага.
Я их понимал. Враг наверняка кормил их лучше, а судя по тому, что говорили об Урагане Смите и его даме, по ночам они не могли пожаловаться на холод и одиночество.
Так вот, мы препирались большую часть второй половины дня. Я говорил, что больше не хочу служить мишенью для пелопоннесов и не хочу сбрасывать бомбы на своих, он твердил, что не собирается сдаваться или начинать мирные переговоры, а тот, кто трахает самку насекомого, независимо от того, как она выглядит снаружи, не может считаться своим. Наконец солнце покатилось к горизонту, мы по-прежнему не могли договориться, потому что договариваться было не о чем, но внезапно он выхватил лучевик, нацелил на меня и объяснил, что я еще могу выжить, пусть шансы невелики, если отправлюсь бомбить позиции пелопоннесов, а вот если откажусь, то шансов на спасение не будет никаких, потому что выстрел из лучевика с расстояния в шесть дюймов смертелен на все сто процентов. Оспаривать такой аргумент смысла не имело.
— Я полечу, — кивнул я. — Но при условии, что это будет последний вылет.
— Согласен, — ответил он. — И в подтверждение моих слов мы загрузим в твой воздушный корабль все бомбы, оставшиеся на базе.
Еще несколько минут мы спорили насчет бонуса, полагающегося мне за этот полет, а поскольку я не доверял ему, он перевел оговоренную сумму в мой банк на Биндере X до того, как я поднялся и направился к воздушному кораблю.
— Не будете возражать, если я сам выберу цель? — спросил я, поднимаясь по трапу.
— Нет, конечно. Только помни, надо сбросить все бомбы и поставить весомую точку в нашей благородной борьбе.
— Будет исполнено. — С тем я и закрыл фонарь кабины.
Оторвав воздушный корабль от взлетной полосы, я поднялся на высоту пять тысяч футов и направился в сторону вражеских позиций.
И вот какие мысли пришли мне в голову. Я не считал своими врагами ни пелопоннесов, ни людей, перешедших на их сторону. Возможно, познакомившись с пелопоннесами ближе, я бы изменил свое мнение о них, но я с ними не встречался. Зато хорошо знал генерала Байглоу.
Поэтому развернул воздушный корабль, лег на обратный курс и сбросил все бомбы на базу, поставив весомую точку в нашей борьбе.
Оценили это все, за исключением генерала Байглоу.
* * *
— Как-то не вяжется, — покачал головой Большой Рыжий.
— Что не вяжется? — воскликнул Макс Три Ствола. — Каждое мое слово — чистая правда, разве что я где-то что-то чуть приукрасил.
— Я не понимаю, каким ветром занесло туда Могильщика Гейнса, если ты закончил войну?
— А почему не спросить его? — Макс, рассказав свою часть истории, похоже, полностью потерял интерес к Пелопоннесской войне.
Большой Рыжий повернулся к Могильщику.
— Ну?
СЕРЖАНТ, КОТОРЫЙ НЕНАВИДЕЛ ВСЕ
Я прилетел туда не для того, чтобы участвовать в войне (начал Гейнс). Я тогда был охотником за головами — не солдатом.
Большую часть года я провел в поисках Чокнутого Джесса Умлкинса. Он убил больше тридцати мужчин в Монархии, а также немало женщин, детей, собак, кошек и инопланетных домашних зверушек. Узнав, что я охочусь за ним, он удрал в Пограничье. Я лишь на день разминулся с ним на Рузвельте III, он только на полчаса опередил меня на Дальнем Лондоне.