Перед моими глазами проплыла мутная, серо-коричневая пелена, а затем все окружающее стало необыкновенно четким и красочным, словно в Мире наступил некий всеобщий праздник. Мне казалось, что вот-вот зазвучит прекрасная музыка, что каждый листочек, каждая травинка подсвечены каким-то необычайно ярким и в тоже время мягким, изысканным светом. Что небо, промытое весенней грозой, поднялось значительно выше и манит меня в свои распахнутые просторы, и что мне действительно ничего не стоит взмыть туда, к сияющим чисто-голубым светом высотам!! Даже зелень травы на поляне и окружающие поляну деревья вроде бы поторапливали меня начать полет. Я глубоко и радостно вздохнул, запрокинул лицо кверху…
И в этот момент до моих ушей донесся грубый окрик Юркой Макаронины:
– Эй, Сорока, ты там заснул что ли, в этом чугуне?!! Сколько тебя можно ждать?!!
И этот хрипловатый, немузыкальный вопль мгновенно привел меня в чувство. Я вспомнил о своих товарищах, о хозяйке везделета и, вздохнув, вышел из светового столба. Перегнувшись через борт, я крикнул:
– Юрка, давай, тащи сюда Володьшу и бабку, полетим на этом… чугунке!!
Макаронин постоял несколько секунд с раскрытым ртом, переваривая, видимо, мое предложение, а потом задал серьезный вопрос:
– Слушай, ну сколько этого композитора можно таскать на себе?! То я его в дом волочил, то теперь в чугун его надо засовывать, он, почитай, своими ногами и не ходит!! Нанялся я что ли таскать этих… местных жителей?!!
Плюнув в сердцах на траву, Макаронин сгреб продолжавшую храпеть бабку, перекинул ее через плечо и пошагал в сторону везделета. Видимо, старший лейтенант уже знал о наличии скоб на стенке чугуна. Поскольку не спрашивая прошел прямо к нужному месту. Шагнув сразу на третью или четвертую скобу, Макаронин без всякого труда, одной рукой приподнял старушку, и я, подхватив ее за подмышки, перетащил сонное тело на палубу. Макаронин в это время взялся за Володьшу, но тот вдруг открыл глаза и совершенно трезвым голосом поинтересовался:
– Что, уже пора вставать?..
– Да, – как ни в чем не бывало подтвердил Макаронин, – пора вставать и собирать пожитки, чугунок отправляется ровно через три минуты, просят срочно всех подняться на борт!
Володьша вскочил на ноги и дрогнувшим голосом спросил:
– Мы что, вместе с бабой-Агой летим?!
– Нет, это баба-Ага летит с нами! – Авторитетно заявил старший лейтенант.
– Но ведь… это… чугунок-то бабе-Аге принадлежит… – растерянно проговорил менестрель, заглядывая в оловянные макаронинские глаза.
– Нет, – категорически ответил силовик, – данный летательный аппарат реквизирован у гражданки Аги для выполнения особо важного государственного задания!
– Но… это… лететь… – Володьша коряво помахал руками, – …рулить… ну… руководить… чугунком баба-Ага будет?..
– Гражданка Ага в настоящее время с перепоя находится в невменяемом состоянии, – снисходительно пояснил старший лейтенант, – как же она может… э-э-э… рулить чугунком, когда она сама собой рулить не может?..
– А тогда… кто же?.. – Вытаращив глаза, испугано осведомился абориген.
– У нас свои пилоты есть! – Гордо ответил Макаронин и резко прекратил прения. – Давай, собирай пожитки, а то своими разговорами только задерживаешь нас!
Отдав распоряжение, старший лейтенант проследовал на борт летательного… чугунка, да и Володьша не заставил себя ждать. Я встал в световой столб и снова ощутил непередаваемое чувство возможности полета.
Ухватившись пальцами за толстый борт чугуна, я чуть прикрыл глаза и взглянул в небо. Оно звало меня к себе! Я прикоснулся к голубому тону радуги, чуть приласкал его и… полетел!
Интерлюдия
– Пров Ермилыч, да разве ж бы я стал тебя по пустякам беспокоить?!! Я что ж, не понимаю, кого и от каких дел отрываю?! Когда б он только меня обидел, я б сам с ним рано ль, поздно ль разобрался – всяк человечишка пить захочет, да водички проточной али ключевой, тут-то он мой и будет! Но только я как узнал, что они девку ищут, сразу сообразил, чем это пахнет!!
– Так их-х-х нес-ш-ш-сколько было?.. – Прошипел Пров, нервно поглаживая струганные доски столешницы рукой, затянутой в толстую кожаную перчатку. Его, тлеющие багровым отсветом, глазки, не мигая, смотрели на большое хлебное блюдо, стоявшее перед ним на столе. По краю блюда, по самому его обрезу, торопливо бежал небольшой орешек лещины. А над блюдом мерцало невысокое чуть дымчатое марево, в котором колыхалась огромная, зеленовато-бурая, покрытая бородавками голова с широко разевающимся ртом.
– Так, я ж докладываю, Пров Ермилыч, двое их было! Двое! Да один-то так, пустое мясо, его мои егозы в озеро заманили… побаловаться, пощекотаться. А когда он уже в озере нагишом стоял, этот… второй на бережку образовался и стал звать дружка своего назад!! Не знаю уж, чего он этому… голяку пообещал, а только он назад из озера двинулся!..
– Интерес-ш-ш-сно… – прошипело из-под черного капюшона, – чем же он зов твоих… мокреньких-холодненьких пересилил?..
– Не знаю господин Пров, а только девочки мои обоих зацепили и на глубину потащили!..
– Так ч-ш-ш-что ж, этот колдун сам в озеро вошел?.. – Удивленно переспросил Пров.
– То-то и оно, что сам. Сам вошел и огнем в озеро плюнул!.. Да не просто плюнул, а так, чтобы, значит, дружка своего голого не задеть!!!
– Щ-щ-щ-шекотух твоих с-ш-ш-сильно ош-ш-ш-шпарил?..
– Да нет… Они нырнуть успели… Но, все ж таки, обидно!! Что это он в моем озере самовластвовать решил?! Добычу у девочек моих отбирать?!!
– Выходит, он и огнем и холодом управлять мож-ш-ш-жет?.. – Раздумчиво произнес Пров, и зеленая голова, не поняв, что начальство разговаривает само с собой, быстро зашлепало в ответ толстыми губами:
– Может, Пров Ермилыч, может!! Всю воду в озере заморозил, паразит!!
– А куда ж-ш-ш-ж ты с-ш-ш-сам-то делся? – Последовал неожиданный вопрос Прова.
Широкая морда над блюдом скосила свои крошечные глазки вниз и в сторону и из зеленой превратилась в свекольную.
– Во льду… застрял… – нехотя пробормотала она, а потом значительно быстрее добавила: – Потому не сразу и связался с тобой, господин!
– Ну, полож-ш-ш-жим, это я с-ш-ш-сам с-ш-шс тобой с-ш-ш-связался… – медленно произнес Пров, – …но то, что ты с-ш-ш-сообщ-щ-щил, очень интерес-ш-ш-сно!..
– Рад стараться!.. – С некоторым даже облегчением выдохнула морда.
Однако существо в черном плаще уже не слушало ее. Положив палец, затянутый в толстую кожу перчатки, на край блюда, оно остановило орешек, и в тот же момент дымное марево над блюдом схлопнулось, пряча зеленую морду Водяного Шишка.
«Так… – медленно, ох как медленно, потекла мысли в голой, сплющенной голове Прова Ермилыча, начальника Тайного Сыска самого Змея Горыныча, – получается, следом за этой… змеевой девчонкой, вокруг которой поднялась такая суета, к нам пожаловали еще двое… мужиков!.. Причем, один из них – колдун! И колдун, надо полагать, серьезный!»
Вторая, затянутая в перчатку, ладонь вынырнула из-под стола и легла на пустую столешницу. Теперь уже все его восемь пальцев нервными, судорожными движениями, царапали доски стола.
«Девка уже здесь… во дворце… – продолжал рассуждать про себя Пров, – значит и эти двое попробуют пробраться сюда… сначала в столицу, а затем и во дворец… Надо бы мне перехватить их… обоих… Самому!! И поговорить!! С колдуном! Если он действительно знающь, пусть поможет мне с моим заклинанием… – Тут его мысль привычно вильнула в сторону. – Ишь ты, две стихии за ним стоят – воздух и огонь!.. Если, конечно, Шишок не врет!.. А если это правда…
И тут его размышления перебил мягкий, вкрадчивый баритон:
– Пров… Ты почему не сообщаешь мне последние новости?..
Глаза под капюшоном вспыхнули малиновым светом, но тут же снова пригасли до привычно-багрового.
– Какие новос-ш-ш-сти, гос-ш-ш-сподин? – Едва слышно прошипел Пров.
– Те, что ты только что получил от Водяного Шишка из Черного бора! – В баритоне появилась едва заметная насмешка. – Или ты думаешь скрыть их от меня?..
– Нет, гос-ш-ш-сподин, – прошипел Пров, приподнимаясь из-за стола и впиваясь пальцами в край столешницы, – я думал, что именно зас-ш-ш-служивать твоего внимания из-ш-ш-з того, что он с-ш-ш-сообщ-щ-щил.
– Все! – Коротко приказал баритон. – И поподробнее!
Голова под капюшоном склонилась вперед, так что его черный край прикрыл тлеющие глаза.
– В Черном бору появились двое неизвестных мужиков… – привычное шипение вдруг исчезло из голоса Прова, и речь его стала четкой и быстрой. – Один из них проявляет серьезные колдовские способности – владеет не менее чем двумя стихиями: огня и воздуха. Ищут девушку, судя по их описанию, ту самую, которую сегодня доставили из Черного бора во дворец. Получили подсказку о том, куда именно девушка направлялась…
– От кого?!
– Девушку видели до того, как она вышла к нашей поисковой группе.
Несколько секунд длилось молчание, а затем баритон медленно и задумчиво протянул:
– Надо же, как не повезло… Черный бор такое пустынное место, и вдруг оказывается, что там тоже можно кого-то повстречать…
– Если господин желает, я уничтожу всех, кто видел девушку… – быстро предложил Пров.
– Поздно, Провушка, – ласково протянул баритон. – Поздно!.. Не будем понапрасну увеличивать количество твоих зверств…
И снова несколько секунд длилось молчание, а потом баритон прозвучал тоном приказа:
– Хорошо!.. Я сам займусь этими… искателями!.. В город выпусти дополнительные патрули с описанием этих… мужиков. Особенно с описанием колдуна!! – И уже для себя добавил. – Хотя… наши гвардейцы вряд ли с ним справятся… ну хотя бы пусть постараются…
Баритон смолк, но Пров продолжал стоять, низко опустив голову. Спустя минуту, он проговорил с привычным шипением:
– Понял, гос-ш-ш-сподин… будет с-ш-ш-сделано…
Хотя уже было ясно, что хозяин его не слышит!
Глава 4
Сидели, пили вразнобой
Мадеру, старку, зверобой…
(из ранних песен В. Высоцкого)
Веселие на Руси есть питие…
(Ветхозаветная истина)
Стакан для храбрости,
Стакан для бодрости,
Ну а там недалеко и до подлости…
(Автор неизвестен, так что это – неправда)
Чугунок бабы-Аги поднялся довольно высоко, хотя летел, мягко говоря, неспешно. Если бы жертвы разбойной старушки не пугались так сильно, то они свободно могли бы просто убежать от этого неуклюжего летательного аппарата. Может быть виновата была форма везделета, определенно незнакомая с аэродинамической трубой, а может быть мое недостаточное знание рабочего заклинания, но только разогнать этот самый везделет быстрее идущего спокойным шагом человека мне не удавалось.
Однако, поднявшись не меньше чем на четыре километра, я смог достаточно хорошо разглядеть окружающее пространство – пространство практически полностью покрытое лесами, в которых редкими ниточками прорезались узкие, одноколейные дороги, да светлыми пятнами, расцвеченными желтым, красно-бурым, синим, лежали поляны. На двух трех таких полянах я заметил рубленые дома, обнесенные тыном, а кроме того прямо по курсу, слева и сзади из-под зеленых крон деревьев поднимались легкие синие дымки – видимо, кто-то жег костры… или топил печи.
Курс мы взяли на север, следуя указаниям Володьши, утверждавшего, что именно в той стороне должен проходить проезжий тракт, ведущий в столицу государства. Макаронин стоял рядом со мной, удивленно озирая окрестности и бормоча порой что-то неразборчивое про белую горячку и врачей-гипнотизеров. Володьша бродил кругами по палубе, порой поглядывая за борт, но задерживал он свой взгляд только на мне, словно не понимая, зачем я связался с бабкиным везделетом.
Таким неторопливым образом мы летели часа, наверное полтора, а затем проснулась баба-Ага.
Сначала прекратился ее могучий, с разбойным присвистом, храп, затем бабуля яростно чихнула, быстро села и тут же со стоном схватилась за голову. Поймав сей косматый предмет своими скрюченными пальцами, старушка злобно посмотрела на меня и просипела:
– Ага… Я так и знала, что ты неспроста потащил меня на свою поляну и напоил своим мерзким пойлом!.. Вот, значит, какие твои были черные мысли?!! Ну да ничего, отольются тебе горькие бабкины слезы!!
Я с некоторым удивлением оглянулся на старушку, и та мгновенно сморщилась и застонала, словно мой удивленный взгляд ударил ее в ухо.
Макаронин тоже посмотрел на бабу-Агу и спокойно констатировал:
– Тяжелый похмельный синдром, вызванный неумеренным употреблением слабоалкогольной продукции низкого качества!
– А ты, шшанок, молчи!.. – Мгновенно окрысилась баба-Ага и тут же снова охнула, прижмурилась, но уже в следующее мгновение ее маленькие сердитые глазки снова уставились на меня.
– Все равно тебе с везделетом не справиться… а как уронишь ты его, так вам всем троим конец! Я дальше полечу, а вас дикие звери объедят… – тут она на мгновение умолкла, а затем закончила фразу напевно-мечтательным голосом, – …и косточки ваши сгниют, и мамочки ваши заплачут!..
Это было настолько неожиданно и настолько нелепо, что я невольно улыбнулся и, не отрываясь от управления везделотом, проговорил:
– Бабушка-Ага, нехорошо молодым, здоровым людям пророчить такие страсти…
– А хорошо чужие чугунки воровать!.. – Перебив меня, каркнула старушка. – Да еще перед этим подпаивать законного, можно сказать владельца!..
Поскольку бабка проговорила столь длинную фразу достаточно свирепо и при этом ни разу не поморщилась, я понял, что ее «похмельный синдром, довольно быстро проходит. Не оборачиваясь, я пожал плечам и ответил:
– Никто твоего чугунка не воровал, иначе ты очнулась бы на той самой полянке, где тебя сморила… – я чуть заметно ухмыльнулся и продолжил, – …усталость. Просто, нам надо торопиться, а бросить тебя спящую и совершенно беззащитную рядом с безнадзорным летательным аппаратом мы не решились. Вот и пришлось нам грузить твое бесчувственное тело и своими силами поднимать твой… к-хм… везделет!
Старуха довольно долго молчала, обдумывая, видимо, мое, слишком неожиданное для нее, заявление. Затем она как-то смущенно кашлянула и нерешительно переспросила:
– Это что ж, милок, ты, значит, того… не умыкнул мой чугун-то?..
– Бабуля! – Не выдержал наш блюститель закона. – Ну кто ворует чужую собственность вместе с ее владельцем?! Ну где ты видала таких воров?!!
Баба-Ага зыркнула в сторону старшего лейтенанта острым глазом и недружелюбно ответила:
– А может ты, шшанок, акромя везделета еще и выкуп с меня слупить хочешь?!!
И тут в разговор неожиданно вмешался местный менестрель:
– Бабушка-Ага, не нужен им никакой выкуп!..
«Как он ловко от нас отмежевался!» – С удивлением подумал я, а Володьша тем временем продолжил:
– Они вправду торопятся очень, девушку они догоняют…
– Какую девушку?.. – Мгновенно насторожилась старуха.
Володьша вопросительно посмотрел на меня, а я, после секундного колебания, решил, что возможно имеет смысл рассказать бабке свою историю, и уж во всяком случае это не принесет вреда. Не поворачиваясь к внимательно слушавшей бабке, я коротко рассказал ей, что произошло с Людмилой, и почему я вместе с Макарониным оказался в этом дремучем лесу.
Выслушав меня, старушка неожиданно прошипела:
– Значит, этот паразит опять взялся за свое!!!
– Какой паразит?.. – Не понял я.
– Да шшанок, который щас Змеем Горынычем заделался! – Резко ответствовала старуха.
– А ты, баба-Ага что, знакома с ним? – Поинтересовался Макаронин. – Может, расскажешь тогда, что он из себя представляет?..
– Что представляет!.. Что представляет!.. – Зло передразнила бабка старшего лейтенанта. – Ничего не представляет!! Ничего не представляет!! Нахватался верхушек, да морда наглая, вот и все, что он из себя представляет!!