Я включил мотор.
Он остался там.
13
— Тьфу ты, нечистая сила, — Шеф бросил на стол серебряный нож, который только что вертел в руках. — Одно постичь не могу: как ты меня, пожилого, серого, зубастого, заманил на эту лекцию? Почему я согласился?
Из Политехнического мы забрели в «Берлин».
Молодой, похожий на дипломата повар показал нам в серебряной посуде серебряного живого карпа. Большая рыбина звенела хвостом, и серебряный свет электрических ламп отражался в стеклянных ее боках.
Шеф крякнул: «Хо-орош…» И теперь мы ждали, когда этот карп вернется к нам золотым от корочки, в развале золотых картофелин и чего-то еще.
— Выпьем, — сказал он.
— А потом танцевать пойдем, — съязвил я.
Он поглядел по сторонам.
— Не вижу повода к веселью, да и приглашать некого… Ладно, закусывай.
— Так чем ты недоволен? Развлекся на лекции.
— Не выношу глупости, а еще пуще невежества… Летающие блюдца, тарелки… Шарлатанство!
— Если гибнут пилоты в погоне за этим шарлатанством?
— Иллюзия, мираж.
— Мираж нельзя уловить локатором, а ты слышал… они имеют плотную массу, объем.
— Смена воздушных слоев, — Шеф густо положил на калач слой масла. — Граница может быть настолько резкой, что луч радара будет отражаться как в зеркале.
— Не криви душой. Тебе сказали: сигнал не отражается, он усиливается летящей…
— Кастрюлькой, ты хочешь сказать? — он впился в калач.
— Блюдечком с голубой каемочкой, — отпарировал я.
Шеф промычал что-то полным ртом, судя по глазам, весьма ироническое.
— Не надо, как с нашими лучами, — воспользовался я беспомощностью собеседника. — Непонятно, значит, приклей причину, какая тебе удобней, выдай за неоспоримое — все остальное к черту.
— Огэя кукая моэ муумия, — процедил он.
Только я мог по едва уловимым сочетаниям слов и богатству моей эрудиции понять сказанное: «Очень кому-то мало мистики…»
— Даже при твоей скептичности, — ответил я, — можно и тут найти зерно… Если не пришельцы катаются в тарелках, то, может быть, хрустальки атмосферного льда, зеркальные слои путают наши лучи с отражением чего-то.
— Улуая моэки псс.
«Слушаю тебя, милый, и посмеиваюсь», — безошибочно переводил я. Тут он одолел калач и сказал на чистом русском языке:
— Много ты собрал этой всякой магнитной мистики? Помогает?
— Пока нет. А ты мыслишь, я это без пользы?
— Не знаю, тебе видней… Пропадаешь по разным лавочкам. Спрашиваю: где наш Искатель? Маринка плечиками ведет. Уехали в институт металлов, уехали в Магнитный, уехали на семинар омагниченной воды, уехали в Историческую древние книжки лузгать… А мне потом звонят, уговаривают. Руденко прямо домой звонил, просит: «Послушай, не мог бы ты отпустить к нам своего лаборанта». Тебя, значит… «Уж очень хватко и чисто он видит и мыслит. Зачем тебе такой? У тебя же электроника…» Обнаглели!
— Плохо, что ли?
— Зарплату где получаешь? У них разве?.. Толку не вижу, проку нет. Магнитная вода! Чушь какая-то, муть. Ничего не поймаешь в ней… Потом эти… летающие тарелки. Ну я понимаю, вода, магниты, куда ни ступи, кругом и всюду магниты, может быть, где-то хвостик уловишь. Но тарелочки!
— Да, лучше бы я не с тобой пошел на лекцию, — совсем ни к чему сказал я.
— Конечно, с девчонкой! — воскликнул он. — Так и делай. Они, глазастые, любят мистику, таинственность. А я стар.
Мимо нас прошли к фонтану в середине зала шаткие парочки.
Музыка повела тянущую, зыбкую, печальную мелодию.
Вот одна из девушек, в такой же, как у Лады, кофточке плавно мелькает за темными пиджаками. У другой волосы лежат как у нее…
Нам принесли карпа, дрожащего золотыми брызгами на сковородке. Шеф плотоядно потер ладонью о ладонь, опустил в сковородку серебряную лопатку.
— Смотрю я на тебя, чего ты грустный?
— Музыка томит.
— Так не сегодня. Вообще… день, два… На каждый звонок бегаешь… С нею не ладится? Ты скажи. Старику можно. Легче будет.
— Все тебе известно. Все. Даже
Я вздрогнул.
— Не прожалеть бы тебе твою Ладу и себя самого не прожалеть бы…
Лада моя, Лада…
Если ты придумана — будь навеки благословенна такая придуманность!
Мне,
тебе, старик,
всем нам,
так не хватает сказки.
* * *
Я позвонил ей через два дня. Был какой-то шорох. Мне сказали:
— Сегодня Лады не будет.
— А завтра?
— И завтра.
— А вчера была?
Бросили трубку.
Шеф, пожалуй, прав.
Кто мне Лада? Знакомая, найденная случайно, фантазерка, наивный ребенок…
Оставим