Внутри царила мертвая тишина. Девушка тихонько постучала.
Клаус?
Клаус, Клаус, Клаус!
Ни звука в ответ.
Она осторожно повернула ручку и открыла дверь.
Комната ничем не отличалась от той, в которой спала Дениз. Большую часть её занимала огромная белая кровать. Пустая. Напрочь отсутствовали признаки того, чтобы здесь кто-то когда-то спал: ни единой складки на постельном белье, которое, по всей видимости, давно не менялось. Девушка закрыла дверь и крадучись спустилась вниз по лестнице.
Дениз заглядывала во все комнаты, однако нигде не было ни души. Клаус исчез. Сейчас, наверное, уже поздно. Птицы поют во весь голос, слышны какие-то крики. Возможно, здесь есть животные. Она подошла к окну.
Перед ней, насколько хватал глаз, расстилалась обширная сверкающая долина, обрамленная с двух сторон небольшими горами и покрытая ковром высокой зеленой травы, которая волнами колыхалась на ветру. Там паслись могучие буйволы, а в небе парили гордые орлы. В отдалении появилось стадо величественно скачущих жирафов, возможно, скрывающихся от невидимого хищника.
Прошлой ночью, когда она прибыла сюда, здесь все выглядело иначе. Девушка подбежала к другому окну. И вмиг отпрянула, увидев прямо перед собой обезьяну. Животное болталось на ветвях деревьев, уходящих вверх за крышу дома, и смотрело в упор на нее через стекло. Вдруг животное по какой-то своей прихоти потеряло интерес к человеку и исчезло в зарослях.
Дениз начала беспокоиться. «Я одна в пустом доме, окруженном дикими зверями! Я понятия не имела, что такое Франкфурт, даже не слышала о таком городе, пока Клаус не заговорил о нем, но я представить себе не могла, что он окажется таким странным местом».
Девушка направилась к парадному входу, чтобы смело взглянуть в глаза уготовленным ей опасностям. После некоторых колебаний открыла дверь. Вот какая картина предстала перед ней: серое прохладное утро, гравийная дорожка и сад.
Она посмотрела вверх на окна и поняла, что они наглухо закрыты. Горы, жирафы, обезьяны – все это не настоящее.
«Только большой чудак может тешить себя такими иллюзиями», – подумала Дениз. Потом прошлась по дорожке и осмотрела место, где ей суждено было жить.
«Я нахожусь на нелегальном положении. Он сказал мне: „Не выходи из дома, помни, что твое пребывание здесь незаконно“. Неужели люди по моим глазам угадают, что я вне закона в этих краях? Как странно».
Дениз извлекла пахлаву из-под кровати и, усевшись на полу в коридоре, принялась есть, созерцая ряд закрытых дверей. «Он разрешил мне входить в комнаты. Запрет касается только той, в башне». Доев последний кусочек, она открыла первую дверь.
Пространная комната с большим окном, из которого видна уже знакомая ей красочная долина. Теперь возле водоема толпилось стадо слонов. Мебель отсутствовала, за исключением железной вешалки с висящими на ней тринадцатью платьями.
«Неужели в доме живет женщина, которая носит все эти платья?» Однако не похоже, чтобы кто-то носил эти яркие и прекрасные одежды. Девушка отбросила в сторону свой просторный халат и надела первое из висящих в ряд платьев.
Оно идеально подошло Дениз, будто на нее шито. Туго обхватило в талии, а рукава приятно сошлись на руках. Как чудесно она чувствовала себя в нем! Дениз прошлась, чтобы ощутить всю прелесть наряда на ходу, изящно повернулась – и вдруг заметила большое зеркало у двери.
Сначала в зеркале ничего не отражалось, оно лишь светилось тусклым светом. Затем оно вдруг ожило, ярко вспыхнуло. Дениз не сразу узнала себя в отражении. Перед ней стояла и улыбалась совершенно фантастическая девушка, одетая в платье с японским орнаментом. Вот она стоит в тени большого развесистого дерева, и солнце роняет блики на её лицо, а ветерок веет в волосах, схваченных деревянными заколками. У её ног изящно разложены ветки цветущей вишни, вдали японки стирают одежду в чистейшей речной воде и поют народные песни. Позади различимы контуры Фудзиямы с кратером, напоминающим выпуклые губы любовника. Гора обрамлена облаками, словно гирляндами. Вокруг весело порхают и щебечут причудливые птицы. Счастливая Дениз смеется и гордо шествует по комнате. Как приятно смотреть на себя со стороны!
Дома девушка иногда пыталась поглядеться в тусклое крохотное зеркальце, стоящее на полке в пещере. Что она могла там разглядеть? Вот здесь Дениз увидела себя в полный рост. Отражение было ясное, как безоблачное небо.
Девушка примерила еще одно платье с множеством оборок у колен и на плечах. На сен раз она оказалась в горах, похожих на её родные места, где босоногие цыганки танцевали вокруг, а цыган с глазами темнее омута играл на аккордеоне и пел песни о трагической любви. Она подоткнула юбку и тоже вступила в круг. Украшения на её шее сверкали в огне костра. На ступенях фургона сидели старые цыганки и смотрели на нее, вспоминая времена, когда и они были такими же красивыми и стройными.
Весь день Дениз путешествовала по разным мирам чудесного зеркала, пока не примерила все тринадцать платьев. Сняв последнее, она осталась обнаженной. «Как странно, – размышляла девушка, глядя на себя в зеркало, – я ничем не отличаюсь от других женщин. У меня такое же тело, грудь, ноги, я так же прекрасна, как и они».
Она встала на кончики пальцев ног, взмахнула руками и увидела, как поднимается вверх её грудь и отчетливо вырисовываются ребра. Она повернула голову назад, чтобы увидеть, как выглядит тело сзади. Ягодицы были бледнее, чем спина. Девушка опустилась на пол и широко развела ноги. Впервые она ясно увидела свою промежность: листовидная мохнатость, темная на фоне светлой кожи, от центра тела веером идущая вверх к пупку, а внутри свернутой аркой покоится нераскрывшийся бутон, розовая куколка между ярко-красными губами, похожими на крылышки бабочки, сверкающие причудливыми цветами. О, как же будет вожделеть её мужчина, когда увидит эти влекущие к себе трепещущие крылышки!
Странно: пришлось приехать во Франкфурт, дабы познать то, что всегда являлось частью ее… Вдруг она увидела в зеркале другие обнаженные фигуры. Они изгибались и менялись. Девушка отвлеклась от созерцания своего тела и с изумлением следила за их странными превращениями. И вот она уже сама начинает меняться. Пропадает естественный цвет; видны только пересекающиеся линии и отдельные части; гладкая кожа отделяется от тела; мускулы глаз туго натягиваются в своих впадинах, потом исчезают сами мышцы и сухожилия. Она отчетливо видит свои внутренние органы, смешивающиеся, будто в маслобойке. Четыре камеры сердца пульсируют в повышенном ритме, легкие расширяются и соединяются одно с другим, стреловидные нити указывают направление движения крови в артериях, кишечник наполнен жидкостью, чрево подобно сжатому кулаку. Кости, белые, словно породистый козел, приходят в движение, как только она начинает перемешаться но комнате, улыбаясь безносой, безгубой, безглазой улыбкой, теряя ощущение страха, ибо перестает быть сама собой и начинает походить на хихикающую вестницу смерти. И тогда, издав крик, который, однако, не нарушает тишину дома, девушка отскакивает от волшебного стекла и торопливо надевает халат. Зеркало меркнет.
Дениз выбегает из комнаты, громко хлопая дверью, и некоторое время стоит в коридоре, тяжело дыша. её охватывает страх. Она замечает, что на картине, висящей рядом, вместо бабочек появилось изображение старой фотографии, на которой пигмей сидит в одной клетке с орангутангом. Надпись на ней гласит: «Международная ярмарка в Сент-Луисе, 1904 год».
Вечер. В поисках уютного местечка Дениз входит в столовую, где стоит, сверкая зеркальным блеском, длинный обеденный стол и десять стульев по обе стороны, а еще два у каждого конца. Все они равно удалены друг от друга и выглядят так, будто к ним никогда никто не прикасался. (Что же это такое?) На одном конце стола стоит блюдо с дымящейся едой: мясо с овощами появилось здесь не более чем пять минут назад. Девушка кричит, не открывая рта:
Эй, есть тут кто?
Однако никто не отвечает. Девушка очень голодна и сразу же набрасывается на горячую и вкусную пищу. Потом относит пустую посуду на кухню, моет её и ставит на место. Открывает холодильник в поисках молока и видит там новый ящичек с пахлавой, точно такой же, какой она привезла с собой. Она приносит пустой ящичек и ставит его рядом со вторым. Они совершенно одинаковые. Если бы Дениз не видела их стоящими рядом друг с другом, то усомнилась бы в том, что уже опустошила один; однако теперь она не может отрицать, что перед ней действительно два ящичка. Девушка хватает второй и поспешно, будто скрывая непристойную тайну, прячет его под кроватью. Затем она вновь погружается в сон.
В течение последующих дней дом плывет между гималайскими деревнями и тихоокеанскими островами. Дениз осматривает все комнаты в надежде обнаружить хоть какие-то признаки жизни, однако так ничего и не находит. И все же еда продолжает регулярно появляться, как только девушка начинает испытывать первые признаки голода. Каждый вечер она добавляет еще один ящичек с пахлавой к растущим запасам сладостей под кроватью.
Дениз несколько раз усаживалась у лестницы, спиралью ведущей вверх в башню. её очень волнует вопрос, что же там, наверху. И вот однажды она все-таки поднимается туда, замирает перед тяжелой дверью личного кабинета Клауса и досконально изучает ее, ощупывая руками и пытаясь заглянуть. Однако открыть дверь девушка не решается.
Внимание Дениз привлекают две чрезвычайно старинные картины: это портреты мужчин в старомодных цилиндрах. Они очень похожи друг на друга. Портреты озаглавлены соответственно «Уильям Берк» и «Уильям Хэар».
Однажды утром Дениз оказалась у винтовой лестницы и подумала: «А что, если приоткрыть дверь и заглянуть в комнату? Я не стану входить внутрь, просто посмотрю на кабинет. Все остальное в доме мне уже надоело».
Девушка начала подниматься по лестнице. Долго она шла, а лестница все вилась и вилась над ней. Несколько раз Дениз останавливалась, чтобы перевести дыхание, а затем продолжала путь, держась в темноте рукой за стену. Наконец перед ней возникла большая деревянная дверь.
Дениз открыла ее.
Свет прожектора ослепил девушку. Казалось, все вокруг горит ярким пламенем. Какие-то непонятные изображения и цифры мелькали перед ней. Она ничего толком не различала. «Что бы это могло быть? – подумала Дениз. – Надо уйти в сторонку от этих лучей и все хорошенько рассмотреть. Я не буду ни к чему прикасаться». Она быстро прошла через луч и вновь обрела способность видеть.
Дениз стояла в центре большой круглой комнаты с высоким потолком и стенами из матового стекла. Через него на стены, пол и потолок проецировалась огромная мерцающая карта мира. Девушка замерла в изумлении. Поверхность карты была окрашена всевозможными оттенками стального цвета, причем не делалось никакого цветового различия между морями и сушей: на самом деле перед ней была карта скорости. «Магнум опус» – великое творение Кауфмана.
Гениальным положением его системы являлось открытие того, что всякая доля полезной информации о каком-нибудь месте может быть сведена к определенному параметру, который он обозначил как «скорость» и нанес на плоскую поверхность карты. Он вычислял скорость всего на свете, от распространения идей до передвижения нефти, и проверял это высшей математикой, что позволяло ему узнать истинную ценность любого места в мире. «Интеграл скорости Кауфмана», или ИСК, в последнее время стал жизненно необходим инвесторам и политикам для определения оборота капитала и прибылей, которые можно извлечь в том или ином месте земного шара. Скажем, болгарское правительство недавно выпустило пресс-релиз, где похвалялось, что различные усовершенствования в сфере законности и инфраструктур обеспечили Международной свободной зоне Руссо более высокий ИСК, чем в Польше или в Чехии. Чем выше был ИСК, тем больше за него платили. «В течение четырехсот лет, – говорил Кауфман, выступая на презентациях перед представителями корпораций или членами правительств, – людей учили видеть мир в соответствии с хитроумными проекциями Меркатора. Однако теперь в этом нет никакой нужды. Мы не темные мореплаватели, блуждающие у неведомого побережья. Кто из нас, собираясь отправиться из Франкфурта в Сингапур, хоть на минуту задумывается о правильности выбранного курса? Мир уже давно принадлежит нам, мы хорошо знаем его очертания, и теперь нас интересует лишь одно – скорость. Следующие четыреста лет именно ИСК будет определять образ нашей планеты!»
Береговых линий на карте не видно; поскольку в море нет рынков, оно предстает таинственной черно-белой гладью, в то время как континенты являют собой постоянно изменяющуюся субстанцию, приобретающую местами цвет раскаленного металла. Вся поверхность карты испещрена филигранным рисунком красных и белых линий, представляющих собой различные транспортные артерии. Местами линии сливаются в матовые возгорания, подобные пульсирующим камерам сердца: средоточие воздушных и морских путей, по которым сталь, резина и стекло поступают в определенное место, чтобы стать в итоге автомобилем. Маршруты миграции птиц и китов, обезьян и крыс, блох и бактерий – а вот там не тот ли самый подземный ход, по которому она прибыла сюда? – и везде подробные описания и какие-то непонятные символы, непомерно умножающиеся и тут же уменьшающиеся прямо на глазах Дениз. Подобно призраку, в темном центре Тихого океана проплывал логотип «Интеграла скорости Кауфмана»: пылающий шар в сопровождении искусно изображенных электронных сигналов.
Пораженная увиденным Дениз уселась во вращающееся кресло в центре комнаты. Надев на голову специальный бинокулярный аппарат, она задействовала средства управления и «дала наплыв» на Франкфурт. Кресло пришло в движение и поднялось вверх, чтобы девушка могла четко видеть нужное место. Стекла перед её глазами являлись одновременно линзами, которые позволяли ей «наезжать» на карту, и экранами, куда проецировалась нужная информация.
Какое чудесное место этот Франкфурт! Дениз и в голову не приходило, насколько разнообразны занятия людей! Они производили вещи непонятного для Дениз назначения: клапаны, клеящие вещества, электронные лампы, линзы, насосы, пластмассовые шарики, нейлоновые плитки, резиновые заслонки, металлические сетки, пружины, моечные машины. Они продавали дома, протезы и элегантную одежду. Покупали книги, деньги, машины, гитары и людей. Любое удовольствие, какое душе угодно, можно найти во Франкфурте, от бассейнов и деревянной мебели до красивого загара. И здесь так много разнообразной музыки! Половина старых складов вдоль железной дороги превращены в музыкальные студии, где исполняются замечательные мелодии всех стран мира. Всегда можно послушать, скажем, перуанскую музыку и даже её родную анатолийскую. Мелодии для танцев или поцелуев. Ибо любовь также покупается во Франкфурте: женская и мужская, а если у вас очень много денег, вы можете приобрести и детскую любовь. Однако доступнее всего тут женщины. В вашего распоряжении самые разные особы: худые и толстые, с отличными зубами или вовсе беззубые, те, кому за пятьдесят, и девушки не старше девятнадцати, немки и русские, индонезийки, эфиопки и аргентинки, ласковые и агрессивные, наконец, женщины, которые раньше были мужчинами. А если вам не нравятся целые люди, вы можете покупать их по частям: продаются сердца и почки, печень и отдельные куски кожи, роговицы глаз и утробные плоды.
Долгие часы Дениз совершала воображаемые путешествия но волшебным картам Клауса, восхищаясь многообразием уклада и с трепетом предвкушая будущую жизнь в этом городе. Девушка уже загадывала наперед, что ей необходимо приобрести и как вести себя в новых обстоятельствах. Наконец она взяла себя в руки.
Прежде чем покинуть комнату, Дениз решила взглянуть на дом матери в Турции. Прочесала весь район в Анатолии, однако увидела лишь зловещих комаров, разносчиков малярии. Поблизости тем не менее легким пунктиром обозначалась широкая дорога: «Предполагаемый маршрут нефтепровода Баку – Тбилиси – Сейхан».