– Только не нужно срывать на мне зло, – сказал Мирза после паузы.
– Только не изображай из себя строгого папашу. Что тебе, собственно, не нравится? Может, кто-то жаловался, что я не справляюсь с работой?
– Нет, конечно, но:
– Очень хорошо. Я сейчас успеваю сделать за день столько, сколько раньше, когда Айрис вертелась вокруг, успевал за неделю. Так с чего тебе пришло в голову мне сочувствовать?
– Достаточно на тебя посмотреть, – ответил Мирза.
– Что?
– Ты похудел, у тебя под глазами мешки, как после недельного запоя, и уже не первый раз ты бесишься из-за ерунды.
– Из-за ерунды? – отозвался Пол и попытался рассмеяться. – Может, для тебя потерять женщину и ерунда. К тебе всегда полдюжины в очередь стоят.
Мирза повесил полотенце обратно на крючок и вздохнул.
– Брось огрызаться. Тебе не идет. Я хочу только, чтобы ты перестал делать вид, будто на тебя это никак не подействовало. Люди считают само собой разумеющимся, что рухнувший брак – это несчастье. Зачем отшатываться от их сочувствия, когда оно вполне искренне, так, словно ты думаешь, что они – как бы это сказать – смотрят свысока на твои переживания.
Несколько секунд Пол молчал. Потом резко тряхнул головой.
– Ты никогда не ловил себя на том, что завидуешь своим пациентам, Мирза?
– Завидовать им? Господи, нет, конечно!
«Уйти отсюда, отдаться милосердию ветра и плыть над морем цветов над землей Ллэнро…» – Почему? У наших сумасшедших есть одно большое преимущество: когда жизнь для них становится слишком тяжела, им помогают, о них заботятся.
Здоровые люди должны выплывать сами.
– Если ты действительно так думаешь, то ты чертовски низкого мнения о своих друзьях. Для чего человеку друзья, если не для того, чтобы помогать выбираться из проблем?
– Некотоые проблемы проходят по категории частной собственности, – пробормотал Пол. – Согласно законам нашей страны, брак – союз мужчины и женщины, исключающий все другие: Ох, ну его к черту.
– Согласен, – незамедлительно парировал Мирза. Он шагнул к окну и высунулся наружу с выражением преувеличенного удовольствия на лице. – Слишком хороший день для споров. Невероятный отсюда вид, правда? Я уже начинаю жалеть, что опять возвращаюсь в большой город, надо было подождать, пока лето не кончится.
– Что? – Пол почувствовал неприятный озноб. – Ты уходишь из Чента?
– Да. Ты ведь знал, что я ищу работу.
– Да, но:
Мирза повернулся и спокойно посмотрел Полу в глаза. Помолчав некоторое время, он сказал:
– Я скажу тебе, почему мне никогда не приходило в голову завидовать пациентам, Пол. Им не уйти из этого места, даже когда они не могут его больше выносить. Я сыт по горло Святым Джо, и это выплеснется наружу, неважно, пошлю я ему бумагу или просто скажу все, что думаю, и уйду. Если это придет в голову пациенту, его накачают наркотиками или просто сунут в смирительную рубашку, чтобы не забивать голову чужими проблемами.
Представь, провести в этой дыре остаток своей жизни. И выйти отсюда только на катафалке.
Он крутанулся на каблуках и вышел, оставив Пола стоять пораженным тем ядом, который прозвучал в его голосе.
«Никогда не знал, что он так ненавидит это место; он всегда всех разыгрывал и смеялся: Я ведь чувствую то же самое. Почти то же самое, но я смогу перетерпеть, пока не кончатся два года – я думаю. По крайней мере, придется постараться. Но какую глупость я сказал о зависти к больным. Что они должны чувствовать! Что должна чувствовать Арчин, вспоминая вольный воздух Ллэнро! Находиться здесь – значит, сходить с ума, неважно, был ли ты раньше сумасшедшим. Арчин, запертая до старости в Ченте, вечно оплакивает свой потерянный и прекрасный дом, слоняется по больнице в грязном тряпье со спутанными волосами и черными ногтями, пахнет, как старуха, ни с кем не разговаривает, если не считать односложных ответов санитаркам: Господи, какая потеря, какая потеря!»
33
В последнее время Пол вообще мало разговаривал с коллегами во время их совместных трапез, а сейчас новость о предстоящем отъезде Мирзы подействовала на него так угнетающе, что он совсем замкнулся. Натали сделала несколько попыток втянуть его в общую беседу, но безуспешно; он заметил, как ее взгляд встретился со взглядом Мирзы, словно спрашивая, что случилось.
Ожидая, пока принесут десерт, он неожиданно почувствовал, что не может больше находиться в их компании. Он резко отодвинул стул и вышел. На площадке перед столовой никого не было. Поддавшить неожиданному порыву, он, вместо того, чтобы вернуться к себе в кабинет, приложил ухо к двери и стал слушать.
Сначала раздался голос Натали.
– Странное у Пола настроение, правда?
– Постарайся посочувствовать, – сказал Мирза. – У бедняги семейная жизнь налетела на камни, а с этим за два дня не справишься.
– Неужели все то же? – со смешком произнес Фил Керанс. – А я думал, что-то не так с его любимой пациенткой. В последнее время он не любит о ней говорить.
«Тебе-то какое дело? Или надеешься услышать грязные детские воспоминания и потешить свою закомплексованную католическую душу?» Не понимая, что делает, Пол резко рванул на себя дверь и шагнул в столовую. Все недоуменно уставились на него.
– Я: э-э: я не оставил тут свои сигареты? – сымпровизировал он.
Повод, судя по всему, не показался уважительным; во всяком случае, их глаза задержались на его лице дольше, чем ему хотелось бы, пока Мирза, сидевший ближе всех, не сообщил, что никаких сигарет здесь не наблюдается.
– Значит, они в кабинете, – пробормотал Пол. – Простите.
Во второй раз захлопнув дверь, он почувствовал, что покрывается потом – отнюдь не из-за жары.
«Что на меня нашло?»
Громко стуча каблуками по ступеням лестницы, он бросился в спасительное одиночество кабинета.
«В конце концов, через несколько минут придет Арчин, и мы будем говорить о Ллэнро. «Что-то не так с его любимой пациенткой!» Если бы этот толстый ирландец только знал: Но мне с трудом дается любая работа. Я должен благодарить судьбу, что случайно оказался под ее защитой. Если бы она не учила с такой настойчивостью английский, если бы опустила руки и впала в отчаяние, как бы наверняка сделал в такой ситуации я, со мной было бы кончено. У меня не було бы причин бороться.» С полки, куда часы поставили в первый день, ему приветливо помахала косой зловещая фигура Времени. За то, что эти часы не дали ему утонуть без следа в зыбучем песке проблем, он уже давно испытывал к ним что-то вроде благодарности.
Полированный постамент покрылся тонким слоем пыли; прежде чем сесть за стол он вытер его салфеткой.
Сигареты, естественно, лежали у него в кармане, и, несмотря на то, что ему уже давно хотелось курить, он на всякий случай позволил себе достать их, только захлопнув дверь. В ту же секунду зазвонил телефон.
– Доктор Фидлер? Ой, как хорошо. Не вешайте трубку. Одну минутку: Доктор Элсоп, я нашла доктора Фидлера – он у телефона.
«Он что, решил сегодня не приезжать?» – Добрый день, молодой коллега! Послушайте, я уже закончил ланч и хочу приехать раньше, чем мы договорились, – фактически, я выезжаю из Бликхема прямо сейчас и буду у вас через двадцать минут. И раз уж у меня появилось свободное время, я просто обязан взглянуть на Арчин. Я ведь не видел ее: должно быть недели три, верно?
Пол почувствовал, будто сердце наливается свинцом.
– Вы, кажется, говорили, что встречаетесь с ней каждое утро в начале работы, верно? Не присылайте за ней, пока я не приеду, хорошо? Я хочу сначала сказать вам пару слов.
Пол молчал.
– Алло? Вы где?
– Да-да, простите.
– Хорошо: До встречи.
Щелк.
Не меньше минуты после того, как Элсоп отключился, Пол сидел, окаменев и зажав в руке трубку.
«Будь он проклят! Что за манера совать нос в мои дела? Я же показал ему все бумаги. Не верит, что я добился успеха? Проверяет?» Пепел слетел с сигареты, как только он пошевелил пальцами. Он сильно дунул, но пепел только разлетелся тонким слоем по бумагам и столу. На сегодня это было уже слишком.
«Он придет, начнет распрашивать Арчин, и она расскажет: Я еще не все знаю о Ллэнро. Я не вынесу, если это сейчас сломается. С другой стороны, я…» И вдруг сумятица в мыслях успокоилась. Рука снова потянулась к телефону.
– Сестра? Кто это? Ох, Сестра Кирк! Не будете ли вы так любезны прислать Арчин ко мне прямо сейчас?.. Да, простите, я понимаю, что еще время ланча, но нет необходимости ее провожать – я уверен, что она сама найдет дорогу.
Ожидая, он докурил сигарету и достал новую. Очень скоро послышался мягкий стук в дверь. Он пригласил ее, усадил в кресло лицом к себе, ввел в транс – сейчас, после почти ежедневного повторения на эту процедуру уходило не больше десятка слов, – и обратился к ней в полной уверенности, что делает это в интересах пациента.
– Арчин, доктор Элсоп хочет приехать и поговорить с тобой. Ты помнишь доктора Элсопа?
– Да.
– Арчин, как ты думаешь, что случится, если ты расскажешь ему о Ллэнро?
Он тебе поверит?
Молчание; потом отрицательное движение головой.
– А если он не поверит тебе, что он подумает?
Она пожала плечами.
– Что я сумасшедшая, – с нажимом проговорила она.
– Боюсь, что так. – Пол решительно подался вперед. – Слушай меня очень внимательно. Если в этой комнате находится кто-нибудь, кроме меня, ты забываешь о Ллэнро. Если кто-нибудь, кроме меня, спрашивает тебя, ты ни слова не говоришь о Ллэнро. Ты не отвечаешь на вопросы, откуда ты пришла, и как здесь оказалась.
Через несколько минут я разбужу тебя, ты выйдешь из комнаты и будешь сидеть на подоконнике до тех пор, пока я не позову тебя обратно. Когда ты войдешь, я снова введу тебя в транс, но ты не будешь говорить о Ллэнро, если в комнате посторонние!
Элсоп появился в кабинете с мрачным видом. Захлопывая дверь, он сказал:
– Что Арчин делает одна на лестнице? Я же просил не посылать за ней, пока мы не поговорим.
– Простите. – Пол пожал плечами. – Она теперь ходит одна – ей уже можно доверять, – и ей, видимо, нравятся наши ежедневные разговоры. Когда она вошла, я просто попросил ее подождать несколько минут.
– Ясно. Это не займет много времени. – Элсоп опустился в кресло, в котором только что сидела Арчин. – Я просмотрел ваши последние записи, включая те, которые посвящены Арчин, и хочу сказать, что они никуда не годятся, Пол, они просто никуда не годятся.
Кольнувшая совесть заставила нервы Пола натянуться до предела.
– Я знаю о вашей жене и обо всем, что с этим связано, – продолжал давить Элсоп.
– Я весьма сочувствую, поверьте. Именно поэтому я воздерживался до последнего времени от комментариев и надеялся, что вы справитесь со своими проблемами без моего участия. Но поскольку вы исправно пишете свои заметки – лучше бы вы этого не делали, я должен сказать, что они представляют собой самый неинформативный словесный мусор, который я когда-либо видел.
Особенно те, которые касаются Арчин. Несомненно, некоторая обрывочность других записей вызвана тем, что вы уделяете ей слишком много времени; я готов это понять, если бы только столь длительные ежедневные беседы давали реальные результаты, и вы бы стремились довести дело до конца. Но, насколько я могу судить, результатов нет, и тем не менее вы не намерены их прекращать.
Он достал из кармана пачку сложенных вдвое листов.
– Это все ваши записи об Арчин. Можно сравнить последние отчеты с теми, которые были сделаны шесть или восемь недель назад и, если не считать малозначительных деталей, не заметить никакой разницы.
– Что вы, я добился значительного прогресса, – ответил Пол. – Что вы имеете в виду под результатами? Или вы рассчитывали, что я полностью восстановлю ее память?..
– Вы нигде не упомянули, что у нее амнезия.
– Господи, да половина этих бесед была посвящена урокам английского, а не терапии! Я не мог делать заключения до тех пор, пока не был уверен, что под одними и теми же словами мы с ней понимаем одно и то же. Но сейчас я почти удовлетворен. У нее безусловно амнезия, причину которой я не могу пока установить, но она в состоянии свободно говорить о том, что с ней происходит в последнее время, и я считаю, что лучшее, что мы можем для нее сделать, – это предоставить ей как можно больше свободы, разумеется, следить за ней на случай непредвиденных эксцессов вроде того, который произошел в Бликхемской больнице, но я надеюсь, что менее напряженная обстановка, чем та, которая окружает ее в Ченте, позволит ей расслабиться и выявит из памяти подавленные мотивы.
Слова звучали весьма бойко и убедительно, однако лицо Элсопа оставалось подозрительно хмурым.
– Вы так и не определили ее национальность? – спросил он.
– Гм: нет. Только то, что, по мнению филологов, ее язык принадлежит к группе восточных.
– Есть во всем этом какая-то нелепость, – решительно произнес Элсоп. – Ее амнезия, если это именно она, слишком… слишком всеобъемлющая. Это имело бы смысл, если бы она была связана с каким-либо изолированным предметом. Но: ладно.
– Он встал и двинулся к дальней стене кабинета. – Зовите ее и проводите обычную беседу. Как будто меня здесь нет.
Пол покрылся потом, Пол подчинился. Пока Арчин усаживалась, он напомнил ей об Элсопе, и она механически ему улыбнулась. Затем провел обычное вступление, такое же, какое делал совсем недавно, и минут десять прочесывал себе мозги, придумывая на ходу вопросы, которые удовлетворили бы Элсопа, и в то же время не затрагивали бы ее происхождения.
Неожиданно он заметил, что Элсоп подает ему знаки. Ему не осталось ничего другого, как приказать Арчин сидеть спокойно, и обернуться к консультанту.
– Вы так ничего не добьетесь, молодой коллега, – решительно сказал Элсоп. – Вы обходите ключевые позиции – особенно чувствительные области, секс, насилие, и даже ее происхождение и семью. Позвольте, я сам ее спрошу, тогда вы поймете, что я имею в виду.
Внутренне дрожа, Пол вынужденно подчинился и снял стандартный приказ, который обычно отдают при введении в гипноз – «Ты не слышишь ничьего голоса, кроме моего,» – обычно он его пропускал, но сегодня произнес из-за Элсопа.
«Она слишком привыкла говорить обо всем в этом месте и в это время.
Сможет ли мой поспешный приказ удержать ее рот на замке?» Когда Элсоп начал задавать вопросы, он поймал себя на том, что кусает ноготь большого пальца, и поспешно спрятал руку в карман, чтобы скрыть этот предательский признак.
Облегчение подступало волнами, и тем сильнее, чем дольше длились расспросы.
Арчин решительно отбивала все попытки Элсопа втянуть ее в разговор о семье и доме, хотя, как только он переходил к недавним событиям, отвечала с готовностью.
«Боже мой, Арчин. Ты: ты так предана мне. Я делаю для тебя все, что могу, и теперь вижу, как сильно ты это ценишь.» Затем, однако, Элсоп свернул на другой курс, и облегчение мигом улетучилось.
– Вы помните лес, где впервые встретили доктора Фидлера, – спросил Элсоп. – Перед этим там был другой мужчина. Вы помните?
Она утвердительно кивнула.
– Что случилось, когда вы его встретили, Арчин?
«Господи Иисусе! Я никогда не говорил с ней о Фабердауне. О чем я думал? Я обязан был написать об этом в отчете. Не удивительно, что Элсоп так доволен! Как говорил папа Фрейд!..» – Я: я подошла, чтобы сказать ему привет, он что-то ответил, я не поняла, он схватил меня за руку и хотел: я не знаю этого слова по-английски. Положить меня на землю и получить от меня удовольствие.
– Что же вы сделали?
– Я сначала удивилась, что не понимаю, что он говорит. Потом он сделал мне больно, толкнул меня – толкал, так, и я поняла, что должна с ним бороться. Он был тяжелый. Я сделала так: – Жест, показывающий, как она царапает ему щеку. – Потом я его ударила. Он отодвинулся назад, потом начал опять, и я поняла, что должна его остановить.
– Как?
– Я ударила его о дерево, – пробормотала она еле слышно, словно стыдясь.
– А перед тем, как вы его увидели? – продолжал Элсоп. – Что случилось тогда?