– Это «четверка»! – выкрикнул стрелок-радист Пуссен.
– Бедный Качиньски, – пробормотал Бернар. – Вот и ему не повезло.
Теперь их осталось только двое. Два устаревших тихоходных бомбера, под завязку загруженные фугасками и в бомбоотсеке, и на внешней подвеске. Три тонны смерти на двоих, в любую секунду грозящей превратиться в их собственную смерть.
– Боевой курс! – рявкнул Клери.
Пьеро навострил уши и с силой хлопнул лапой по левому плечу Бернара. Шерсть на спине кота встала дыбом, хвост мелко рубил воздух.
Поняв, что от него требуется, Бернар довернул машину влево. Ведомый, давно привыкший повторять все маневры командира, сделал то же самое.
– Опять ошибка? – процедил сквозь зубы Клери, приникая лицом к резиновой маске прицела. – Вижу цель! – завопил он секундой позже.
Его палец лег на выпуклую кнопку сброса. Бомбардировщик качнуло и он, облегченный, тут же пошел вверх. Внизу расцветали дымные розы горящих цистерн с солярой.
Бернар взял южнее, надеясь обойти зенитное прикрытие. Пьеро недовольно заворчал. Минуту спустя небо пронзили ослепительные белые столбы.
– Фоше отстал! – доложил Пуссен сквозь грохот разрывов.
– Пускай возвращается сам, – фыркнул Бернар, с трудом удерживая рвущийся из рук штурвал.
Самолет тряхнуло сильнее обычного, и стрелка на датчике давления масла правого двигателя быстро пошла к нулю. Пьеро предупреждающе зашипел, но Бернару и так все было ясно. До линии фронта оставалось не более двух-трех минут. Если движок не загорится, то экипаж сможет выброситься с парашютами, а он, возможно… на одном двигателе, учитывая его изношенность, «Амье» до базы не дойдет. Бернар выключил правый мотор. Держать самолет на курсе становилось все труднее: он с надеждой смотрел на высотомер и горько прикидывал, сколько еще протянет на полном газу левый «Гном», давно уже выработавший положенные ему моточасы.
– Всем покинуть машину! – приказал наконец Бернар.
– А ты? – спросил Клери.
– Некогда! Прыгайте, пока есть высота.
Штурман и оба стрелка ушли вниз. Теперь все зависело только от Пьеро. Бернар медленно снижался, повинуясь командам кота: «правее», «прямо», «еще правее». Из живого еще двигателя выбило струю масла, тахометр дернул стрелку влево. Включив посадочные фары, Бернар опустился до пятидесяти метров; вот Пьеро, нервно ерзающий у него на шее, ударил его лапой по затылку. Су-лейтенант Брезе послушно отдал штурвал от себя. Через пару секунд бомбардировщик тяжело хлопнулся на пшеничное поле и, сразу упав на правое крыло из-за подломившейся стойки шасси, потащился к виднеющейся впереди церквушке.
Они встали в двух метрах от ограды небольшого старого кладбища.
…Испуг маленького львенка скоро прошел. Единственное, что доставляло некоторое неудобства – это размеры деревянного вольера, в котором он теперь жил. Десять шагов, всего десять шагов. Но зато каждый день к нему приходила девочка, дочка хозяина фермы, и приносила с собой кусочки вкусной требухи и обязательную миску молока. Джимми – так она назвала его – быстро толстел и позволял чесать себе за ухом.
Однажды девочка надела на него прочный кожаный ошейник с веревкой и вывела во двор. Черные голые люди, и до того не решавшиеся подходить к его жилищу, тотчас же прижались к бревенчатой изгороди. От них пахло ужасом. Девочка что-то прокричала, заставив Джимми прижать уши. Из большого деревянного строения на краю двора вышел человек в высоких неприятно пахнущих сапогах. Львенок узнал его: это был тот самый человек, что убил льва, готового наброситься на Джимми тогда, в саванне. От обрушившегося на него страха львенок прижался к земле и жалобно пискнул.
– Ну не бойся, малыш, – ласково заговорила девочка. – Он такой милый, правда, дядя Карл?
Сапоги приблизились к львенку. Мужчина присел на корточки, осторожно потрепал его по загривку.
– Да, но он вырастет настоящим зверем. И что ты будешь делать тогда, а, Лотта?
Джимми ощутил спокойную уверенную силу, исходящую от этого человека, и успокоился. В его груди зашевелилось вдруг чувство, незнакомое ранее ни ему, ни сотням поколений его предков. Благодарность. Он не мог понять, что с ним происходит, но ему отчего-то хотелось встать на задние лапы и потереться щекой о руку Карла: Джимми слишком хорошо знал, что случилось бы с ним, не появись тот со своими людьми в саванне…
Теперь Гийом с нетерпением ждал видений, превращающих его в Джимми. И еще – вечерами, лениво прыгая с тумбы на тумбу в ослепительном свете прожекторов, он скользил глазами по рядам зрителей, терзаемый смутной надеждой встретить там синие глаза той самой Лотты. Он знал, что это невозможно, но все же ложь бывает иногда такой сладкой!
…Двенадцатого мая «Москито» майора Брезе приземлился на авиабазе в Реймсе. Прежде чем Бернар и его неизменный штурман лейтенант Клери покинули машину, на крыло грациозно спрыгнул огромный серо-полосатый кот с белым шрамом на спине. Подошедшие к самолету люди с некоторым удивлением заметили, что широченная физиономия кота как две капли воды походит на злобную оскаленную морду, украшающую потертый борт бомбардировщика.
– Машину доставил, – доложил Бернар молодцеватому генералу, который внимательно рассматривал кота, уже занявшего свое привычное место на плече хозяина.
– Я много слышал про вашего молодца, – щурясь, ответил генерал. – Но не думал, что увижу его воочию. Да и, честно говоря, не слишком верил…
– Это вы про сержанта Пьеро? – осклабился Клери. – Многие тоже не хотели верить, мой генерал. Но он, знаете, умеет внушать доверие. Когда хочет, конечно.
– Сержанта? – поднял брови генерал. – Ну вот, а я хотел его погладить.
– Лучше не надо, – помотал головой Бернар. – Со временем у него испортился характер, и он не подпускает к себе решительно никого, кроме нас с Раймоном.
Пьеро умер сырым майским вечером ровно через два года после того, как последний раз поднялся в воздух. Бернар сидел возле окна, за которым мягко шептал теплый дождь, пил виски и смотрел на тело друга, минуту тому назад прошептавшего ему «ор-ревуар, мон ами…». В смерти Пьеро стал как будто меньше, вновь превратившись в маленького серого котенка, смешно щурящегося в глаза молодому студенту…
Позади было все, решительно все. Первые парижские ячейки маки, расстрел родителей на небольшой площади в Сен-Дени, бегство в Англию на крохотной рыбацкой лодке, учеба в летной школе в Бристоле, невыносимо долгие вечера в ожидании, когда его зачислят наконец в боевую эскадрилью. Десятки раз их «Москито»-патфайндер прорывался сквозь зенитки к германским городам, чтобы сбросить светящиеся бомбы, указывающие путь армаде тяжелых «Ланкастеров», идущих следом, и благополучно возвращался назад. Их везению поражались все.
Но однажды, августовской ночью, крохотный осколок, прошив тонкую стенку кабины, разорвал Пьеро спину и царапнул по позвоночнику. Рана казалась несерьезной, после недолгого лечения кот снова занял свое место на плече хозяина. Да, тогда она казалась несерьезной… А через год после окончания войны Бернар заметил, что Пьеро стал прихрамывать. Он возил его к лучшим ветеринарам, но те, стоило им увидеть шрам и услышать о его происхождении, только разводили руками. Пьеро боролся как мог, но осколок оказался неумолим.
Бернар зарыл Пьеро в саду своего особняка и позвонил старому скульптору, другу отца. Услышав его просьбу, тот не удивился.
…Когда Джимми подрос, Лотта стала брать его с собой на прогулки вокруг фермы. Иногда с ним гулял и Карл. Глянцевокожие черные люди, что работали в полях, уже привыкли к присутствию молодого льва и перестали пугаться. Иногда они даже подходили ближе, опасливо заглядывая в блестящие глаза зверя.
Джимми вполне устраивала его жизнь, но иногда по ночам к нему приходили неведомые прежде желания, заставлявшие его тихонько скулить, глядя на висящий в небе белый диск луны. Однажды в таком виде его застал Карл, мучившийся бессонницей.
– Да ты уже вырос, мой мальчик, – заметил он, усаживаясь подле льва на корточки. – Скоро вам придется расстаться – Лотта уезжает в Кейптаун в пансион для девочек. Жаль, я не успел подготовить тебя к самостоятельной жизни.
Джимми всхлипнул и потерся носом о его штанину.
После отъезда Лотты в его жизни наступила пустота. Он не хотел вспоминать сцену прощания, поэтому не увидел ее и Гийом. Но, живя в своих видения жизнью того юного льва, он ощущал боль, терзавшую дух Джимми, его отчаянные попытки уловить хотя бы тень привычного запаха девушки – и снова принимался искать Лотту среди улыбающихся лиц вокруг арены.
Постепенно видения стали приходить реже, да и выглядели они какими-то тусклыми. Гийом понял, что к нему мягко подкралась старость. Его тело, прежде безупречно гибкое и сильное, теперь болезненно реагировало на осенние дожди. У него выпал зуб, потом другой. Он продолжал работать на арене, но по взглядам хозяина понимал, что конец карьеры не за горами. Гийом не знал, что станет с ним в тот неизбежный день, когда он больше не сможет потешать публику, но догадывался, что ничего хорошего ему не светит.
…Годы спустя колонель Раймон Клери, выйдя наконец в отставку, написал книгу «Хвост укажет цель», посвященную удивительной дружбе человека и кота, не раз спасавшего ему жизнь. Прием, посвященный ее выходу, решено было провести в особняке видного финансиста мсье Брезе, майора в отставке и одного из главных героев книги.
Колонель Клери долго стоял в саду особняка, вытянув руки по швам, глядя на странный памятник, зачем-то установленный там: огромный кот, подняв к небу щекастую морду, сидит на спинке пилотского кресла. Потом двое молодых офицеров в синей форме установили перед памятником венок и отдали коту честь. Клери отошел в сторону: на глазах у него блестели слезы.
В тот вечер к Бернару подошел человек в поношенном пиджаке с кожаными накладками на локтях.
– Мы с вами встречались в префектуре, мсье, – начал он.
– Да, – кивнул Бернар, отвечая на рукопожатие. – Вас зовут Шони, если не ошибаюсь?
– Да-да, Шони… у меня к вам немного необычная просьба, мсье Брезе. Один мой приятель – владелец небольшого цирка. Бродячего цирка. Так вот, у него есть лев, совсем уже старый, работать почти не может, а усыплять его жалко. Я знаю, у вас связи решительно везде, так вы… вы не бы могли помочь устроить его в какой-нибудь зоопарк? Лев такой славный, совершенно ручной, с ним не будет никаких проблем…
– Лев? – что-то вдруг пребольно кольнуло Бернара под левой лопаткой. – Ну вы даете, мсье Шони… впрочем, давайте сделаем так: у вас есть визитка?
Той ночью Бернар, утомленный количеством поглощенного с Раймоном Клери кальвадоса, долго ворочался в постели. Едва он уснул, как перед ним появилась умильная мордочка маленького серого котенка, и мсье Брезе, видный финансист, боевой пилот и майор в отставке, беззвучно зарыдал во сне.
Следующим вечером его «Кадиллак» остановился возле каких-то облупившихся складов в парижском пригороде.
– Ну, показывайте вашего льва, – приказал он.
Шони и хозяин цирка мсье Робер провели его длинным, воняющим навозом коридором в большое помещение с крашеными зелеными стенами. Мсье Робер отдернул край полога, накрывавшего клетку. Брезе подошел ближе.
На дощатом полу, робко моргая от бьющего в глаза света, сидел старый, облезлый, как древний плюшевый диван, лев в широком кожаном ошейнике. Бернар встал вплотную к прутьям и поймал вдруг взгляд зверя. В этот миг он понял, что у льва отчаянно колотится сердце; он хотел что-то сказать ему, даже приоткрыл немного рот, но не решился, так и замер с чуть высунутым языком.
– Как его зовут? – отрывисто спросил Бернар, не оборачиваясь.
– Гийом, мсье, – с готовностью ответил Шони.
– Очень хорошо. Анна, – Бернар повернулся к секретарше, стоявшей у двери, зажимая нос надушенным платочком, – распорядитесь насчет купчей. И сегодня же закажите приличный вольер.
– Купчей? – растерялся хозяин цирка.
– Ну да, купчей. Я забираю его. Или вы не хотите его продавать?
…Видел он уже плохо, но зрение почти не потребовалось. В тот миг, когда в глаза Гийома ударил свет, заставивший его очнуться от дремы, он понял, что нашел то, что искал столько лет. Высокий человек, стоящий перед клеткой, имел внутри себя нечто, объединявшее его с друзьями почти забытого уже львенка Джимми – Лоттой и Карлом. Гийом не знал, что именно, да, собственно, подобное знание и не несло в себе какого-либо смысла. Он чувствовал, и этого было достаточно.
Его сердце заколотилось, как после долгой погони. Гийом вдруг испугался, что умрет прямо здесь: ему надо было многое рассказать этому человеку, но он не знал, как…
На следующий же день он оказался в грузовике, и его долго куда-то везли.
Гийом прожил еще достаточно долго. Ему было хорошо: часто, погружаясь в старческую дрему, он ощущал себя юным львом Джимми, окруженным прежде незнакомой человеческой любовью. Хозяин, Бернар, часто приезжал на старую нормандскую ферму, чтобы посидеть с рюмочкой рядом со львом, которого по такому случаю приводили из чистого просторного вольера в дом, пахнущий теплом множества поколений. Он, проживший внутри себя десятки чужих жизней, жизней своих предков, ощущал это тепло, и оно несло ему умиротворение.
В один из вечеров Гийом понял, что жизнь подошла к концу. Старый лев уснул – и вновь ощутил себя посреди саванны. Он опять, как когда-то, стал Джимми; но не тем львенком, которого подобрал бур по имени Карл, а взрослым зверем, давно уже живущим собственной жизнью.
Что-то беспокоило его, и это беспокойство, свербящее затылок, с каждым шагом становилось все сильнее. Не понимая, зачем он это делает, лев бросился вперед. Взлетев на невысокий холм с плоской, будто срезанной вершиной, он словно окаменел. Прямо на его глазах творилось нечто невозможное, необъяснимое.
Но еще раньше его ноздри поймали легкий горячий ветер, принесший с собой запах – чужеродный настолько, что бока Джимми нервно вздулись и опали в растерянности. А потом он увидел Карла. В том, что это именно Карл, а не другой белый, не могло быть ни малейших сомнений: Джимми мог узнать его хоть днем, хоть ночью. Но что-то было здесь не так… Две блестящие фигурки, внешне похожие на человеческие, но на самом деле абсолютно чуждые этому миру, стояли в двух прыжках от замершего, нелепо скорчившегося Карла, издающего странные всхлипывающие звуки. Неожиданно Карл повернул голову. Их глаза встретились, и отчаянная немая мука, сверкнувшая в подсознании Джимми, заставила его, не раздумывая, броситься вниз с холма.
При виде несущегося на них льва, серебристые фигурки нелепо задергались из стороны в сторону. Вскрикнув, Карл распрямился и тут же попятился: чужаки потеряли свою власть над ним, он вновь обрел способность двигаться.
Джимми взревел. Ему оставалось два прыжка. Теперь – один!
Что-то ударило его по глазам, и он с изумлением понял, что серебристые исчезли в плеснувшем с неба алом луче – пропали, словно их никогда и не было.
Судорожно крестясь, Карл упал на колени. Джимми, все еще смущенный исчезновением серебристых, осторожно подошел к нему и басовито муркнул. Не поднимаясь с колен, Карл обнял его правой рукой, зарывшись лицом в спутанную гриву. Лев улегся рядом с ним и прикрыл глаза. Живые золотые искорки, лишившись хозяев, медленно таяли вокруг человека и лежащего рядом с ним льва.
Человек и лев разошлись в разные стороны: одного из них ждали с донесением в отряде, все еще продолжающем сражаться в проигранной войне, второму же пришла пора собирать собственный прайд. А через три дня Карлу приснилась совсем другая война: та, о которой он лишь читал. Он видел оранжевое знамя, бьющееся на сером зимнем ветру, короткие ослепительные вспышки испанских аркебуз, ощущал тяжесть абордажной сабли в своей руке, и – вот странно бесцветное небо повернулось над ним, и лишь всполох знамени на миг отсрочил наступление тьмы. Карл с детства знал слово «гёз», но для него все было проиграно, он не хотел помнить о виденном ночью: в пять утра лагерь окружил британский карательный отряд, и грудь охотника оказалась разрезана очередью «Максима».
Парой лет позже мистер Руфус Хаксли, известный поставщик зверей в зоосады и цирки всего мира, привез в Англию маленького ушастого львенка. Всем потомкам этого малыша предстояло странствовать по Европе в ярких фургонах бродячих цирков, но об этом еще никто даже не догадывался…