Несколькими минутами позже они уже выезжали на дорогу.
— И знаете что? — сказал Клиф. — Вчера мы удрали так быстро, что я не думаю, что она сможет нас догнать.
— Как ее звали-то? — спросил Глод.
— Не знаю, — сказал тролль.
— О, так это истинная любовь, разве нет? — спросил Глод.
— У тебя что, в душе совсем нет романса? — сказал Клиф.
— Взгляды, скрестившиеся в переполненном зале, — уточнил Глод. — Ну, не так чтобы…
Они сидели по сторонам Бадди, который смотрел только вперед.
— Заткнитесь, — сказал он, и в голосе его не слышалось ни малейшего намека на юмор.
— Мы же просто шутим, — сказал Глод.
— Не сметь!
Асфальт сосредоточился на дороге, напуганный утечкой дружелюбия.
— Я думаю, мечтаете поскорее попасть на Фестиваль, а? — спросил он чуть погодя.
Никто ему не ответил.
— Я думаю, там будет прорва народу, — сказал он.
Тишину нарушали только цокот копыт и скрип телеги. Они углубились в холмы и дорога запетляла по распадку. Здесь даже речек не было, кроме как в сезон дождей. Это было мрачное место. И Асфальт чувствовал, что оно становится еще мрачнее.
— Я думаю, получите кучу удовольствия, — заметил он в конце концов.
— Асфальт, — сказал Глод.
— Да, мистер Глод?
— Следи за дорогой, чтоб тебя.
Аркканцлер прохаживаясь туда-сюда, полировал свой посох. Это был замечательный посох — шести футов длиной и довольно волшебный. Он не так чтобы часто использовался в магических целях. По наблюдениям аркканцлера, если что-то нельзя уничтожить парой ударов шестифутовой дубовой палкой, оно окажется точно так же невосприимчивым и к магии.
— Не кажется ли вам, что мы должны взять с собой старших волшебников, сэр? — спросил Прудер, пытаясь выглядеть бодро.
— Боюсь, что если собрать их вместе в их нынешнем состоянии, то это приведет нас к… — Ридкулли попытался найти подходящее определение. —…ни к чему хорошему не приведет. Я настоял, чтобы они остались в Университете.
— А как насчет Дронго и остальных? — с надеждой спросил Прудер.
— Окажутся ли они на что-то годны в случае магического разрыва чудовищных масштабов? — спросил в ответ Ридкулли. — Помню старого доброго мистера Хонга. Вот он раскладывает по тарелкам порции трески с нежным горошком, а в следующую секунду…
— Бдыщщ? — предположил Прудер?
— Бдыщщ? — переспросил Ридкулли. — Не сказал бы. Больше похоже на «Аиииивизззг-хрящ-хрящ-хрящ-хрясть!» — и ливень из жареной рыбы. Большой Псих Адриан выдержит дождь из чипсов?
— Хм. Вероятно, нет, аркканцлер.
— Вот именно. Люди только орут и суетятся. Все это ни к чему. Карман, полный подходящих чар и хорошо заряженный посох в девяти случаях из десяти избавят тебя от всяких проблем.
— В девяти случаях из десяти?
— Именно.
— А сколько раз вам приходилось всем этим пользоваться, сэр?
— Ну— мистер Хонг — раз… потом это дело с Тварью из казначеева гардероба… тот дракон, если помнишь… — губы Ридкулли беззвучно шевелились, пока он загибал пальцы. — Девять раз, вот сколько.
— И это срабатывало каждый раз, сэр?
— Как часы! Так что нечего волноваться. А ну-ка дорогу! Волшебники идут!
Городские ворота были настежь. Когда телега миновала их, Глод наклонился вперед.
— Мы не сразу поедем в Парк, — сказал он.
— Но мы же опаздываем, — сказал Асфальт.
— Это не займет много времени. Сначала отвези нас на улицу Искусных Ремесленников.
— Но это же на той стороне реки!
— Это очень важно. Нам надо кое-что там захватить.
Люди заполнили улицы. В этом не было ничего необычного, за исключением того, что все они двигались в одном направлении.
— А ты ложись-ка на дно телеги, — сказал Глод Бадди. — Нельзя допускать, чтобы молоденькие девушки обдирали с тебя одежду, слышишь, Бадди?..
Он оглянулся. Бадди опять спал.
— Если говорить обо мне… — начал Клиф.
— То у тебя только набедренная повязка, — договорил Глод.
— Ну, они бы могли сорвать ее, почему нет?
Телега пробиралась по улицам и наконец достигла улицы Искусных Ремесленников.
Это была улица маленьких лавочек. Здесь вы могли починить, изготовить, восстановить, скопировать и выковать все, что угодно. Горны полыхали за каждой дверью, плавильные печи дымили в каждом заднем дворе. Изготовители замысловатых яиц с часами внутри работали бок о бок с оружейниками. Столяры трудились по соседству с искусниками, которые вырезали из черного дерева столь тонкие фигурки, что в качестве пил им приходилось использовать оправленные в бронзу ножки кузнечиков. По крайней мере один из каждых четверых ремесленников изготавливал инструменты, которыми работали остальные трое. Лавки не просто упирались друг в друга — они частично пересекались, так что если плотник получал заказ на большущий стол, он прибегал к помощи доброжелательных соседей, чтобы получить необходимое для работы пространство, и пока он трудился над одним концом стола, другой его конец использовался в качестве верстака двумя ювелирами и гончаром. Здесь были лавки, где утром с вас могли снять мерку, а к вечеру вы уже получали полностью готовый кольчужный костюм и пару кольчужных штанов в придачу.
Телега остановилась у маленькой лавочки, Глод спрыгнул на землю и прошел внутрь. До Асфальта донеслись обрывки разговора:
— Сделал?
— А, это вы, мистер. Как снег на голову.
— Будет это играть? Я ведь говорил, что ты должен провести две недели в уединенной пещере под водопадом, прежде чем браться за это дело.
— Мистер, за такие деньги я постоял под дождем с куском замши на голове. И не говорите мне, что этого недостаточно для фолк-музыки.
Раздался приятный звук, который на секунду повис в воздухе, прежде чем исчезнуть в плотном перезвоне улицы.
— Мы договаривались на двадцать долларов, так?
— Это ты договаривался на двадцать, а я — на двадцать пять.
— Тогда погоди минутку.
Глод вышел наружу и кивнул Клифу.
— Все правильно, — сказал он. — Сплюнь.
Клиф заворчал, но нащупал что-то у себя во рту.
Они услышали, как искусный ремесленник сказал:
— Что это за дерьмо?
— Коренной зуб. Должен стоить по крайней мере…
— Да, пожалуй.
Глод появился опять, на сей раз с сумкой, которую он засунул под скамью.
— Ну вот, — сказал он. — Вперед, в парк!
Они въехали в парк через одни из задних ворот. Или, по крайней мере, попытались въехать. Два тролля заступили им путь. Они были покрыты мраморным налетом, отличающим главных головорезов хризопразовой шайки. Единомышленников у Хризопраза не было. Большинство троллей не очень хорошо понимают, как это — единомыслить.
— Тут только для банд, — сказал один.
— Точно, точно, — сказал второй.
— Мы и есть Банда, — сказал Асфальт.
— Которая? — спросил первый тролль. — У меня тут список.
— Точно, точно.
— Мы Банда Рока, — сказал Клиф.
— Ха, это не вы. Я их видел. Там был такой парень, который светился, а когда он играл на гитаре, она делала: Вауауауауауауммммм иииии гнгнгнгн.
— Точно, точ…
Аккорд взвился из недр телеги.
Бадди вскочил на ноги с гитарой наперевес.
— Ого! — сказал первый тролль. — Потрясно! — Он порылся в набедренной повязке и извлек скомканный клочок бумаги. — Может напишешь здесь свое имя, а? Мой мальчонка, Глин, не поверит, что я встречал…
— Да, да, — ответил Бадди устало. — Давай сюда.
— Только не для меня, для моего мальчонки Глина, — объяснял тролль, в возбуждении переминаясь с ноги на ногу.
— Как пишется его имя?
— Неважно, он все равно не умеет читать.
— Слушайте, — сказал Глод, когда телега выехала на пространство за сценой. — Кто-то уже играет. Я говорю, мы…
Откуда ни возьмись, возник Достабль.
— Где вас носит? — спросил он. — Скоро ваш выход! Сразу после Парней Из Леса. Ну, как все прошло? Асфальт, иди сюда.
Он увлек маленького тролля в полумрак под сценой.
— Ты привез мне деньги? — спросил он.
— Около трех тысяч…
— Не так громко!
— Да я же прошептал это, мистер Достабль.
Достабль тревожно оглянулся. В Анк-Морпорке не существовало такого понятия, как «шепот», если он включал в себя слово «тысяча»; люди слышали вас, даже если вы просто подумали о таких деньгах.
— Держи их у себя и не своди с них глаз, понял? У нас будет гораздо больше, прежде чем этот день кончится. Я отдам Хризопразу его семьсот, а остаток весь достан… — он поймал взгляд маленьких глаз-бусинок Асфальта и оборвал себя. — Конечно, тут еще эта амортизация… накладные расходы… реклама… исследования рынка… булочки… горчица… в общем, мне крупно повезет, если я выйду в ноль. На этом деле я практически себя без ножа зарезал.
— Да, мистер Достабль.
Асфальт устремил взор на сцену.
— Кто это играет, мистер Достабль?
— И тебя.
— Прошу прощения, мистер Достабль?
— Только они это пишут так: &Тебя, — сказал Достабль. Он немного расслабился и извлек сигару. — И не спрашивай меня — зачем. Нормальные музыканты должны назваться как-то вроде Блонди и Его Веселые Трубадуры. Чем плохо?
— А вы не знаете, мистер Достабль?
— Это вообще не то, что я называю музыкой, — ответил Достабль. — Когда я был молодым парнем, у нас была правильная музыка с настоящими словами — «Лето, лето наступает, пташечка поет ку-ку» и тому подобное.
Асфальт опять посмотрел на &Тебя.
— Ну, в этом есть ритм, под это можно танцевать, — сказал он. — Но они не тянут. Я хочу сказать, люди просто стоят и смотрят на них. Когда на сцене Банда, они ведут себя по-другому, мистер Достабль.
— Ты прав, — сказал Достабль. Он посмотрел на передний край сцены, где среди свечей выстроились в ряд музыколовки.
— Ты бы лучше пошел и предупредил их, чтобы они были готовы. Я вижу, эта шарашка исчерпала все свои идеи.
— Кхм. Бадди?
Бадди поднял глаза от гитары. Многие гитаристы здесь настраивали свои инструменты, и он вдруг понял, что никогда этого не делал. Как выяснилось, он просто не мог. Колки не двигались.
— Что такое?
— Кхм, — сказал Глод и неуверенно показал на Клифа, который глуповато улыбнулся и достал из-за спины сумку.
— Это— ну, мы подумали… да, все мы, — сказал Глод. — Это… ну, в общем, мы сберегли ее, понимаешь, я помню, ты говорил, что починить ее нельзя, но в этом городе живут люди, которые способны буквально на все, так что мы поспрашивали тут и там, и мы знаем, как много она для тебя значит, а на улице Искусных Ремесленников нашелся один мужик, который сказал, что он думает, что справится, и это стоило Клифу еще одного зуба, но так или иначе ты прав, мы на вершине музыкального бизнеса и это благодаря тебе, и мы знаем, что она для тебя значит, так что это вроде как подарок, давай, иди сюда и отдай ее ему.
Клиф, который опустил руку, когда предисловие начало затягиваться, протянул сумку озадаченному Бадди.
Голова Асфальта просунулась между кусков мешковины.
— Ребята, вам бы лучше идти на сцену, — сказал он. — Давай, пошли!
Бадди отложил гитару. Он раскрыл сумку и потянул за край материи, в которую был завернут подарок.
— Она настроена и все такое, — сказал Клиф ободряюще.
Когда последний виток материи упал на землю, арфа засверкала в лучах солнца.
— Они проделывают удивительные вещи с клеем и всякой дрянью, — сказал Клиф. — Я имею в виду, я помню, ты говорил, что в Лламедосе не осталось никого, кто мог бы ее починить. Но здесь же Анк-Морпорк. Здесь можно починить все, что угодно.
— Ну пожалуйста! — сказал Асфальт, вновь появляясь из мешковины. — Мистер Достабль говорит, вы уже должны быть там, они уже начали швыряться чем попало!
— Я не уверен насчет струн, — сказал Глод. — Но думаю, я не промахнулся. Звук — просто прелесть.
— Я… э… не знаю, что и сказать, — проговорил Бадди.
Толпа скандировала, словно била молотом о наковальню.
— Я… завоевал ее, — откуда-то издалека сказал Бадди. — Песней. Это была Сайони Бод Да. Я трудиллся над ней всю зиму. Все о том, что… о доме, понимаете. И как он удалляется от тебя. И деревья, и все прочее. Судьи былли очень… очень добры. Они сказалли, что к пятидесяти годам я смогу на самом делле понять музыку. — Он прижал арфу к себе.
Достабль продрался сквозь бардак за сценой и отыскал Асфальта.
— Ну, — спросил он. — И где они?
— Они просто сидят и разговаривают, мистер Достабль.