— Как это интересно! — воскликнула Тася. — А я ничего об этом никогда не слыхала!
— К сожалению, об этом мало кто знает, милая девушка, — добрым, отеческим голосом сказал Стрелецкий. — А те, что знают, всегда торопятся объявить это легендой, апокрифом.
— Но под землей сыро, профессор! — резонно заметил Волошин. — Никакая библиотека долго в земле не пролежит…
— Очень дельное замечание, юноша! Но я могу вас успокоить. Наш замечательный архитектор академик Щусев в свое время ознакомился с записями Фиоравенти и доказал, что под Кремлем действительно был сооружен книжный тайник и при этом выложен особым камнем, не пропускающим никакой сырости, так называемым «мячиковым камнем»… Вот почему, друзья мои, мы уверены, что библиотека царевны Зои уцелела и перешла к ее внуку, к царю Ивану Васильевичу Грозному… Но после смерти Грозного никто и никогда не мог отыскать эту замечательную библиотеку, хотя мы почти точно знаем место в подземельях Кремля, где она была захоронена царевной Зоей «на вечное хранение»… Знаем мы также примерно, из каких книг и рукописей состояла эта библиотека. В одной только своей переписке с Курбским Грозный цитирует многих древних авторов. И, уж конечно, цитировал он их не с чужих слов, не понаслышке.
Стрелецкий подошел к полке и взял толстую книгу:
— Но вот профессор Сергей Белокуров, знаменитый библиофил!.. Это его книга «К истории духовного просвещения в Московском» государстве XVI–XVII веков», тире, «Церковные или светские книги были в библиотеке московских государей XVI века», вопросительный знак…[3] Название косноязычное, но не в нем суть… Так вот, этот умник профессор не поленился, перерыл всю литературу, относящуюся к библиотеке Ивана Грозного, и «доказал», что никакой библиотеки у того не было, что Зоя-Софья ничего с собой не привезла и что все доказательства существования культурной сокровищницы русского народа — это либо бред сумасшедших, либо фальсификация истории…
Тася уже с негодованием смотрела на книгу Белокурова. Ей так понравилась загадочная история библиотеки Грозного, что каждого, кто развенчивал эту чудесную тайну, она уже считала своим врагом.
Волошин же взял в руки книгу Белокурова и внимательно стал ее листать:
— Интересно! Надо почитать, Настенька…
— А я и читать ее не стану! — сердито сказала Тася.
— Правильно, Тасенька! — воскликнул Стрелецкий. — Это желчный реакционный писака, не любящий русский народ… Вы, юноша, вот это лучше почитайте! — Стрелецкий указал на другую старинную книгу. — Это один из сборников летописей Троице-Сергиевской лавры… — Он быстро раскрыл книгу на нужной ему странице. — Вот: «При державе великого князя Василия Ивановича…» Это отец Грозного «…повелением его прислан из грек монах Максим… Бе же сей Максим Грек велми хитр еллинскому, римскому и словенскому писанию. На Москве егда же узре у великого князя в царской книгохранительнице книг много и удивися и поведа великому князю, яко ни в греческой земле, ни где он толико множество книг не сподобися видети…»[4]
Стрелецкий отложил книгу. Его взгляд горел, пожалуй, так же ярко, как костер, на котором жгли протопопа Аввакума.
— Так гласит древняя летопись. А профессор Белокуров покопался в писаниях Максима Грека и с кислым видом объявил: «Да… действительно, переводил для великого князя какие-то книжонки, а фактической справки по вопросу о библиотеке не представил…»
Тася была возмущена до глубины души:
— Не понимаю! Почему наши издательства выпустили такую чушь!..
Волошин пододвинул ей книгу Белокурова и, ехидно улыбаясь, указал на год издания: «1899»…
Тася покраснела и чуть не швырнула в него ненавистную книгу.
— Но в фальсификаторы попал не только древний летописец, но и профессор Юрьевского университета Дабелов. В 1820 году в городе Пернове он случайно нашел часть списка библиотеки Грозного. Этот список, по свидетельству ливонца Ниенштедта, составил пастор Веттерман в Москве в шестнадцатом веке… Но профессор Белокуров без всяких доказательств объявил этот список подделкой…[5]
Голос Стрелецкого звенел, Тася смотрела на него с восхищением. Она чувствовала, что уже любит этого старика, как родного отца… Даже спокойный, уравновешенный Волошин залюбовался гневным и страстным лицом Стрелецкого.
«Хорош старичок!.. Сурикова бы сюда или Репина», — подумал он.
— Кто же, в таком случае, фальсификатор, друзья мои? — спросил Стрелецкий. — Белокуров умер… Мертвые сраму не имут… Но его последыши остались… Кто они? Слепые кроты или жабы, равнодушные ко всему истинному. Они меня сумасшедшим объявили… Они травят меня… Но не в этом дело… Простите, я отвлекся…
Стрелецкий подошел к письменному столу, поднял какую-то пожелтевшую тетрадь и сказал торжественно:
— Вот неполная копия перновского списка книг и свитков, входивших в библиотеку Грозного. Вот здесь значится антология византийской поэзии «Киклос», составленная в пятом веке Агафием, юристом и поэтом. Это та самая пергаментная книга, которую вы спасли на Кузнецком мосту. А против нее стоит пометка: «дарена…» и далее неразборчивое слово. То ли эту книгу кто-то подарил Грозному, то ли он кому-то ее подарил, и таким образом она дошла до нас… — Стрелецкий взял со стола древнюю пергаментную книгу и поднес ее к Тасе и Волошину. — Теперь вы понимаете, друзья мои, почему так заволновался я, когда от следователя ко мне на экспертизу попала эта книга?…
Тася и Волошин смотрели на старого профессора широко открытыми глазами.
— Нам нужно во что бы то ни стало найти старушку, принесшую в букинистический магазин антологию Агафия, — раздельно и четко, как клятву, произнес Стрелецкий. — Что вы знаете о ней?
— Ничего… — ответил молодой бригадмилец.
— Ничего… — подтвердила Тася.
— Как же все-таки ее можно найти? — с надеждой поглядывая то на Тасю, то на Волошина, спросил Стрелецкий.
— Объявление в газете? — неуверенно спросила Тася.
— Нет! — решительно возразил Волошин. — Такие старушки не читают объявлений… — Он встал. — Мы подумаем, профессор…
Стрелецкий проводил их до выхода. Прощаясь, он сказал:
— Вы оба комсомольцы, и потому я очень надеюсь на вас… — Голос его дрогнул. — Я сорок лет ищу эту библиотеку, а до меня ее искали многие русские ученые. Помните это, друзья мои…
* * *
Они молча вышли из высокого дома на тихую Волхонку. Волошин взял Тасю под руку; не сговариваясь, они все так же молча прошли за ограду кремлевского сквера и тихо, не спеша пошли вдоль могучих стен древней русской твердыни…
Высоко в темном небе парила огненная кремлевская звезда. Как маленькие круглые луны, висели в сквере фонари.
Тася и Волошин сели на скамью возле больших цветочных ваз.
От грота у Кремлевской стены, где веселилась и играла молодежь, долетали громкие голоса, а с другой стороны, у Манежа, тихо шелестели шины троллейбусов и машин.
Первой заговорила Тася:
— Подумать только! Вот здесь, где-то в земле, под Кремлем, сотни лет хранятся величайшие ценности человеческой культуры, а найти их никто до сих пор не мог… И вдруг Кузнецкий мост, какая-то старушка с кошелкой, византийская книга, и мы с вами уже вовлечены в разгадку этой удивительной тайны…
— Да! Это история, которую могли бы превратить в великолепный роман Вальтер Скотт, Стивенсон, Хаггард… — задумчиво произнес молодой бригадмилец. Вдруг он весело рассмеялся: — А здорово все-таки профессор отделал этого… Белокурова. Прямо камня на камне не оставил. Да и у вас был такой вид… Белокуров бы не пожалел, что лежит в могиле.
Тася строго посмотрела на него:
— У вас веселое настроение.
Он с удивлением взглянул на нее:
— А отчего мне грустить?
— А хотя бы оттого, что вы бригадмилец и воришку какого-нибудь мелкого сразу же умеете в отделение доставить, а вот старушку с кошелкой найти вряд ли сможете, даже если сегодня ночью всего Конан-Дойля или Честерстона перечитаете.
— Вы, оказывается, девушка с характером.
— Да! И потому я думаю только об одном: как помочь профессору Стрелецкому найти старушку. А вы думаете о каком-то Белокурове.
— Ладно, не будем ссориться… — примирительно сказал Волошин. — Я завтра же подам рапорт начальнику отделения и попрошу, чтобы он побывал в Управлении милиции и привел в движение всех участковых уполномоченных и даже дворников.
— Делайте что хотите, но старуху надо найти.
— Постараемся! — весело сказал Волошин, явно любуясь ее горящими глазами и похорошевшим от волнения лицом.
— Что вы на меня уставились? — смутившись, спросила Тася.
— Да так… ничего… царевна Настенька, — медленно сказал он с улыбкой.
— А вы Иванушка-дурачок! — сердито ответила она, но сейчас же засмеялась и взяла его за руку: — Идемте!
Они дружно зашагали к выходу по аллее ночного кремлевского сквера.
Экслибрис княгини Бельской
Тася сидела за письменным столом в глубоком раздумье. Все, что она узнала вчера от Стрелецкого, лишало ее покоя. Ночью ей снилась царевна Зоя, стройная, одухотворенная девушка из русских сказок, будто сошедшая с лакированной палехской шкатулки. Утром Тася долго разглядывала на цветной репродукции исступленное, безумное лицо Грозного, прижимающего к груди забрызганного кровью, умирающего сына… Тася была впечатлительной девушкой. Таинственный склеп с древними книгами вставал перед ее глазами так явственно, что возвращаться к повседневной жизни ей стоило больших усилий.
Сейчас она сидела за письменным столом в маленьком отцовском кабинете в полной тишине, одна во всей квартире, и усиленно припоминала все, что относилось к исчезнувшей старушке и к ее книгам… Пусть припоминает! А мы тем временем приглядимся к ней, ибо автор уверен, что теперь Тася уже никогда не отделается от жгучего желания найти таинственную библиотеку царевны Зои и ее великого внука…
Что можно сказать о наружности этой девушки? Либо очень мало, либо очень много. Тася не была красавицей, но не была и дурнушкой. Описывать таких девушек трудно, но попытаться в данном случае стоит… Ее лицо?… Немного скуластое, со слабым румянцем. Тонкий нос (без всяких следов «милой курносости»), пожалуй, даже чересчур правильной формы. Небольшие глаза, серые с голубизной. Ресницы не длинные, но «вразлет» — стрелками. Четкие у переносицы брови расплываются постепенно в редкий пушок (вполне возможно, что именно рисунок бровей и отражает ее характер). Губы… При внимательном взгляде губы Таси могли показаться слишком тонкими, причем верхняя оказывалась очерченной ясно, а нижняя — слабо. Темно-каштановые волосы почти небрежно зачесаны назад. Суховатые руки с длинными пальцами — «энергичные руки». Тонкие, но крепкие ноги. Тонкая точеная фигура. Скромное платье. Нитка кораллов на шее. Вот и все… Пройдешь и не заметишь.
В тот самый момент, когда автор поставил точку после слов «пройдешь и не заметишь», светлые глаза Таси, бесцельно перебегавшие от чернильницы к пресс-папье, вдруг ожили. Она вспомнила слова старушки:
«…несите, говорит, Клавдия Антиповна, эту книгу поскореича в библиотеку, потому как она очень ценная книга…»
Тася вскочила.
Клавдия Антиповна!.. Но фамилия? Как ее фамилия?…
На этот вопрос ответа не было. И тогда в напряженно ищущей памяти девушки всплыли другие слова старушки:
«Это моей бывшей барыни книги, Евгении Феликсовны…»
Кто она, эта «барыня»?…
Тася вскочила и схватила трубку телефона:
— Пятидесятое отделение? Бригадмилец Иван Волошин не звонил?… Нет?… Простите…
Тася сердито швырнула трубку.
«Безобразие! Я уверена, что он бездельничает!.. И это от него зависит судьба драгоценной библиотеки Грозного!..»
«Я сорок лет ищу ее», — вспомнила Тася слова Стрелецкого, вспомнила, сколько надежды было в умных, ласковых глазах старика.
Она тяжело вздохнула и стала листать какую-то старую книжку, на титульном листе которой был отпечатан экслибрис:
Тася задумалась и наморщила лоб:
«Экслибрис… Где?… Чей?… Когда я видела?… Экслибрис… Экслибрис значит — «из книг»…»
Тася отложила книгу, и внезапно перед ее умственным взором возникло маленькое изящное французское факсимиле, окруженное затейливой виньеткой: «Princesse Eugenie Belskaja».
— «Принцес Эжени Бельская…» — прошептала Тася почти испуганно.
Да, да! Именно такое факсимиле она видела на титульном листе дидоновского Ламартина: «Княгиня Евгения Бельская».
Бывшая барыня Евгения Феликсовна. Княгиня Евгения Бельская. Ну конечно же, это она!
Тася вновь бросилась к телефону:
— Пятидесятое отделение? Волошин звонил?… Нет?… Скажите мне его адрес или служебный телефон, немедленно!..
Но дежурный спокойно и официально сказал:
— Адресов наших бригадмильцев посторонним лицам не сообщаем.
— Я не посторонняя! — быстро и взволнованно заговорила Тася. — Меня вместе с товарищем Волошиным следователь направил к эксперту по делу о древней книге…
Дежурный не понял:
— По делу о книге? О какой книге?…
— Это книга Агафия… Византийская.
— А что случилось с этой книгой?
Тася никак не могла объяснить дежурному сложную историю появления и спасения византийской антологии Агафия. Дежурный был «не в курсе дела», и разговор получился путаный.
— Ее пытались украсть, — говорила Тася.
— Так-так. Понятно. Вы, значит, предупредили покушение? — с расстановкой спросил дежурный. Видимо, он уже что-то записывал.
— Предупредила не я, а Волошин, — безнадежно вздохнув, ответила Тася. — Разве вы об этом не знаете?
— Нет… то есть, конечно, может быть, и слыхал, но у нас каждый день происшествия… А вы, значит, эта самая Агафья Византийская и есть? Потерпевшая?…
— Нет, я свидетельница.
— Ага! Понятно…
Дежурный был озадачен и вместе с тем уже заинтересован.
— Как ваша фамилия? — спросил он.
— Березкина Анастасия, студентка…
— Подождите минутку… Не отходите от телефона.
Наступило молчание, в глубине которого булькал чей-то монотонный голос:
— А я вам говорю, товарищ старшина, точно и определенно, что в трезвом виде я не имею привычки кидаться бутылками. И это может подтвердить моя фактическая жена… А что касается моей юридической жены, то это особа антисоветского происхождения…
Минуты через три вновь послышался голос дежурного:
— Гражданка Березкина! Начальник отделения просит вас позвонить бригадмильцу Волошину по телефону Е 8-16-32.
* * *
Волошин примчался на такси. Он был взволнован не меньше, чем Тася:
— Я ничего не понял по телефону. К тому же у нас там адский шум. Какая княгиня? В чем дело?…
Тася рассказала ему, как она сперва припомнила имя и отчество старушки, затем имя и отчество ее бывшей барыни и, наконец, вспомнила, что видела на одной из французских книг экслибрис княгини Евгении Бельской.
— Ого! Да вы молодец, Настенька! Это же подвиг!.. — восхищенно воскликнул Волошин. — Если мы найдем эту княгиню, я добьюсь ходатайства о награждении вас медалью…
— …»За спасение утопающих»?
— Совершенно верно. Мы привели в действие могучую милицейскую машину, и нам угрожает опасность утонуть в многотысячных массах старушек, с которыми мы должны познакомиться.
— Ох, как жалко, что я поспешила! — с искренним сожалением воскликнула Тася.
Но, по-видимому, даже зная имя, отчество и фамилию настоящей владелицы французских книг и антологии Агафия, не так легко было в многомиллионном людском море Москвы отыскать «княгиню Евгению Феликсовну Бельскую».
Волошин безмолвствовал весь следующий день и позвонил лишь вечером.
— Ну? Говорите скорее! — крикнула в трубку Тася.
— Следы княгини Евгении Бельской найдены, — спокойно сообщил Волошин. — Но они найдены не в адресном столе, а в отделе регистрации умерших бывшего Москворецкого загса…