— Эй, ты чего, в натуре, не слышишь?
— Слышу, хома, не гоношись. — Чугунок тоже умел говорить правильно, и в голосе его проскользнул столь властный холодок, что спрашивающий мгновенно заткнулся. Не думая больше о нем, авторитет продолжал смолить сигарету. Пуская перед собой кольца, смотрел на их зыбкую дрожь и прислушивался к собственным мыслям. Подобные минуты безмолвия он научился особенно ценить в последнее время. Хуже нет бессмысленной трепотни, а уж радио с телевизорами он бы на месте государственных правителей вообще запретил к чертям собачьим. Прогресс, етить его в душеньку! Какой там, к дьяволу, прогресс, если народ по сию пору гниет на зонах, если террористы уже и автобусы с детишками подрывают! И хлеб пошел дерьмовый, и воды чистой не стало, а уж от нынешнего музона просто никуда не спрячешься. Гремит из форточек, из машин, из приемников. И уж совсем задолбали языкастые ди-джеи! Уж этих он бы просто убивал на месте!..
Чугунок не мог толком объяснить, в чем тут дело, но был уверен, что угроза, исходящая от средств массовой информации, отнюдь не надуманная. И не сомневался, что дальше будет еще хуже. Может, даже и наркоты уже никакой не понадобится, — научатся охмурять народишко безо всякой химии. Скажем, радиочастоту какую-нибудь выдумают или особый рентген для мозгов. Включат с утречка пораньше — и готово! Все уже оболванены и четко знают, что надо делать и в чем смысл всей этой паскудной жизни.
Задумавшись, Чугунок на некоторое время выпал из действительности. Это тоже в последнее время начинало происходить с ним все чаще. При этом он сам в полной мере не сознавал, что же с ним такое творится. То ли в грезы какие уплывал, то ли погружался в розовые воспоминания о собственном детстве. Только там, в этих далеких думах, и было ему по-настоящему тепло — все равно как в утробе матери. И выныривать назад чертовски не хотелось. Даже мурашки бежали по коже от страха и отвращения. Однако выныривать приходилось. Потому что жизнь сволочная требовала постоянного присутствия и контроля. Дружки требовали волевых решений, а партнеры ждали помощи и советов. А ему давно уже осточертело решать и советовать. Надоело считать бабки, надоело вершить чужие судьбы, делая одних калеками, а других обращая в бездыханные трупы. Чугунок никогда не был верующим, но после того, как отметил сороковник, все же допер, что такие ребята, как Хан, Бес и Кардан, пытаются подменить собой нечто более высокое и праведное. Конечно, страха перед небесным судом еще не было, однако дрожь с неуверенностью Чугунок начинал уже временами ощущать…
Мужик, что сидел за перегородкой, внезапно всхрапнул. Получилось у него это столь громко, что Чугунок поневоле вздрогнул. Очень уж недобрые ассоциации вызывали у него подобные звуки. Обычно, таким образом, всхрапывают, когда отточенная сталь перерезает горло. Во всяком случае, нечто подобное в своем далеком прошлом Чугунок имел уже счастье слышать.
Прислушавшись, он склонил голову набок и даже задержал дыхание. Однако никаких всхрапов до него более не доносилось. Правда… Кое-что он все-таки продолжал слышать. Некий неясный шорох, словно что-то с шелестом волокли по бетону. И еще ему вдруг почудилось, что из-за бетонной перегородки потягивает едким дымком.
Нахмурившись, Чугунок привстал, сделал шаг в сторону соседней кабинки. Предположение насчет дыма действительно подтвердилось. Теперь он не только чувствовал его, но и видел. Только странный это был дым — абсолютно черный, стелющийся над самым полом, ощупывающий пространство темными, напоминающими баранью шерсть кудельками. Сглотнув, Чугунок щелчком послал навстречу дыму недокуренную сигарету и решительно позвал:
— Эй, браток, ты чего там? Скис?
Ответа не последовало.
— Решил поиграть в молчанку? Только я ведь таких вещей не люблю, могу и уши надрать… — Чугунок сделал еще несколько шагов и, стараясь не коснуться полосы черного дыма, заглянул в кабинку.
Чтобы не закричать, ему пришлось призвать на помощь все свое мужество. Необычный дым заполнил в кабинке уже весь пол. Он был настолько плотен, что напоминал даже не дым, а некую нефтеообразную кисельную массу, и в этой массе лежало тело несчастного зека. Собственно, уже даже не тело, а то, что от него осталось. Ни ног, ни живота у мужчины не было — одна только голова да плечи. Рот распахнут в немом крике, и оттуда — из глубины рта живыми змейками выползали все те же кудельки странного дыма. В ужасе Чугунок отпрянул к стене. Словно завороженный, он продолжал смотреть на погибшего заключенного, на черный дым, под покровом которого жила и действовала какая-то мерзкая тварь. Дым представлял собой всего лишь хитрую оболочку, а там, в клубящемся дымном коконе, сновали какие-то червеобразные нити, неспешными рывками перемещалось нечто бесформенное и пупырчатое.
Чугунок ожил лишь тогда, когда тело полусъеденного зека окончательно провалилось в очко, а одно из дымных щупалец медлительно поползло к ноге авторитета. Подпрыгнув на месте, он отшатнулся к окну. Наверное, поступать так было опрометчиво, потому что чудовище немедленно отреагировало на его прыжок. Движение дымных колец заметно ускорилось, но хуже всего было то, что точно такой же дым повалил из соседних кабинок. Клубящимся туманом он выплывал из прорубленных в полу дыр, черным одеялом накрывая пространство. Еще пара секунд, и Чугунок неожиданно обнаружил, что путь к выходу отрезан. Он не знал еще, как именно атакует эта тварь и насколько ей можно противодействовать, однако пример одного загубленного соседа показался ему более чем убедительным.
Тем не менее, рисковать Чугунок не стал и, руками уцепившись за карниз узенького, больше напоминающего бойницу окошка, в несколько присестов выбрался наверх. Кулаком проломил замызганное стекло, обдирая зековскую униформу, полез наружу.
* * *
Спрыгнул он не очень удачно, ободрав правую ладонь и больно ударившись коленом о грунт, но это было сущим пустяком. Главное, что он снова стоял под открытым небом. Свежий ветер омывал лицо заключенного, вдали за периметром тройной колючки покачивались кроны сосен, и светило клонящееся к горизонту солнце.
Природа подействовала на Чугунка столь умиротворяюще, что на секунду он даже усомнился — а видел ли он, на самом деле, чертов дым? Может, и не было никакого покойника и никакой твари? А был всего-навсего опиумный глюк? Запалил, скажем, зек из кабинки самокрутку с коноплей, а он взял и вдохнул ненароком. Вот и поехала кукушка. С непривычки такое, говорят, бывает…
Он уже дошел до здания кочегарки, когда вдруг обратил внимание на удивительную тишину. Приближалось время сна, однако никогда в это время здесь не было так тихо. Зона будто вымерла, — ни лая сторожевых псов, ни голосов, ни движения. Правда, кемарил на вышке мордастый Жбан, но более никто в поле зрения не попадал. Чувствуя нарастающую панику, Чугунок потянул на себя дверь кочегарки и тут же отпрянул. «Перелившись» через порог, наружу повалил все тот же кисельный дым — омерзительно пахнущий, с копошащимися в глубине червеобразными отростками, осмысленно подрагивающий.
— Хан, Бес! — прокричал он. — Где вы?
Эхо толкнулось из сумрачного зева кочегарки, пахнуло в лицо мертвящим дыханием. А в следующую минуту Чугунок с ужасом разглядел, как из центрального помещения в предбанничек рывками выползает обезноженный Хан. Собственно, помимо ног у него отсутствовали уже и руки. Черный кисель обглодал их чуть ли не до самых локтей. На этих самых кровоточащих культяпках смотрящий зоны и пытался двигаться к выходу. Лицо его было бледным, а хлещущая из свежих ран кровь мгновенно вскипала в черном дыму множественными пузырьками. Успел рассмотреть Чугунок и лоснящиеся щупальца, густо обвившие бедра и поясницу авторитета. Чем-то они напоминали пиявок, но были тоньше и длиннее. Дышал Хан мелкими неровными глотками — словно боялся вот-вот захлебнуться, и каждый новый рывок давался ему все тяжелее и тяжелее. Он и Чугунка-то узнал не сразу. А, узнав, поднял голову и кое-как разлепил губы:
— Вали отсюда, Чугун… Как можно быстрее…
— Где Бес? Что с пацанами?
— Всем кранты, Чугун. И Бесу, и мне, всем… — на глазах у Хана выступили слезы. Это было столь неожиданно, что Чугунок вздрогнул. Он никогда не видел Хана плачущим. Порой даже подозревал, что матерый вор вовсе не умеет плакать. Но вот, как выяснилось, умел, хотя и получалось у него это неважнецки. Видно сил у смотрящего совсем уже не осталось. Он как-то враз сник и, прислонившись к стене, с хрипом выдохнул:
— Спасайся, Чугун! И других спасай. Кого еще успеешь…
Опустив глаза, Чугунок рассмотрел, как дымный валик, клубясь, одолел порожек и явственно переместился на несколько сантиметров. Теперь эта тварь почти дотянулась до сапог Чугунка. Зек невольно попятился, и тотчас из дымной гущи показались тоненькие влажноватые отростки. Ищуще шаря по земле, они подбирались к его ногам все ближе и ближе. Больше тянуть было нельзя и, отпрыгнув в сторону, Чугунок стремглав припустил от кочегарки.
Между тем, кошмар никак не желал униматься. Зек метался между бараками, заглядывал в окна, распахивая двери, но повсюду видел одно и то же: либо полную пустоту, припорошенную клубящимся дымом, либо хрипящих на полу людей. Они еще пытались ползти и сопротивляться, отказываясь понимать, что ни рук, ни ног у них более нет. Сам Чугунок тоже впал в какое-то оцепенение. Все было настолько нереальным, что сознание отказывалось воспринимать действительность. Зайдя же в инструментальный цех, он и вовсе ощутил дурноту. По узкому проходу между рядами станков, словно соревнуясь друг с другом, плыло несколько человеческих голов. То ли черная тварь не могла их сразу сожрать, то ли таким образом она забавлялась, но головы плавно покачивались, часто сталкиваясь между собой и снова расходясь.
Зрелище настолько заворожило авторитета, что очнулся он только тогда, когда обнаружил, что путь к отступлению отрезан. Ситуация в уборной трагическим образом повторялась. Обойдя его со спины, темная пелена, широкой лентой выплыла в проход. Не подлежало сомнению, что хищник чувствует присутствие человека и даже пытается упредить его действия.
В панике Чугунок примерился — ширина метра три — можно, пожалуй, и перепрыгнуть. А если не получится?…
Страх замутил сознание, заставил руки ходить ходуном. В бессильной ярости схватив случайный стул, Чугунок с силой швырнул им в хищника. Стул упал прямо посреди ленты, и черные пиявки немедленно обвили его со всех сторон, вероятно, изучая на предмет съедобности. Судя по всему, проведенный анализ черную тварь не порадовал. Внезапно червеобразные отростки вздулись, и стул хрустнул, разламываясь, точно спичечный коробок в мужских пальцах.
— Гадина! Тварь! — Чугунок ухватил лежащий на рабочем столе тяжелый молоток, метнул в хищника. Следом за молотком полетели напильники, рубанки, ножовки. Видимого результата это не принесло, но от собственного истошного крика Чугунку стало несколько легче. Выплевывая ругательство за ругательством, он словно бросал вызов неведомо откуда взявшейся твари, лишний раз убеждая себя в том, что он может еще как-то ей противиться.
Между тем, черного дыма становилось все больше. Темными клубами он выкатывался из боковых проходов, вился между станков, все выше поднимался над полом. Удалось разглядеть Чугунку и черные, передвигающиеся под покровом дымной маскировки сгустки. Некоторые из них размерами не превышали обычного земного ежа, другие напоминали вымазанных в нефти свиней. Судя по всему, Чугунок злоупотребил терпением твари. Теперь эти сгустки были повсюду. Они то и дело меняли форму, сливались воедино и все время продвигались в направлении человека, неукротимо сжимая вокруг него кольцо. Сжав кулаки, Чугунок в отчаянии осмотрелся. В голове царил бедлам, мысли переполошенными муравьями сновали туда-сюда, жалили злым ядом. Страх ледяным обручем стискивал сердце и затруднял дыхание. По всему получалось, что пока он курил в уборной, эта нечисть успела оккупировать все бараки. Мало того, за эти короткие минуты, она уничтожила почти все население зоны. Правда, не совсем понятно, что именно она вытворяла с людьми — то ли пожирала, то ли растворяла в себе подобно кислоте, но в любом случае эта пакость была чрезвычайно опасной.