Я обещал, что постараюсь все устроить, хотя шансов мало. Мы постарались не затрагивать подобных тем за завтраком. После чего Джек исчез, чтобы что-то дописать, а мы с Ширли отправились на веранду. Она очень тревожилась за Джека и сказала, что он очень переживает по поводу того, что скажут о нем потомки. Она не знала, как защитить его.
— Понимаешь, в этом нет ничего нового. Это было с самого начала, когда мы познакомились в университете. Но появление Вонана все ухудшило в пятьдесят раз. Он теперь действительно считает, что его рукопись способна изменить историю. На прошлой неделе он сказал, что очень хочет, чтобы апокалипсисты оказались правы: чтобы мир исчез в следующем январе. Лео, он больной.
— Понимаю. Но эту болезнь он не желает лечить. Она нагнулась ко мне и почти прижалась к уху, прошептав:
— Ты ничего не скрываешь от него? Скажи мне правду. Что говорил Вонан об этой энергии?
— Клянусь, ничего.
— Ты в самом деле думаешь, что он…
— В основном. Хотя не уверен до конца. Понимаешь, у меня есть серьезные научные возражения.
— А если их опустить?
— Я верю, — признался я.
Мы помолчали. Я позволил себе посмотреть на ее бедра. На ягодицах появилась испарина. Она напрягла носки ног.
— Джек хочет встретиться с Вонаном, — сказала Ширли.
— Я знаю.
— Я тоже, смею признаться. Лео, мне очень хочется его заполучить.
— Этого хотят многие женщины.
— Я никогда не изменяла Джеку. Но с Вонаном я это сделаю. Разумеется, я сначала предупрежу Джека. Но я с ума схожу по нему. Стоит только увидеть его на экране, мне сразу же хочется прикоснуться к нему, оказаться с ним наедине. Лео, это ужасно?
— Не глупи.
— Я успокаиваюсь лишь тем, что у меня никогда не появится такой возможности. Передо мной очередь в миллион женщин. Лео, ты заметил, какая истерия творится вокруг этого человека? Это своего рода культ. Это практически уничтожило апокалипсистов. Еще недавно все были уверены, что мы близимся к концу света, а теперь все считают, что мир просто переполнен пришельцами из будущего. Я видела на экранах лица людей — они приветствовали Вонана, опускались перед ним на колени. Он подобен Мессии. Неужели ты не замечаешь всего этого?
— Замечаю. Я не слепой, Ширли. Я сталкивался с этим довольно близко.
— Это пугает меня.
— Меня тоже!
— А когда ты — всегда рассудительный Лео Га-филд — заявляешь, что считаешь его настоящим, мне становится жутко. — Ширли снова снова хмыкнула. — Мы живем на краю небытия. Порой мне кажется, что весь мир, кроме меня и Джека, сошел с ума.
— А в последнее время ты усомнилась даже в Джеке?
— Да, — она положила свою руку на мою. — Почему люди так реагируют на Вонана?
— Потому что они до него не встречались ни с кем подобным.
— Но это не первая обаятельная личность.
— Но он первый, кто рассказывает такие необычные сказки, — возразил я. — И первый в эпоху современной коммуникации. Весь мир способен видеть его трехмерное изображение и в естественных красках. Он вошел в их души. Его глаза, его улыбка… Ширли, этот человек обладает огромной внутренней силой. Это чувствуется даже на экране. Я ощутил это на себе наяву.
— И чем же все закончится?
— В конце концов он вернется в 2999-й год, — легко отозвался я, — и напишет бестселлер о своих примитивных предках.
Ширли гулко расхохоталась, и мы стали болтать о пустяках. Ее слова встревожили меня. Не потому, что ей очень хотелось заполучить Вонана — в этом она была не одинока — меня расстроило ее желание, чтобы я это принял. Я был возмущен, что стал доверенным лицом в ее страстях. Женщина может поделиться этим с евнухом или с другой женщиной, но не с мужчиной, который и так пытается подавить свои чувства к ней. Вне всяких сомнений, она понимала это.
И если бы не мое уважение к их браку, я давно бы попытался завладеть ею, и между прочим, был бы принят с желанием. Тогда зачем говорить мне такие вещи, заведомо зная, что это причинит мне боль? Неужели она считала, что я постараюсь использовать свое положение, чтобы затащить Вонана к ней в постель? Что несмотря на свои чувства я стану сводником?
Мы провалялись целый день. К вечеру пришел Джек и сказал:
— Может, тебе и не интересно, но на экране показывают Вонана. Он дает интервью в Сан-Диего богословам, философам и тому подобным. Хочешь посмотреть?
«Не очень-то», — подумал я. Я специально смылся от Вонана, но еще не было минуты, чтобы не упоминали о нем. Но я промолчал, потому что Ширли ответила «да». Джек включил ближайший от нас экран, и Вонан, огромный как жизнь, начал излучать свое обаяние в трех измерениях. Камера показала пятерых крупных специалистов в области эсхатологии, из которых я многих узнал. Я разглядел длинный нос и обвислые щеки Милтона Клейхорна, одного из ученых мужей университета Сан-Диего. Про него говорили, что он посвятил свою карьеру попыткам исторгнуть Христа из христианства. Я видел резкие черты и морщинистую кожу доктора Наоми Гестена, в чьих глазах скрывались шесть тысяч лет семитической боли. Трое остальных тоже казались знакомыми: думаю, что они представляли различные вероучения. Мы немного опоздали, но успели на взрыв бомбы Вонана — ..так у вас нет организованного религиозного движения? — говорил Клейхорн. — То есть, вы исторгли из своей жизни церковь?
Вонан коротко кивнул.
— Но сама по себе религиозная идея! — проорал Клейхорн. — Она не может исчезнуть! Есть, определенные внутренние истины! Человек должен установить взаимоотношения с миром и с собственной душой! Он…
— Возможно, — скрипящим голосом обратился к Вонану доктор Лестен, — вы сможете нам что-нибудь объяснить, если поймете, что такое религия?
— Разумеется. Это установление зависимости человека от каких-то могущественных внешних сил, — Апокалипсист был явно доволен собой.
— Думаю, что это отличная формулировка. Вам так не кажется, ваше преосвященство? — воскликнул разъяренный председатель собрания.
Наконец-то я узнал мужчину с длинным подбородком и завернутым воротником. Это был Милан — телесвященник — тоже своего рода примечательная фигура. Немного подождав, он сказал:
— Да, это великолепно сказано. Очень приятно, что наш гость понимает такое понятие как религия, даже несмотря на… — лицо его преосвященства исказилось, -..как он утверждает, что наша религия не способна играть важную роль в его время. Скорее всего, мистер Вонан недооценивает силу религии и просто пытается продемонстрировать свое отсутствие веры. Могу я утверждать подобным образом?
Вонан улыбнулся. В его глазах сверкнули какие-то угрожающие огоньки. Мне стало страшно. Он использовал сразу и губы, и глаза! Он готовил катапульту, которая должна была уничтожить ненавистные стены. Участники конференции это тоже почувствовали. Клейхорн съежился. Лестен вобрал голову в плечи. Его преосвященство собрался, словно готовился взойти на гильотину.
— Хотите, я расскажу вам, что мы узнали о связи человека с миром? мягко спросил Вонан. — Понимаете, мы обнаружили, что способ, благодаря которому человек начинает свое существование на земле, и наше понимание мироздания, могут влиять на религиозные представления. Я не эсхатолог, так что более подробно объяснить не могу. Но вот, что мы знаем наверняка: когда-то на нашей планете совсем не было жизни. Всю поверхность покрывали моря и горы. Не было даже простейших микробов. Но потом нашу планету посетили исследователи с других звезд. Они не стали приземляться. Они просто покружились вокруг Земли и поняли, что она не представляет никакого интереса, потому что на ней не было жизни. Они задержались лишь для того, чтобы сбросить какие-то кухонные отходы, и потом умчались куда-то еще. Отходы прошли сквозь земную атмосферу и упали в море. Благодаря определенным условиям и химическим нарушениям начался процесс, который закончился таким явлением как… — собравшиеся заволновались, камера беспардонно показала искаженные лица, дикие глаза, разинутые рты и дрожавшие губы — …жизнь на земле.
Глава 13
В конце недельной передышки я поцеловал Ширли, наказал Джеку смотреть на все проще и отправился в Таксон, чтобы на транспорте добраться до Лос-Анжелеса. Я появился там спустя несколько часов после прибытия основной группы из Сан-Диего. Импульс после интервью Вонана все еще давал о себе знать. Наверное, впервые в истории по всем телеканалам мира провозглашалась богословская догма. Разумеется, все распространилось подобно исходным кухонным отбросам по стерильным морям. Тихо, очаровательно и деликатно Вонан подорвал религиозную веру четырех биллионов человек. Следует отдать должное его мастерству.
Джек, Ширли и я наблюдали за разоблачением религии, как зачарованные. Вонан представил свою веру, как общепризнанный факт, результат тщательных исследований и доказательств, оставленных существами, побывавшими на Земле в его время. Как обычно, он не дал никаких деталей, просто голые факты. Но, если человек принял его как посланника из 2999 года, то ему не составляло труда принять и вонановскую теорию мироздания. «Мир произошел от отбросов», — на следующий день сообщала пресса, и все это проникало в умы человеческие.
Апокалипсисты, которые на некоторое время успокоились, снова зашевелились. Волна яростных протестов прокатилась по всем городам. Экран показывал их напряженные лица, гневно горящие глаза и гордо развевающиеся знамена. Я открыл для себя что-то новое в этом растущем, как грибы, культе: это было лоскутное одело из отчаявшихся компонентов, представлявшее собой отчужденных, не имеющих корней, по-юношески мятежных и — что удивительно преданных людей. Среди армии апокалипсистов с их мятежами и выступлениями протеста, появились потрепанные, плоскоротые фундаменталисты квинтэссенция американских варваров, которые глубоко верили, что мир действительно скоро придет к концу. Мы впервые видели, что эти люди стали доминировать в выступлениях апокалипсистов. Сами они не позволяли себе каких-либо скотств, но возглавляли прелюбодеев, которые благожелательно принимали бесстыдство за признак приближающего конца. Для таких людей Вонан являлся анти-Христом, а его теория отбросов — немыслимым богохульством.
Для других это был Мир. Зародившееся движения сторонников Вонана стало распространяться по всем городам не просто как поклонение пророку, а как вероучение. Они заявляли, что являются отбросами и потомками отбросов, но лучше принять реальное, чем что-то мифическое. Бога нет, но Вонан — его пророк! Когда я прибыл в Лос-Анжелес, обе группы конфликтовали, поэтому Вонана усиленно охраняли. Мне с трудом удалось пробраться к группе. Меня доставили вертолетом и опустили на крышу отеля, в то время как внизу бушевали апокалипсис(tm) и сторонники Вонана, пытаясь увидеть своего идола. Кларик подвел меня к краю крыши и показал на орущие внизу массы народа.
— Сколько это уже продолжается? — спросил я.
— С девяти утра. Мы появились в одиннадцать. Мы можем призвать войска, но на какое-то время воздержимся. Говорят, что толпа растянулась отсюда до Посалены.
— Это невозможно! Мы…
— Оглянись.
Это было правдой. Все отходившие улицы заполнялись людьми, чьи потоки уходили куда-то на запад. Я слышал крики, вопли. Но долго на это было смотреть невозможно. Это действительно была осада.
Вонан ужасно удивился, узнав какие силы он столкнул. Я нашел его на восемьдесят пятом этаже отеля в обычном окружении Колфа, Хеймана, Элен, Астер, репортеров и кучи оборудования. Филдса не было. Позднее я узнал, что он дулся из-за неудачной новой попытки заполучить Астер. Когда я вошел, Вонан, по-моему, обсуждал погоду в Калифорнии. Он быстро поднялся и, подняв брови, поймал мой взгляд.
— Лео, старина! Как нам тебя не хватало!
Такой теплый прием выбил меня из колеи, но я все же умудрился сказать:
— Вонан, я следил за тобой по экрану.
— Ты слышал его интервью в Сан-Диего? — спросила Элен.
Я кивнул. Вонан, похоже, был очень доволен собой. Он неопределенно махнул в сторону окна и сообщил:
— Там собралась большая толпа. Как ты думаешь, чего они хотят?
— Они ждут твоего следующего откровения, — ответил я.
— Евангелие по святому Вонану, — мрачно пробормотал Хейман.
Позднее, от Колфа я узнал умопомрачительные новости. Он пропустил речь Вонана через ведомственный компьютер в Колумбии и получил сомнительные результаты. Компьютер озадачила структура языка и он просто рассортировал все на отдельные явления, так и не придя к окончательному выводу. Это подтверждало предположение Колфа об эволюционировавшем языке, а также возможность того, что Вонан просто издавал отдельные звуки, время от времени создавая отдельные комбинации, чтобы создать футуристскую версию о современных словах. Колф был подавлен. Когда сначала он доказывал эволюцию вонановской версии, с ним была почти истерика, но теперь он сомневался в своей интерпретации.
— Если я ошибся, — сказал он мне, — то, я погубил себя. Я позволил себе разменяться на ерунду. И, если это так, весь мой престиж летит к черту.
Он был потрясен. Он похудел на двадцать фунтов с того времени, как я его последний видел. Кожа на его лице обвисла.
— Почему бы не сделать повторной проверки? — спросил я. — Пусть Вонан повторит все, что ты записал ранее. Тогда запустим обе записи в компьютер и проверим их функциональное соотношение. Если это была импровизационная чушь, он не может ее повторить.
— Мой друг, я тоже думал так сначала. — И?
— Он не станет снова говорить со мной на этом языке. Он потерял интерес к моим исследованиям. Он не произнес ни звука.
— Это звучит подозрительно.
— Да, — печально согласился Колф. — Разумеется, это подозрительно. Я пытался убедить его, что, сделав такую простую вещь, он рассеет все сомнения. Но он отказывается. Я говорил ему, что из-за отказа, мы будем считать его самозванцем, но он говорит, что его это не волнует. Может, он действительно обманывает? Или действительно его это не волнует? Лео, я в полном расстройстве.
— Ллойд, но ты же уловил лингвистические рисунки?
— Разумеется. Но это может быть всего-навсего иллюзией — случайное совпадение звуков. — Он покачал головой, подобно раненому моржу и что-то пробормотал не то на персидском, не то на афганском. После чего ушел. И я понял, что Вонан дьявольским образом отверг важный аргумент в пользу своей подлинности. Умышленно. Своенравно. Он играл с нами, словно игрушками… со всеми нами.
В тот вечер мы обедали в отеле. Не могло быть и речи о выходе куда-нибудь, потому что нас окружали тысячи людей. Нам показали документальную запись происходящего на улицах. Вонан смотрел, как и все, хотя раньше особого интереса к тому, что о нем говорили средства массовой информации, не проявлял. Я пожалел, что он видел это. Документальный фильм свидетельствовал о его воздействии на души людей и показал неожиданные вещи: юные девушки извивались в экстазе перед фотографией нашего пришельца. Африканцы зажигали священные церемониальные факелы, в чьем голубом дыму, как они считали, возник Вонан. Какая-то индианка записала все телепередачи про Вонана и теперь продавала дубликаты, словно сувениры. Мы видели массовое западное движение; орды любопытных пересекали континент в надежде столкнуться с Вонаном по дороге обратно. Камера показывала возбужденные лица фанатиков. Люди ждали появления Вонана. Они жаждали его проповедей. Им нужен был божественный руководитель. Всюду вспыхивали волнения. Если бы Колф сделал речь Вонана всеобщим достоянием, это спровоцировало бы новую манифестацию. Я понимал, что язык, напоминавший священный лепет, будет принят как спасение. И я испугался. Во время передачи я украдкой бросал взгляды на Вонана. Он удовлетворенно кивал, радуясь вызванным им волнениям. Его, похоже, забавляла сила, которой наделила его общественность, и любопытство. Все, что бы он ни сказал, примут с величайшим интересом, и будут несколько раз обсуждать, пока это не станет знаком судьбы, принимаемым миллионами. Такой силой обладают немногие, и никто из предшественников Вонана не имел выхода в телеэфир.