Это означало, что он мог сесть на корточки, а не прижиматься лицом к полу.
– Мой господин добр.
– Ты совсем взрослый.
Хорольд тоже изменился. Он всегда славился внушительными размерами, а теперь еще сильнее раздался вширь и походил на мощного быка, хотя жира у него не было. Пурпурная мантия окутывала почти весь торс, а видимые части тела заросли желтой шерстью цвета спелой пшеницы, под которой прятались ошейник и огромное количество золотых браслетов, украшавших могучие руки и ноги. Лохматые брови закрывали лоб. Сапоги скрывали явно не человеческие ноги; гордый нос с горбинкой, нарисованный Бенардом, превратился в рыло, и нижняя часть лица выступала между двумя торчащими клыками.
Чудовище вздохнуло.
– Годы идут! Мастер-художник? Поклоняешься Анзиэль? Достойный выбор.
– Мой господин добр.
Как это ни удивительно!
– Все флоренгиане художники, а не воины. Так нам говорили. Как по-твоему, мой брат еще в это верит? – В свинячьих глазках загорелся опасный огонек.
– Милорд, я об этом ничего не слышал.
Флоренгианская война шла далеко, и убеждения лорда крови Стралга мало волновали Бенарда.
– Заложнику стоило бы интересоваться такими вещами. Итак, чего ты хочешь?
Этот вопрос он задавал и всем остальным просителям.
– Милорд знает, – проговорил Бенард, произнеся вежливую формулу, означавшую: «Мне прекрасно известно, что вы этого не знаете», – что его жалкий слуга получил заказ на изготовление статуй Светлых для нового Пантеона.
– Помнится, священники выманили у меня кучу золота на какой-то бестолковый проект. – Сатрап нетерпеливо постучал когтями по ручке трона. – И?
– Я хотел посоветоваться насчет статуи священного Веру, милорд. Поскольку вы – свет Веру в Косорде, я подумал, что вы укажете презренному рабу, как следует изобразить вашего бога. Я осмелился принести рисунок… милорд…
Тот махнул рукой герольду, который отобрал у Бенарда доску и, опустившись на колени, показал ее чудовищу на троне. Сатрап Хорольд, с его рылом, клыками и злобными глазками, посмотрел на божественное лицо, которое принадлежало ему пятнадцать лет назад.
Он фыркнул и знаком велел Бенарду подняться и подойти к трону. Это было исключительной честью, хотя таило в себе и опасность. Гатлаг уже намекнул, что Хорольд может воспринять рисунок Бенарда слишком близко к сердцу и прикончить художника одним движением лапы.
– Когда ты это сделал? – спросил он, низко и глухо зарычав. Ему с трудом удавалось говорить тихо.
– Сегодня утром, милорд.
Древний трон Косорда был не слишком высоким, однако Бенарду пришлось задрать голову, чтобы увидеть клыки сатрапа, и ему стоило немалых усилий сдержать гримасу отвращения от его мерзкого животного запаха.
– По памяти?
– Да, милорд.
– Невероятно.
– Мой господин добр.
– Расскажи мне про новый Пантеон.
– Милорд, боги будут стоять над своими храмами…
Стоящие порознь статуи в полный человеческий рост были новшеством, заимствованным у флоренгианцев. До войны вигелиане редко осмеливались изображать богов иначе как на барельефах или в виде фаянсовых фигурок. Поскольку статуи в человеческий рост невозможно было перевезти через Границу, мастера вроде О дока и его ученики работали по рисункам, а остальное додумывали сами.
– Каковы размеры статуй?
– Священники хотели, чтобы они были в человеческий… я хотел сказать,
– Поднимайся, – велел сатрап.
– Мой господин добр. – Катрат сел на корточки и бросил смертоносный взгляд на Бенарда.
– Ты всегда гордился своей физической силой, верно?
– Милорд…
– Отвечай!
Катрат задохнулся, словно от ярости его чудом не вырвало.
– Смею надеяться, я достоин своих благородных предков, милорд.
– Девушки говорят тебе, как ты красив и силен?
– Некоторые говорят, милорд.
– Сколько их?
– Хм-м… Две? – прошептал Катрат и испуганно глянул на Свидетельницу.
–