— Ведь дождь не прошел и вряд ли кончится к завтрашнему дню. Нельзя ехать, застрянем, — сказала Мария Степановна.
— Ничего, я объезд нашел. Порядочек будет. К двенадцати ждите машину.
Дверь захлопнулась. А дождь все идет и идет. Однообразное постукивание по листьям в палисаднике: кап-кап, кап-кап с листьев на завалинку. А там бежит ручеек мимо крыльца и исчезает в общем бурливом потоке, который бежит по улице. Кап-кап, кап-кап…
Мутное утро. Одинокие капли, падающие с деревьев, продолжают повествование о дожде.
В плащах и в резиновых сапогах, цепляясь за ветки, в полном молчании возвращались Лена и Семен с болота. Куст они не нашли. Нет! Семен не мог ошибиться. Это было то болото, на котором они были в начале лета. Но как все изменилось вокруг! Ровные линии взрытой земли пролегли по прямой с одного берега поймы до другого. Дренажных канав и труб не было видно — их протянули под землей.
По краям кое-где еще лежали не убранные кучи вывороченных пней, ветки срезанных кустарников, большие валуны. А кругом мертвая молчаливая пустыня под сеткой дождя. И только извилистая размытая дорога с отпечатками тяжелых тракторных колес, уходящая к мелколесью и дальше к шоссе, указывала путь — откуда пришли и куда ушли люди с машинами, изменившие облик болота. На будущий год здесь все зазеленеет, зацветет, под травой исчезнут рубцы земли. А сейчас здесь пусто и голо, как после пожара.
Семен идет следом за Леной и все же не может понять до конца ее беду. Сегодня Лена подняла Семена чуть свет и упросила пойти на болото. В такой дождь удалось поймать попутную машину. И все зря! Сейчас идет, молчит, не оборачивается. Может быть, такой куст еще где-нибудь растет на болотах?
Мокрые листья осины прилипают к плащу. Ноги скользят по глине, а надо идти скорее. Мария Степановна рассердится, если они опоздают. Вагон для оборудования всей изыскательской группы уже заказан. Шофер с грузовой машиной приедет обязательно раньше двенадцати. Так бывает всегда, когда опаздываешь. Выйти надо было на шоссе и «голосовать» попутной машине, а не идти через лес напрямик. Но Лена не захотела. Лена знает, хорошо знает, что упустила очень важное, нужное. Предположение, что куст связан с ночным разговором ее детства, опять промелькнуло в голове. Оно заслонилось словами профессора. С какой иронией он их произнес: «Найти новое растение — что ж, попробуйте». Как жаль, что нельзя определить это растение. Лена не собрала летом даже листьев: кто же знал, что куст исчезнет. Вообще-то можно бы и подумать было об этом. Ведь они слыхали, что осушат те места. В прошлом году гидрогеологическая экспедиция работала здесь. На смену геологам пришли мелиораторы. А листья странные, зубчатые и такие большие. Лена не встречала у других растений таких листьев. Но что она знает, какой она ботаник? Недоучка — как сказал профессор, но в более вежливой форме. А если это и есть куст, что рисовал тот геолог-художник? Нет, то похоже на сказку — «куст небывалый» — зазвучали в голове у Лены слова старушки. И тут Лена вспомнила: «Дагмара. Конечно же, ту девушку из поезда звали так».
— А ты был прав, Семен. Вернее, почти прав. Куст посадил один человек, который любил Дагмару.
— Ну, а я что тебе говорил! Метод дедукции… А откуда ты узнала?
— Старушка одна рассказала. Не совсем она. Кое-что я раньше знала. Могла бы догадаться. В общем, я уже многое знаю о человеке, что посадил куст. Он жил в Ленинграде на Староневском. Скорее всего. Как-нибудь расскажу еще.
Тропинка, по которой они шли, резко спустилась в овраг, и Лена чуть не споткнулась о сваленное дерево. Семен шел за ней и ворчал:
— Лучше бы к шоссе пошли. Выиграли бы время — решающий фактор.
— Было бы скорее, да? А если попутной нет, так лишние семь километров идти.
Семен хотел возразить, но вдруг услышал шелест и тихий стон.
— Подожди, здесь кто-то есть.
— Где?
Семен свернул влево и пошел вверх по оврагу к небольшим темно-зеленым елочкам. И вдруг резко позвал:
— Лена! Лена!
На земле под елкой полулежал мальчишка лет десяти с бледным лицом, а рядом сидела девчонка и мокрой косынкой вытирала лицо.
— Что случилось? — спросила Лена.
— Саня ногу сломал, идти не может.
— А откуда вы?
— Со станции Разъезд.
— Покажи ногу! — скомандовала Лена. — Надо туже перевязать. Погоди. Дай косынку, вот так.
— Встать можешь? — спросил Семен.
— Нет, больно ступить…
— Саня, Саня… — протянула девочка. — Может, пойдешь немного, еще совсем немножко?
Мальчик нахмурился:
— Не могу. Иди одна с ними. Иди, а я полежу здесь, перестанет болеть, так дойду сам… — упрямо говорил Саша, а сам думал: «И почему взрослые всегда лезут не в свое дело?» Он встанет, самостоятельно сделает хорошую палку и дойдет. Мересьев сколько дней полз один, и он может. И чего им надо? И расспрашивают и сердятся эти взрослые. Как будто сами всегда были аккуратными, послушными…
— Так нельзя, — решила Лена. — Семен, давай носилки делать.
Она нашла нужные по длине ветки, туго сплела их, связала своим поясом и поясом Семена. Получились носилки — легкие и удобные. Когда Семен искоса взглянул на часы, то удивился: как быстро пролетело время — уже одиннадцать часов. Опоздали. Лена на часы не смотрит, как будто ей все равно. С ребятами хорошо поладила, смогла уговорить, послушались ее сразу. С девчонкой болтает — будто век с ней знакома, а мальчишка крепится перед ней, не стонет, губу закусил — больно. А Семен в кино ее боялся позвать, сухарем про себя называл. Но что это? Семен прислушался.
— Так вот для Тамары Васильевны, учительницы нашей бывшей, мы за семенами ходили, да не дошли. Мой брат ходил еще раньше, куст этот смотрел, а теперь он уехал, меня просил, пионерское поручение, а я не смогла, — девчонка всхлипнула. — Боялась одна идти, Саньку уговорила. А Санька смеялся надо мной. А теперь что с ним будет? Так и не дошли…
— Болото осушают, и ничего на нем нет, — сказала Лена. — А что ты знаешь про куст?
— Ничего не знаю — это все брат. Просил сходить сюда. Теперь напишу ему, что не выполнила поручение, что нет ничего, да и не дошли… — снова всхлипнула девчонка.
Лес кончался. Совсем немного осталось. Но почему Лена не жалуется, что тяжело и неудобно? Семен уже натер руки.
— Давай отдохнем, — сказал он, обернувшись к Лене. — Вот под деревом, здесь посуше.
Они тихо опустили носилки. Семен хотел добавить, что остановился ради Лены, но промолчал. Лена сидела, сжимая и разжимая отекшие пальцы, и вдруг спросила:
— Почему идет дождь?
…Больница стояла на бугре. Огромные липы, уже порыжевшие, с опадающей листвой, окружали желтое здание.
Семен внес мальчика в приемный покой, а потом сел на гладкую скамью у входа. Дождь прошел. Под липами было влажно и сумрачно. Мария Степановна и Лена остались поговорить с врачом. Девчонка, пошептавшись с Леной, убежала к родителям Сани.
Последняя фраза, которую слышал Семен, была:
— Тамара Васильевна уехала. Я вам обязательно напишу. Что узнаю, то напишу.
Мария Степановна вышла с Леной на крыльцо больницы. Ну, все благополучно кончилось. У Сани небольшой перелом. Полежит в гипсе, а потом будет бегать, как все ребята. Можно ехать на вокзал.
РАЗНЫЕ ДОЖДИ
Какие разные бывают дожди. Лена сидит на лекции по палеоботанике, но не слышит, о чём говорит лектор. Она слышит, как падают капли за окном. Сегодня опять идет дождь. В Москве он кажется легким, полным блесток и нежных звуков. А там, на болотах, дождь однообразный, нудный, тягучий. Вода все больше и больше заполняет углубления, ямы. Почва не может впитывать влагу — она как полная губка. Где-то там в земле расположен непроницаемый для воды слой, он мешает проникать глубже, наклона нет. Вода останавливается, застревает, и, как из переполненной чашки переливается на блюдце чай, так и вода переливается через края болота. При каждодневных дождях вода заполняет все большее и большее пространство. Соседние с болотом леса начинают гибнуть от избытка влаги. Осторожно вперед выдвигается мох с таким милым названием — кукушкин лен. Ярко-зеленый, веселый, с тонкими стебельками, на конце которых шапочка — кудель на ножке прялки. Исподволь захватывает он землю у леса. Потом зеленый мох ширится, создавая воздушно-непроницаемые ядовито-зеленые подушки. Корни мха не пускают воздух в почву, задерживают влагу в ней. Заболевает береза. Ей не надо столько воды, ее корни не могут бесконечно выкачивать воду из почвы и листья не успевают ее испарять. Береза угнетена. Какие худенькие деревья. Ободранная кора висит лохмотьями. Как много сучьев без листьев. Ветки нелепо торчат в стороны и при сильных порывах ветра обламываются и падают — сраженные, беспомощные, черные от воды.
Сейчас, осенью, дожди совсем не прекращаются… Но как незаметны они здесь, в Москве. Даже монотонный стук капель дождя и тот исчезает, тает… Кто замечает его среди шума улиц, среди веселых и деловых разговоров? А там, на болотах? Конечно, заболоченные участки, занимающие огромные пространства, нужно осушать, применяя различную технику, проводить весь комплекс гидромелиоративных мероприятий, чтобы вернуть заболоченную землю для использования в сельском хозяйстве. Осушение болот надо начинать с проведения открытых канав и дренажа. Так, как было сделано там, на том большом болоте, где они были с Семеном в последний день перед отъездом. (Кстати, где он, не позвонил даже ни разу.) Но маленькие, небольшие болота, которые с течением времени превратятся в большие — если одно дождливое лето сменяется другим, более дождливым, если зимы мягкие, с частыми оттепелями — такие болота в зародыше надо осушать по-другому. Но как? На них можно делать посадки деревьев или кустарников, способных испарять большое количество влаги. Сажали же в Колхиде для осушения болот эвкалипты. Об этом писал Паустовский в замечательной повести о болотистой стране с древней культурой. У эвкалиптов узкие листья. Ребром к солнцу — и в эвкалиптовом лесу нет больше прохладной тени. Только прямые черные линии от стволов и веток. Эвкалипты не боятся дождей, сухих ветров, но они боятся морозов. Самый морозостойкий эвкалипт переносит понижение температуры только до минус 12°. А в наших северных краях морозы достигают минус 35°, снежные суровые зимы…
Лена отвлеклась от своих дум и прислушалась к голосу лектора, который рассказывал о жаркой пустыне пермского периода, о скудной растительности, произраставшей под палящими лучами красного солнца.
Тоня дергает ее за рукав: почему не записываешь? Как хорошо этой рыженькой студентке Тоне: все ясно, все записано, все вызубрено, И сдаст все на «четыре». Никаких колебаний в жизни. Школа — зубрежка, биофак — опять зубрежка, но не каждый день, а перед сессиями. А ей, Лене, все что-то надо. С кем посоветоваться? Здесь, на севере, разве нет таких растений, которые помогли бы осушать болото? Летом в экспедиции она попробовала спросить у профессора ботаники Павла Илларионовича. А что получилось? Даже вспоминать неприятно. Но в тот же день она узнала и другое: кто-то посадил странный куст, он искал, как и она теперь, помогающие осушать болото растения. Болото осушили — куст исчез. Весной или летом Лена поедет в то село с белой разбитой колокольней, расспросит старушку о ее постояльцах, но даст ли это что-нибудь? Ведь куста-то нет.
Конечно, масштабы болот огромны. И смешно сажать на них деревья, листья которых будут испарять лишнюю влагу… Здесь нужна техника. Да, но, кроме огромных массивов заболоченных земель, есть небольшие болота, начинающиеся зародыши будущих болот. От этих маленьких болот заражаются леса, гибнут насаждения. Оставить маленькие болота превращаться в большие, оставить, как скрытую болезнь, развиваться в организме, а потом, когда болезнь разрастется, ликвидировать хирургическим путем? Нет! Надо заглушить болезнь в самом начале.
Дождь за окнами все сильнее и сильнее. Прямые струйки воды стекают по стеклам. Пусть поэты воспевают дожди… Дождь, несущий лишнюю влагу болотам, помогающий мхам завоевывать леса и луга, — ее враг. Даже такой светлый, блестящий и звонкий, какой идет сейчас в Москве и под которым распустились разноцветные зонтики прохожих.
ЧТО МОЖНО УВИДЕТЬ В КИНО
— Тебе звонили.
— Кто?
— Какая-то девчонка.
— Лена?
— Нет! Наверно, Наташа, музыкантша твоя. — И Борис снова углубился в свои проволочки и провода, что-то накручивал, насвистывая.
— Почему ты так думаешь?
— Только она одна говорит: «Пожалуйста, извините, что побеспокоила…»
Семен вспомнил Наташу, или Тату, как ее звали в школе.
Теперь Тата учится не то в Институте имени Гнесиных, не то в консерватории. Семен как-то встретил ее с незнакомым парнем — галстук-бабочка, короткое пальто. Все же здорово, что Наташка вспомнила. А что, если пригласит на концерт? Идти или нет? Сидеть на концерте, ничего не понимать, а делать вид, что слушаешь с наслаждением?
Наконец в передней раздался телефонный звонок.
— Я подойду! — крикнул Борис и даже не выключил паяльник, шипение и треск которого мешали Семену слышать разговор брата.
— Иди, тебя. Опять она…
Когда Семен подходил к кино, он уже издали увидел Тату. Пушистый снег окутывал ее шубку и большую шапку. Глаза были слегка подведены и придавали ей удивленно-наивный вид. «Раньше она этого не делала, — подумал Семен, — и поэтому всегда казалась строгой».
— У меня два билета в кино. Я вспомнила, что не видела тебя давно. Как живешь? Экспедиция была удачной?
Семен хотел ответить подробно, но ее взгляд был устремлен в сторону. Они вошли в фойе и стали ходить, рассматривая развешанные фотографии — фрагменты будущих кинокартин. Прозвенел звонок. В полутемном зале было душно, особенно в последних рядах под балконом. Погас свет. Семен взял руку Таты, она не отдернула, а спокойно задержала тонкими, слегка холодными пальцами Семен опять подумал: как хорошо… Он пойдет сегодня ее провожать, как тогда, весной, в десятом классе… Шел мелкий дождь… Они стояли в подъезде, хлопала дверь…
На экране замелькали титры — вместо обычного киножурнала показывали научно-популярный фильм. Название фильма Семен не успел прочесть. На экране равнина — нет, не равнина, а болото — ни конца, ни края. Голос с экрана рассказывал: «Более 30 процентов всех материков Земли занято под болотами. Для осушения больших площадей применяется различная техника. Пластмассовый дренаж открыл новую эру в мелиорации. При гончарном дренаже практически невозможно увеличить длину трубки. Стандартная длина 33 сантиметра. Велик вес». На экране короткие трубки, рядом с ними битые черепки. «Трудно обеспечить надежность стыков трубок — работа делается вручную, большие потери, не всегда плотная стыковка, а отсюда — быстрая заиляемость».
Семен невольно увлекся: что же дальше?
Тата наклонилась к Семену и шепотом сказала:
— Скорей бы кончился журнал. Такая скука. И почему ты мне не звонил?
Семен хотел ответить, но боялся пропустить дальнейшее разъяснение диктора.
— Я думал, что ты…
На экране женщина несет на плече легкие дренажные трубы, изготовленные из упругих лент. Женщина смеется. Появился трактор со странным прицепом. На прицепе установлена бухта с лентой труб. Трактор урча, двигается вперед — разматывается лента и исчезает под землей. Голос поясняет: «При бестраншейной закладке на бухту наматываются цельнотянутые трубы с водоприемными отверстиями, расположенными по периметру, что почти исключает их заиляемость». Все так просто. Вот и бухта размоталась, и лента труб исчезла под землей. «Теперь надо сделать крепление у коллектора, и система дренажа может быть пущена в эксплуатацию». Так осушили то болото, на котором рос странный куст.