С нами готовы поделиться всем — опытом, знаниями и возможностями. Сбудется то, о чем вы мечтали, друзья. Не станет больше войн, болезней, старости. Живите вечно, братья и сестры! Вы увидите своих правнуков и отдаленных потомков. До звезд будет подать рукой, Млечный Путь покорно ляжет вам под ноги. Не желаете прогуляться? Новый человек станет повелителем Вселенной.
Но готовы ли мы к контакту? Посмотрим вокруг. Сначала надо навести порядок в своем доме. Надо навести порядок и в умах, остановить разброд и шатания. Задумаемся: способны ли мы взмыть в небо, способны ли оторваться от Земли, преодолеть ее жуткую силу тяжести.
Там, на Земле, миллиарды жалких людишек размножаются, грызутся из-за пустяков и отравляют все, к чему прикасаются их грязные руки. Нам удалось вырваться из этого кошмара. Мы забрались на небо и можем теперь смотреть оттуда сверху. И нас уже ненавидят за это!
Пусть каждый спросит себя: как я попал сюда? Что это было — случай? Я не верю в случайности. Это судьба. Это воля небес. Нам дали шанс, так не упустим его!
Мы — люди великой судьбы. Нам нужно небо. Нам нужны звезды. Нам нужна вечность. И мы получим это! Мы отвоюем себе место под солнцем. Мы построим новый прекрасный мир. Мир мечты, мир волшебных сказок и фантастических снов. Я вижу его!
А тем, кто не видит, говорю: смотрите! Восходит звезда новой эры. Те, кому нужны доказательства, скоро их получат.
31. Профессор Коллинз
Честно говоря, раньше я никогда не интересовался местной политикой, а имя Джеймса Хэрриша было для меня пустым звуком. В выборах я не участвовал, полагая это мероприятие бессмысленной тратой времени и денег. Мышиная возня, и больше ничего.
Позволю себе напомнить историю вопроса. Первоначально колония создавалась для нормального жизнеобеспечения научно-исследовательских станций. Это потом сюда понаехало множество сомнительных личностей и просто случайных людей, которые развернули здесь свой бизнес и принялись делить сферы влияния. Мотивы были, вероятно, самые разные, но корень у всех один — лень и бездарность, неумение или нежелание наладить свою жизнь там, на Земле. Разве могли эти люди понять всю ценность и значимость ведущихся здесь научных исследований? Увы. После распада последней сверхдержавы мир погряз в мелочных склоках, и никто не думает о будущем; все меньше уделяется внимания фундаментальной науке — ее место занимают культы и суеверия. А наше поколение уже слишком старо, чтобы противостоять этому безумию.
Та знаменательная ночь ничем не отличалась от предыдущих. Нет, я не ждал появления Звезды, примкнув глазом к окуляру телескопа. Современная астрономия опирается прежде всего на компьютерные технологии. Вся информация собирается и обрабатывается автоматически, а затем выводится на мониторы. Даже дежурство — простая формальность. Настоящая работа заключается в интерпретации полученных данных…
Итак, в четыре утра локального времени сработала программа регистрации Сверхновых, и аппаратура переключилась в особый режим. Здесь нам действительно пришлось посуетиться. Как всегда в подобных ситуациях выявился ряд недоработок и просто откровенной халтуры. В общем, нам удалось замерить спектры электромагнитной, гравитационной и нейтринной волн, возникающих при коллапсе. Более подробная информация, боюсь, будет непонятна неспециалистам.
Спать мне в ту ночь почти не пришлось, а утром лаборант сообщил, что со мной хочет поговорить какой-то журналист по поводу Сверхновой.
Я был рад лишний раз привлечь внимание общественности к научным проблемам. Полагаю, даже закоренелому обывателю иногда полезно обратить свой взор к небу. Тем более, надо думать и о молодежи, которая придет нам на смену.
Журналист оказался прилично одетым, но несколько развязным молодым человеком. Я попытался изложить ему современные взгляды на строение и эволюцию звезд, но оказалось, что мы говорим на разных языках. Его вопросы весьма удивили меня.
Он спросил, как я оцениваю факт сбывшегося предсказания Хэрриша и какое влияние может оказать вспышка на исход предстоящих выборов. Разумеется, я ответил, что ни о каких предсказаниях мне ничего не известно, и что не следует путать астрономию с астрологией. Взрыв Сверхновой за сотни парсек от Солнечной Системы ничем нам не грозит.
Журналист, в свою очередь, также был удивлен моей неосведомленностью в местных интригах. Узнав, что я не имею привычки смотреть телевизор и читаю только специальную литературу, он начал снисходительно разъяснять мне ситуацию, и чем больше он рассказывал, тем большим безумием это казалось. Я поспешил откланяться, сославшись на усталость…
А ведь он оказался прав. В тот день весь город говорил о «Звезде Хэрриша». «Взошла звезда новой эры!» — трубили средства массовой информации. Общественные обсерватории, ранее посещаемые только туристами, заполнились народом, жаждущим увидеть чудо. Другие граждане толпами бродили по Луне, задрав головы к небу и распевая молитвы. Через несколько дней сияние стало угасать, но исход выборов был уже предрешен.
32. Номер Тринадцатый
— Да уберите вы эту чертову лампу!
— Пожалуйста. Только лампа эта — ваша. Все, что вы здесь видите, почерпнуто из ваших личных представлений.
— Знаю, я ведь не новичок… в ваших краях.
— Тогда, возможно, пребывание в мире гномов навело вас на некоторые мысли, и мы сможем более конструктивно продолжить нашу беседу.
— Возможно. «Не мечите бисера перед свиньями» — это вы хотели сказать? По-моему, слишком жестоко для Света. Значит, я всю жизнь занимался никому не нужным делом, спасая людей, недостойных спасения? Думал, что служу силам добра, а сам играл в игрушки и тешил свое самолюбие?
— Вы ничего не поняли, жаль. Попытаюсь объяснить. Речь идет не о ваших деяниях, а о вашей душе. Ваше первое, человеческое "я" — карлик в руинах былого величия. Ваше второе "я" — рыцарь-защитник всех карликов. Благородно, конечно, но для наших целей недостаточно. Ни в первой, ни во второй ипостасях вы нам не нужны. По закону вас следует вернуть в Колесо Жизни, причем на более низкий уровень. И все начнется сначала.
— Значит, все уже решено?
— Не совсем. У вас есть выбор.
— Какой?
— Третья ипостась. Вы должны найти ее в себе. Станьте тем, кто построил город и начертал руны. Верните себе былое могущество. Иначе ваша борьба бессмысленна.
— Сколько у меня времени?
— Вся вечность. Но у ваших друзей на Луне его осталось не так уж много, а вы ведь хотите им помочь, верно?
33. Игорь Белкин
В очередной раз я плюнул против ветра.
Получив информацию из первых рук, быстренько обработал ее, выделив наиболее важные моменты, и получилась прекрасная статья — гимн современной науке и отповедь суевериям.
Честно говоря, мне просто не хотелось, чтобы «Лунная радуга» — газета, которой я отдал несколько лет жизни, участвовала в общем мракобесии. По этому поводу редактор устроил мне нагоняй. Оказывается, по данным социологических опросов, наука народу не нужна, а излишнее умствование может нанести травму чувствительной душе обывателя.
Что ж, пускай. Я не стал спорить. Механически вернулся на свое рабочее место и уставился в темную пустоту монитора, словно в окно в грядущее. Мысли были разные. Первая и наиболее легко осуществимая — бросить все и вернуться на Землю. Там, конечно, тоже не сахар, но тем не менее… А здесь нас все равно разгонят к чертовой матери или заставят писать какой-нибудь бред. Уже сейчас куча желающих этим заниматься. Жаль, редактор этого не понимает. Уж больно прост, одно слово — американец. Целая страна не заметила, как развалилась. Мы-то это сто лет назад прошли…
Однако собирать вещи я не спешил, а вместо этого взялся за свою картотеку. Речь шла о письмах читателей, небезразличных к моим статьям. Письма, конечно, были разные — одни за здравие, другие за упокой. Судя по последним, я давно уже попал в «черный список» тех, кому при новой власти придется несладко. А те, что поддерживали меня, могли пригодиться. Не письма, конечно, а люди. Не занимающие никаких постов, не вошедшие ни в какие партии, разобщенные, смутно ощущающие приближение беды и ищущие, с кем поделиться. Молодые и старики, рабочие и служащие, бизнесмены и интеллектуалы…
У меня захватило дух: я понял, что можно сделать. И вместе с тем это означало перейти невидимый Рубикон, из пленника истории стать ее творцом. Но разве не об этом я мечтал всю жизнь?
34. Шериф Кеннеди
— Нет, — сказал я. — Никаких незаконных вооруженных формирований. Иначе будете иметь дело с полицией. Даже не думайте.
Я стоял лицом к окну, чтобы не смотреть Белкину в глаза. Стыдно сказать, но я дошел до того, что в каждом встречном видел тайного агента и все время ожидал каких-то провокаций. Когда психопаты правят бал, и сам потихоньку становишься с приветом.
— Но почему? Не будьте бюрократом, — в голосе журналиста звучала досада. — Если плохие парни хорошо организованы, всем хорошим парням тоже надо объединиться, — помолчав немного, он добавил: — Это не я сказал, а Лев Толстой.
— Неужели? А я решил, что вы боевиков насмотрелись.
— Послушайте, люди Хэрриша наглеют с каждым днем. Против этих «вооруженных формирований» вы ничего не имеете?
— Они вполне законны.
— Да бросьте! Вы прекрасно знаете, какое давление было оказано на Совет. Это просто насмешка над демократией.
— Закон есть закон.
В этот момент я, должно быть выглядел тупым самодовольным кретином. Собственно, многие меня таким и считают. Иногда это даже бывало полезно, но не сейчас.
— Скажу вам только одно. Пока я шериф, я буду защищать закон — даже от вас.
Журналист неожиданно улыбнулся.
— А если вы не будете шерифом?
— Тогда и поговорим.
— Заметано! — Белкин заговорщицки подмигнул мне.
— Вон! — прорычал я. Терпеть не могу фамильярностей от малознакомых людей.
Хотя кое-какие мысли он во мне посеял. Я не слишком обольщался на свой счет в случае победы оппозиции, но полагал, что до конца исполню свой долг. Теперь я видел, что конец этот может легко перейти в начало. Там, вероятно, соберется кучка романтиков-идеалистов, не знающих, с какого конца держать излучатель. Человек с моим опытом будет просто необходим.
Пожалуй, Лев Толстой был прав.
35. Майкл Петрович
Вот и настал он — последний день, когда ничего уже нельзя изменить. Когда изнурительная гонка должна смениться тоскливым ожиданием. Еще вчера ты вновь и вновь пытался достучаться до чужих умов и сердец, а сегодня у тебя связаны руки. Осталось выполнить свой — возможно, последний — гражданский долг.
Помнится, в прошлый раз я сомневался, этично ли голосовать за самого себя. Но в глубине души, должно быть, лукавил. Теперь вопрос уже не стоял. Потому что решалась не моя личная судьба, а судьба всего этого маленького мирка, что стал нам так дорог.
Под утро мне снились кошмары. когда я вынырнул из их темной круговерти, обратно возвращаться уже не хотелось. Я поднялся с постели, привел себя в порядок, выпил две чашки черного кофе для бодрости и отправился на окружной избирательный участок.
Народу на улице было немного: воскресным утром большинство предпочитало поспать. Редкие прохожие узнавали меня — одни приветливо улыбались и здоровались, другие хмурились исподлобья и бормотали что-то нелицеприятное. На подходе к участку меня словила съемочная бригада — молодые, симпатичные ребята, готовившие репортаж о выборах. Несмотря на их живой интерес, мне показалось, что они не воспринимают ситуацию всерьез. Для них политика была частью индустрии развлечений. Что ж, иногда и мне представлялось, что мы все участвуем в бесконечной пьесе абсурда на потеху неведомым зрителям.
Обстановка вокруг участка была напряженной. Что-то недоброе витало в воздухе. Меня пробрал озноб. Весело болтавшие репортеры притихли. Представшая нашим взорам картина не предвещала ничего хорошего.
Во-первых, здесь были штурмовики. В этот день по приказу Хэрриша они занимались «охраной правопорядка» на всех избирательных участках «в целях защиты свобод граждан и во избежание провокаций». Эти, судя по всему, с удовольствием выполняли возложенную на них миссию, поигрывая бейсбольными битами и железными цепями, посасывая пиво из банок и распугивая слабонервных избирателей.
Во-вторых, здесь были несколько темных личностей, в которых по нелепым балахонам и рогатому знаку Луны легко было узнать адептов секты «Лунная жизнь». Нечасто они одевали в миру свою парадную форму, разве что по большим праздникам своего странного культа. Я знал, что «лунатики» тоже на стороне Хэрриша, что это они подкинули ему идейку о Новом Асгарде. Но формально придраться было, как всегда, не к чему. «Наблюдатели от общественных организаций» пользовались своими неотъемлемыми Должно быть, они торжествовали, но, в отличие от штурмовиков, молча.
Я увидел, как трое парней преградили дорогу маленькому, но гордому японцу и вступили с ним в дискуссию. Как оказалось впоследствии, ему объясняли, что узкоглазым макакам голосовать не положено; японец в ответ цитировал Декларацию прав человека на безупречном английском.
— Что здесь происходит? — начальственным тоном спросил я, полагая, что во главе свиты из репортеров и приставших по дороге сторонников выгляжу достаточно внушительно. В конце концов, я все еще был мэром. Но этим глумливым физиономиям было, похоже, все равно, лишь бы покуражиться.
— Кто это? Никак, господин мэр!
— Какой мэр? Не видишь, что ли, это русский медведь.
— Эй, медведь, катись в свою Москву.
— Пожалуй, не стоит пускать его в участок.
— Он там нагадит. Эти русские везде гадят.
— Смотрите, какая рожа — сейчас зарычит…
— Дорогу! — рявкнул я.
Штурмовики неохотно расступились, пропуская нас.
— Мы еще поохотимся на тебя! — злобно шептали мне вслед.
Я прошел внутрь и направился прямиком к столику за бюллетенем…
У клерка из комиссии было что-то с лицом: оно гнило прямо на глазах. Белесые черви копошились в чернеющем мясе, и обнажались желтые кости черепа. Сама Смерть смотрела на меня.
Мне не было страшно — кто в наши дни не знает, что такое наведенная галлюцинация? — но стало невыносимо противно и жалко себя. Почему именно я должен противостоять силам Тьмы? Я закрыл глаза, чтобы не видеть ничего, но омерзительное видение все еще стояло перед глазами, а в воздухе пахло гниющим мясом и серой.
И тогда вдруг мое сознание провалилось куда-то в иной мир. Я оказался под сумрачными сводами храма. Горели свечи. Невидимый хор пел осанну. Рядом стояла она — моя последняя любовь — светлые волосы убраны под черный платок, а голубые глаза сияют как прежде. Она смотрела на меня, улыбаясь, но видела дальше. Тонкие губы шевелились, и нежный голос звучал в моей душе повторяя слова молитвы. И сила Того, Кому она служила, освободила меня.
Должно быть, это продолжалось всего мгновение. Когда я открыл глаза, злобный морок уже испарился. Кто-то держал меня под руку, сочувственный голос произнес:
— Что с вами, Майкл Петрович? Вам плохо?
— Ничего, все в порядке. Голова закружилась.
— Может, присядете? Принести лекарство?
— Нет, не нужно. Я буду голосовать…
Сделав то, что я должен был сделать, я вышел из участка и, не обращая внимания на происходящее вокруг, добрел до дому. В тот день я больше никуда не ходил и ни с кем не разговаривал, отключив телефон — возможно, зря. Время от времени включал телевизор, чтобы посмотреть новости о ходе выборов. Сообщения эти только больше вгоняли меня в тоску.
Где-то к полуночи стали известны результаты голосования. Кого выбрали, вы сами знаете. С горя я напился, как свинья. А проснулся уже в совсем другом месте.
36. Шериф Кеннеди
Отправившись с утра на работу, я встретил около полицейского управления толпу оборванцев, выкрикивающих мое имя. «Долой копов! Кеннеди в отставку!» — кричали они. Не знаю, по каким притонам их собрал Хэрриш, но дело свое эти подонки знали. Однако инструкции нападать на меня у них не было. Не так это делается.
Внутри меня встретила моя команда. Похоже, увидев меня живым и невредимым, все испытали заметное облегчение. Ребята здорово нервничали, но держались молодцом. Они ждали моих приказаний, искренне веря , что я вытащу их из любой переделки. Хотелось бы мне тогда так верить хоть во что-нибудь! Я сказал не поддаваться на провокации и усилить охрану здания. потом прошел в свой кабинет.