— Позвольте, а что там, собственно, такое? — Вопрос принадлежал начальнику метеослужбы. Очевидно, он единственный не был в курсе событий. Собравшиеся, все как один, повернулись к нему. — Да нет, я не о том… Я знаю, что это чертеж купола, за которым исчез наш танк, но что он собой представляет? Это что — искусственное сооружение или ядро какого-то естественного образования?
Словно не слыша вопроса, координатор продолжил:
— Данные сняты с помощью ультразвукового эхолота и тектонического каротажа. Диаметр купола два километра, глубина залегания около двухсот метров в ближайшей к поверхности точке. Скальные породы лишают нас возможности высветить его нижнюю часть. Но и того, что есть, вполне достаточно. Математически правильные купола не растут под землей сами по себе. Его кто-то построил, и теперь почти не остается сомнений в том, что энтропийное поле — Результат деятельности неизвестных нам механизмов, заключенных внутри обнаруженного нами купола.
— Я бы не спешил с категорическими выводами, — поморщился Лонг.
— Мы здесь собрались не для научных дискуссий. Нам нужна рабочая гипотеза, наиболее близкая к истине, и только. Будем считать, что это искусственное сооружение, снабженное механизмами достаточно высокого класса.
— Но для чего могло понадобиться подобное сооружение на пустынной необитаемой планете, лишенной даже атмосферы?! Кому и для чего?! — взорвался Лонг.
— Этого я не знаю, — сказал координатор. — И сейчас меня интересует совсем другое. У нас пропала машина. На ней находился член экипажа. Мне бы хотелось ее вернуть. Давайте обсудим, какими средствами мы для этого располагаем.
— Что значит «вернуть»? Поясните, пожалуйста, что вы имеете в виду под словом «вернуть»? — возмущенно спросил Лонг. На этот раз он встал с места и стоял теперь напротив стола координатора.
— Только то, что сказал. Попытка будет предпринята с использованием всех имеющихся в нашем распоряжении технических средств.
— По меньшей мере, это означает конфликт с непредсказуемыми последствиями. Ну, допустим, мы найдем способ добраться до этого купола, хотя я и не представляю, как мы пробьемся сквозь энтропийное поле. Что дальше? Что вы собираетесь делать потом? Взламывать этот купол, стучаться в него?
— Сначала мы используем все доступные нам средства, чтобы вступить в контакт. Если это не удастся…
— А это наверняка не удастся! — во второй раз перебил координатора Лонг, нарушая субординацию и годами установленные правила.
И координатор, переждав его реплику, продолжил, не повышая голоса:
— Я повторяю: в том случае, если попытка контакта провалится, мы вскроем купол.
— Так… Это похоже на начало военных действий… Да от нас мокрого места не останется, если этот купол и в самом деле какая-то станция, построенная сверхцивилизацией! Мы до сих пор считали энтропийное поле неизменной вселенской константой, и если они научились им управлять… если это поле здесь всего лишь защитная зона, то наверняка есть и другие, более мощные механизмы. Они ответят на наше нападение и будут правы.
— Не мы начинаем конфликт! Я всего лишь хочу вернуть принадлежащую нам машину. И спасти жизнь члену нашего экипажа, если это еще возможно!
Глеба поразило непривычно мягкое освещение, ворвавшееся в приоткрытую крышку люка. Но еще больше его удивило то, что воздух не выходил наружу из переходного тамбура. Это могло означать лишь одно: снаружи и изнутри давление примерно одинаково. Что, естественно, было невозможно на поверхности планеты, лишенной атмосферы. Прежде всего, он подумал, что машина выполнила задание и вернулась в ангар, пока он был без сознания. Но эта мысль ничуть его не успокоила, потому что он ощутил, как в уши постепенно проникает тишина, царившая вокруг. Такая полная, какой никогда не бывает в помещениях, созданных людьми, с их шумными земными механизмами…
От волнения ноги плохо слушались Глеба и никак не могли сделать последний шаг вниз, к полураспахнутому люку… Его могли ждать снаружи… Почти наверняка его там ждут, хозяева этого места… Почему-то он старался не думать о том, кто именно его ждет… И все же сама мысль о предстоящей встрече с представителями иной цивилизации помогла ему справиться с собой.
Он надавил на рычаг и до самого конца опустил крышку люка. Теперь она висела отвесно, открыв перед ним узкое круглое отверстие. Всего в паре метров от него находилась поверхность, на которой стоял танк. Сначала он подумал, что это ледяное поле. Но, взглянув в мерцающую глубину неведомого материала, решил, что лед вряд ли может быть таким гладким, без единой морщинки и трещинки, без единого инородного включения…
Он ступил на него осторожно, боясь поскользнуться, словно это имело какое-то значение… Но материал оказался шероховатым и прочно держал на себе подошвы скафандра.
Выбравшись из танка, Глеб выпрямился во весь рост и только после этого позволил себе взглянуть на то, что его окружало.
В первую минуту, пока глаза не привыкли к свету, он рассмотрел лишь цепочки бегущих во все стороны разноцветных огней. Их было много. Гораздо больше, чем бывает звезд на небе. От них шел мягкий, рассеянный свет, заполнивший собой все пространство, словно туманом.
Через секунду он рассмотрел, что огни передвигались не беспорядочно. Они все время следовали по бесчисленным, но вполне определенным путям, словно бежали по заранее проложенным дорожкам, как железнодорожные игрушечные составы. Когда глаза немного привыкли к радужному мерцанию, Глеб увидел и сами дороги, по которым проходили огни, и понял, что они-то и есть самое главное в том, что его окружало, во всяком случае — самое вещественное.
Больше всего это походило на стеклянный лес. Или увеличенный до невероятных размеров клубок елочных гирлянд. Блеклые прозрачные жгуты разной толщины перекрещивались, разветвлялись, сходились в толстые узлы и разбегались бесчисленными каскадами, словно струи замерзших водопадов. Здесь были длинные кривые ветви, похожие на свернувшихся удавов, извилистые колонны и тоненькие прозрачные нити. Лианы, жгуты, веревки — невообразимая путаница застывших стеклянных зарослей… Они простирались перед ним метров на сто. Несмотря на бесчисленные переплетения, свободного пространства между отдельными полупрозрачными ветвями и стволами оказывалось достаточно, чтобы видеть далеко вглубь. Глеб назвал их про себя ветвями и деревьями, но даже формой они походили на них весьма приближенно хотя бы потому, что большинство этих стеклянных образований книзу становилось тоньше. А когда Глеб запрокинул голову, то в высоте не смог рассмотреть ничего, кроме все тех же терявшихся в рассеянном туманном свете прозрачных колонн.
Больше всего поражала тишина, царившая в этом блестящем прозрачном мире, наполненном неестественным сверканием тысяч бегущих по стеклянным жгутам огней. Отдельные ветви и стволы жили напряженной световой жизнью. Через них пробегали целые каскады светящихся шаров, а в узловых переплетениях, где то и дело встречались световые импульсы, идущие с разных направлений, нарастало свечение, словно накапливалась некая светящаяся жидкость, которая вдруг, после прибытия очередного светового всплеска, полностью меркла, и тогда эта ветвь надолго гасла.
В некоторых узловых переплетениях ровным светом горели неподвижные огненные шары, казавшиеся отделенными от остального призрачного леса, словно ждавшие здесь чего-то…
Наконец Глеб опустил глаза вниз и рассмотрел гладкую прозрачную плиту, показавшуюся ему вначале ледяным полем. В нее, как в землю, уходили бесчисленные корни и ровные стволы отдельных «деревьев». Насколько он мог всмотреться в бездонную прозрачность у себя под ногами, плита была огромной толщины, если только это обманчивое впечатление не создавалось внутренним зеркальным отражением.
Глеб обернулся и увидел совсем близко у себя за спиной такую же стену, только гладкую. Сквозь нее не проходил ни один корень, ни одна ветвь.
Эта гладкая стена под прямым углом смыкалась с полом и уходила вправо и влево, насколько позволяли рассмотреть ветви деревьев. Казалось, линия стыка слегка изгибалась огромной дугой, охватившей целые километры пространства, заполненного окружавшим его фантастическим миром… Единственным реальным предметом, напоминавшим о том, что все окружающее не бред и не галлюцинация, оставалась земная, сработанная руками людей машина. Она выглядела здесь совершенно инородной. Ее шершавые, испещренные вмятинами и потеками плиты казались грубыми в этом стерильном, почти эфемерном мире, но именно привычные обыденные контуры танка помогли Глебу взять себя в руки и справиться с невольным страхом, который рождает в человеке все непостижимо чужое.
— Так вот как это выглядит… — тихо проговорил Глеб, хотя не знал, что именно представляет собой все огромное «это».
Звук его голоса прозвучал в окружающем безмолвии кощунственно резко. Потом унесся куда-то далеко в глубь этого колоссального сооружения и через несколько минут вернулся к Глебу раздробленным эхом.
Прямо перед ним, всего в нескольких шагах, в пол уходила толстая стеклянная лиана почти полуметровой толщины. В отличие от остальных, через эту ветвь не проходили бегущие огни. Зато она вся целиком через равные промежутки времени то вспыхивала, то гасла.
Глебу захотелось потрогать ее безупречно гладкую прозрачную поверхность. Может быть, для того, чтобы лишний раз убедиться в реальности окружающего. Не задумываясь над тем, что это может быть опасно, он отстегнул перчатку скафандра и приложил руку к лиане. Ничего не случилось. Поверхность была несокрушимо прочной, твердой и холодной на ощупь и к тому же маслянисто-гладкой, как змеиная кожа. Глеб сделал несколько шагов в глубь стеклянного леса, затем остановился и обернулся: свободное пространство сразу же уменьшилось, исчезла перспектива. Вокруг него вплотную тянулись толстые стеклянные трубы, метались, бежали огни. От их непрестанного мелькания начинала кружиться голова.
Танк высшей защиты теперь заслоняли переплетения стеклянных стволов; временами радужные сполохи световых вспышек закрывали стену, у которой стояла машина, сплошной световой завесой.
Глеб чувствовал легкое разочарование, может быть, потому, что, выходя из танка, ждал чего-то совсем другого.
«Скорее всего, это искусственное сооружение, хотя сам лес вполне может быть частью какою-то огромного организма… — Это была его первая четко оформленная мысль, и он понял, что потрясение от встречи с неведомым постепенно проходит. — К тому же здесь есть атмосфера, а это должно означать, что я нахожусь в закрытом помещении, которое не сообщается с безвоздушным пространством планеты. Как же попала сюда машина? Как могла она пройти сквозь эту несокрушимую с виду стену и оказаться внутри этого фантасмагорического образования? Должен быть какой-то шлюз, дверь или пасть наконец…»
Но последняя мысль не вызвала у него доверия. Росло внутреннее убеждение, что перед ним всего лишь огромный механизм, правда, совершенно непохожий на земные. Колоссальное, искусственно созданное сооружение. Хорошо бы проверить этот вывод, но как?
Он прикинул свои возможности. На поясе скафандра болталась сумка с универсальным инструментом. В рубке танка должны находиться комплект стандартных анализаторов и полевая лаборатория… Кроме того, там есть рация, если только радиоволны пробьются сквозь замкнутое пространство купола, внутри которого он теперь очутился.
Плохо, если не пробьются, потому что Рент наверняка не будет сидеть сложа руки.
Надо дать знать, что с ним все в порядке, иначе, стараясь вызволить его отсюда, они могут предпринять слишком поспешные, непродуманные действия, не подозревая, что на планете уже есть хозяин или хозяева… И только теперь он понял, что Рент догадывался об этом с самого начала, еще тогда, после его выстрела, когда снял Глеба с вахты… Но вышло так, что все обернулось для Глеба новой вахтой, гораздо более ответственной, чем та, первая.
С этой вахты никто не сможет его снять, никто не поможет в выборе правильного решения, от которого, возможно, зависит и судьба корабля и его собственная. До него только сейчас, постепенно, стал доходить весь смысл происшедшего. «Так, значит, все же запретная зона… Система охранных полей, прикрывавших вход в искусственное сооружение…» Если он не ошибается, если это всего лишь колоссальная машина с непонятной пока задачей, у нее должен быть какой-то управляющий центр, если, конечно, она вся, целиком, не является таким центром… У Глеба уже не осталось сомнений в том, что эта система способна принимать какие-то логические решения, иначе танк никогда бы не попал внутрь купола, а раз так, здесь должны быть датчики для получения информации…
Глеб поежился, подумав о том, как выглядит все происшедшее с ним со стороны, как воспринимается теми, кто, возможно, управляет пультами этих датчиков. Поймут ли они, какую нелепую, жалкую роль приходится ему играть, попав в полную зависимость от собственного робота? Так не может продолжаться дальше. Его первейшая обязанность установить связь с кораблем, а значит, нужно попытаться проникнуть в рубку танка, несмотря на угрозу противодействия со стороны взбунтовавшегося робота, проникнуть, чего бы это ни стоило.
Глеб поспешно обшарил сумку с комплектом инструментов. Ничего подходящего, ничего такого, что могло бы заменить ему оружие, только искровой сварочный разрядник. Его импульсы могут быть эффективны с расстояния не более одного метра, да и то если удастся попасть в поясной контрольный щиток киба. Только в этом случае он может пережечь предохранители и временно вывести из строя мощнейшую боевую машину…
Глеб горько усмехнулся. Реакции киба в сотни раз быстрей человеческих, а чувствительные микрофоны и оптические датчики не оставляют на успех и одного шанса из тысячи. И все же придется попытаться. Ничего другого ему не оставалось. В конце концов, нападение на человека противоречит основным правилам программ безопасности, намертво впаянных в мозг киба. Вот только кому-то уже удалось изменить кристаллоконды этого робота, и у Глеба не было никаких гарантий того, что неизвестному воздействию не подверглись и защитные контуры. Выбора у него все равно не было, и, тяжело вздохнув, Глеб медленно двинулся по направлению к танку.
Неподвижно застывшие в своих стеклянных гнездах огненные шары чем-то напоминали ему глаза, следившие за каждым движением человека…
Глеб подозревал, что охранный киб может оказаться немаловажным звеном в цепи странного стечения обстоятельств, приведших его сюда. Кому-то понадобилось провести сложнейшую операцию с программами киба, чтобы, в конце концов, заманить пленника в стеклянную ловушку. Глебу не понравилась эта мысль, она была слишком невероятна, и все же… В любом случае нужно овладеть ситуацией, перестать играть роль пешки в чужой игре… А если не удастся, что ж… По крайней мере, он будет знать, что сделал все возможное, все, что от него зависело.
Глеб медленно приближался к танку.
Инстинктивно он старался прятаться за толстыми стеклянными стволами, хотя и понимал: их прикрытие ненадежно. Если робот решит выстрелить в приближающегося человека, луч лазера легко пройдет сквозь материальную преграду такой толщины. Да и красться нелепо: датчики кибера уже давно должны были уловить шорох его шагов…
«Не выстрелил же он тогда, в ангаре, когда я хотел проникнуть в танк… Правда, тогда кибу еще нужно было попасть внутрь купола, и, может быть, я ему понадобился как раз для того, чтобы очутиться здесь, пройти сквозь зону защитных механизмов. Теперь обстоятельства изменились, и я могу стать помехой для его дальнейших планов, если таковые у него имеются… Во всяком случае, если он сейчас откроет стрельбу, у меня не останется и того единственного шанса…» — лихорадочно размышлял Глеб.
Дверь грузового отсека оказалась чуть приоткрытой. Едва заметив щель, Глеб замер на месте. Поздно… Дверь дрогнула, медленно ушла в темную глубину отсека, и оттуда сразу же выдвинулась лобастая металлическая голова, с решетчатыми ушами пеленгаторов. Вот они повернулись, оба разом, в сторону Глеба и остановились. Глеб чувствовал себя так, словно в грудь ему уперлось дуло излучателя и чей-то палец уже давил на курок… Да так оно, в сущности, и было. Расстояние до отсека метров шесть. Разрядник способен действовать максимально с метра, прежде чем он успеет сделать десяток шагов, нужных ему для выстрела, его уже не будет в живых… Оставалось надеяться только на то, что какая-то часть цепей, запрещавшая исправному роботу наносить вред человеку, сохранилась. Выполнял же он в ангаре его прямые команды, пусть неохотно, но все же выполнял… Что, если попробовать сейчас? Прямые голосовые приказы человека по приоритету стоят на втором месте сразу после блока безопасности, запрещавшего роботу наносить вред человеку.