Наконец-то Валлан выбрался из спальни. Размышления здорово отвлекли его и заставили замешкаться. В маленькой комнатушке-предбаннике, соединяющем королевскую опочивальню с коридорами замка, клевали носом четверо петельщиков. Хоть и все вокруг родные и свои в доску, а охрана не помешает.
Увидели капитана. Вскочили, вытянулись во «фронт».
Тут же возились в углу два толстых щенка по-волчьи серой масти. Клык и Коготь. Их капитан петельщиков подобрал еще в конце жнивца, в небогатой фактории трапперов на правобережье Аен Махи.
История обычная – сука загуляла в лесу с волком. А хозяин, нет бы радоваться, решил потопить щенков. За что получил в глаз от капитана петельщиков. А собаку с щенками вместе Валлан забрал с собой. Всего их семеро было, кутят-то. Выжили лишь двое. Переход неблизкий – несколько сот лиг, а они еще маленькие, слабые… Зато теперь отъелись, окрепли и обнаглели. Уже пробовали кусать обитателей дворца за лодыжки. Вот только голосов не подавали. Не лаяли никогда, хотя другие щенки в четыре месяца уже вовсю пробуют тявкать. А у этих, видать, волчья порода сказывалась. Может, потому и избавляются трапперы от помесей? Им-то нужны собаки, чтоб зверя облаивать, охотника к добыче привлекать.
Клички волчатам Валлан сам придумал. Клык и Коготь не отходили от своего хозяина и благодетеля. Так весь день двумя хвостиками и волочились за ним. А вот мать их, черно-белая лайка Тучка, предала спасителя своих детей. Променяла на сладкий аромат кухни и сытную кормежку. От дворцовых поваров не отходила.
Вот и сейчас оба пса-подростка бросились к сапогам капитана гвардии, заскакали на задних лапах, завиляли толстыми, негнущимися хвостами.
Стоящий с правого краю невысокий курносый петельщик улыбнулся, обнажив гнилые зубы. Он тоже был для щенков не последним человеком. Кормил, возил в большой корзине, блох выбирал еще от пустоземелья Аен Махи. Правда, теперь Клык и Коготь вспоминали о старой дружбе все реже и реже.
– Ну что, Рохля, – окинул курносого взглядом Валлан, – кормил псов?
– Так точно! – гаркнул петельщик, еще больше выпячивая грудь.
– Молодцом!
– Рад стараться!
Капитан кивнул. Коротко бросил:
– Охраняйте.
И стремительным шагом направился в оружейную комнату, приспособленную им под кабинет.
Здесь радовал ноздри запах смазки, стали и хорошо пропитанной дегтем кожи перевязей и ножен. Вдоль стен протянулись стойки со старинными алебардами: с прямыми лезвиями и с более новыми – полукруглыми; с рогатинами и гизармами; с глевиями и рогатыми копьями арданов. На стальных скобах висели секиры, боевые топоры, клевцы и чеканы. На длинном столе лежали одноручные и полутораручные мечи: кавалерийские, с заточкой одного лезвия полностью, а другого – на треть, и пехотные обоюдоострые. Здесь же грудой валялись корды и охотничьи ножи. Под слоем паутины, в укромном уголке, спряталась узкая кривая сабля кочевника из восточной степи. В углу возвышалась громадина двуручного меча – крестообразная гарда почти на уровне ключиц капитана, тяжелый противовес, выполненный в виде копыта, – выше бритого темени.
Валлан провел ладонью по тщательно отполированному древку двурогого, увенчанного тремя зацепами и тремя пробойниками, копья. Память о победе трегетренского оружия над арданскими талунами в отрогах Железных гор.
– Чудная штучка!
– Как сказать… – ответил ему негромкий, но уверенный голос. – Как сказать… Если бы люди придумали столько приспособления для продления и сохранения жизни, как для отнятия оной…
У стола с мечами, опершись узкой ладонью о край, стоял молодой светловолосый мужчина в длиннополом сером кафтане-гамбезоне. Лицо тщательно выбрито, но осунувшееся. Мешки под глазами выдавали усталость чародея. Квартулу в последние дни доставалось не меньше других.
– Угу, – буркнул Валлан. – Ты еще посетуй, что для создания жизни только одна штука придумана.
Жрец пожал плечами. Мол, какой смысл отвечать на скабрезные шутки?
– Вы все, жрецы, такие? – Капитан петельщиков прошагал через оружейную и опустился на табурет.
– Какие – «такие»?
– Ну, не от мира сего… Ты ж погляди на себя сбоку. Хорошую шутку-прибаутку услышал и враз покраснел, ровно девка-недотрога.
– Вопрос в том, барон Берсан, что считать хорошей шуткой.
– Да? Ну, давай тебе сказку расскажу. Собрались как-то веселин, ардан и трейг к королевской дочке свататься…
– Довольно. – Квартул устало вздохнул, сделал отстраняющий жест рукой. – На мой взгляд, не время сейчас прибаутками развлекаться.
– Ты думаешь? А что нам помешает? – Валлан набычился. – Южный бунт? Заговорщики из застенка? Или, может, тот повстанец недоделанный?.. Ну, ты меня понял.
– Да понял, понял. Жаль, что мне приходится тебе это объяснять. Должно быть, ее королевское высочество, принцесса Селина, все же чуть больше разбирается в тонкостях государственного управления. Мне бы с ней поговорить…
– Ну да! Пускай спит. Коронация только в полдень. Да, ты проверил – Невеот все по чести приготовил?
– Проверил, – Квартул уселся на соседний табурет. – Невеот сделает все, что ты ему скажешь. А если еще секиру с собой прихватишь… – в голубовато-серых глазах чародея вспыхнули смешливые искорки.
Петельщик громко захохотал. Словно в охотничий рог затрубил.
– Да ты, никак, шутить выучился? А я думал, вовсе пропащий!
«Ты еще и думать умеешь, а я полагал – только секирой махать», – пронеслось в голове у озерника, но вслух он сказал совсем другое:
– Верховный жрец Огня Небесного вчера согласился, что Сущий Вовне есть не кто иной, как создатель Огня, а следовательно, должен верховенствовать.
– Это ж надо! Ты переспорил жреца Огня Небесного?
– Пришлось. Но, признаюсь, он все жилы из меня вытянул.
– Я ж говорил, дай его мне – тогда поглядим, кто из кого жилы тянуть будет.
– Вот и хорошо, что не дал. – Квартул потеребил нижнюю губу – старая школярская привычка. – Теперь он соберет Круг жрецов и разошлет весть по всему Трегетрену. Обновление культа пройдет мягко и безболезненно…
– Как поход в сортир. Слушай, я тебе рассказывал историю? Умирает старый ардан. Вокруг вся семья собралась…
– Прошу, барон Берсан, давай в другой раз, а? – почти взмолился жрец Храма. – Что-то ты слишком веселый сегодня.
– Ха! Квартул, сегодня моя невеста станет королевой. Что ж мне не радоваться?
– Помнится, кто-то говорил мне, что хочет получить корону с бою, а не в приданое или по наследству.
Валлан нахмурился:
– Я не понял, чародей. Ты не рад, что ли?
– Почему же, рад…
– Да? Ну, гляди мне…
– Да рад я, рад. Только не стоит от радости плевать на заботы и беды королевства.
– Заговорщиков казним. Сегодня же. Бунты подавим. Не далее чем в порошнике. Пускай дороги чуток подмерзнут. И телегам обозным сподручнее, и конница незаморенная подтянется. Кейлина… – Валлан все же понизил голос. – Кейлина тоже придушим. Ну что он за силу наберет? Сотню? Ну, две… Ладно, пускай пять. Да я петельщиков прямо сейчас вполовину больше выставлю. Причем отборных воинов, не чета его сброду!
– Хорошо, если так. Буду молиться Сущему Вовне, чтобы бунты не заполонили страну…
Прерванный на полуслове звуком осторожных ударов в двери, он замолчал и взглянул на собеседника.
– Кого еще стрыгаи на крыльях принесли? – рыкнул Валлан. – Заходи!
Двойные створки распахнулись. Через порог шагнул чернявый петельщик с седыми висками и нашивками полусотенника. Его лицо выражало крайнюю озабоченность.
– Полусотенник Крег, мой капитан, – гвардеец поднял кулак правой руки до уровня плеча, отдавая честь.
– Что такое? Быстро говори!
– Гонец с западных рубежей, мой капитан.
– Ну?..
– У него послание к тебе от барона Даглана.
– Веди. Да быстро!
Петельщик высунулся в коридор, проорал:
– Заводи!
Вошло еще трое. Два гвардейца поддерживали под локти едва стоявшего на ногах человека в черном табарде с вышивкой на груди – черный медведь, стоящий на задних лапах, на фоне белого щита. Герб Дагланов. Одежду и лицо баронского дружинника покрывала грязь, сапоги на всю высоту голенища измараны засохшей конской пеной.
Валлан насупился еще больше и поднялся с табурета, скалой нависая над вошедшими воинами:
– Что за кикиморовы шутки? Что случилось?
Гонец открыл покрасневшие, воспаленные веки.
– Барон Берсан?
– Да! Я, я! Кто ж еще?
– Тебе письмо от барона Даглана, защитника западных рубежей… – ладонь воина скользнула за пазуху, извлекая на свет перемотанный бечевой клочок пергамента.
– Прими, – кивнул Валлан полусотеннику.
Крег повиновался, бережно забрал из дрожащих пальцев гонца письмо, протянул его капитану.
– Ему, – дернул щекой Валлан, указывая на Квартула, а сам шагнул ближе к дружиннику с западной границы. – Что стряслось? На словах что велел барон передать? Ну?
Петельщик слишком хорошо знал Даглана. Обросший черной бородой, как и служивший гербом многим поколениям его предков медведь, такой же угрюмый и обстоятельный, предводитель баронского ополчения не доверил бы всего послания чернилам и выделанной телячьей коже.
Гонец набрал воздуха в грудь.
– Веселины начали войну…
– Что?! – взревел Валлан, сжимая кулаки.
– Веселины начали войну. Вторглись в Спорные земли. Им не нужна добыча. Они жгут наши поселения, убивают всех… И скотину тоже. Разрушено три форта. До основания. Гарнизоны вырезаны. Веселая Горка и Три Петуха в осаде, но еще держались… – Дружинник помолчал, пошевелил губами. – Четыре замка захвачены с налету. От десятка баронов нет вестей.
– Как так! Почему? – Капитан петельщиков в сердцах грянул кулаком по стойке с алебардами. Она с грохотом опрокинулась, оружие со звоном запрыгало по каменному полу.
– Не могу знать. Даглан просит помощи. Я скакал три дня. Загнал пять коней…
Усилием воли Валлан взял себя в руки:
– Ладно, воин. Ты с честью исполнил долг, – махнул рукой петельщикам. – Накормить, напоить, уложить спать. Как проснется, Крег, скажешь Нувелю, я передавал-де, десяток корон пускай отсыплет.
– Слушаюсь, мой капитан, – полусотенник дал знак своим, и гонца увели. Точнее, унесли – сомлевшие от долгой скачки ноги ему почти не повиновались.
Капитан повернулся к жрецу, который сломал печать и разглядывал пергамент, повернувшись спиной к окну.
– Ну?
– Все как он и сказал, – озабоченно отвечал чародей. – Тут названия сожженных фортов и имена погибших, предположительно баронов. Даглан собирает ополчение, но боится, что их разобьют поодиночке.
– Три стрыгая и бэньши!
– А не нужно было королевскому дядьке глаза выкалывать и руки послам рубить, – веско проговорил Квартул.
– Учить меня он будет! – вновь вспылил барон, но осекся, замолчал.
Тишину прерывало лишь сопение чародея – местная промозглая осень наградила привыкшего к теплому климату южанина-озерника сильнейшим насморком. Он продолжал теребить губу и водил ногтем по строчкам на листке.
– Теперь Властомиру, курва его мать, только дай порвать, – хрипло буркнул наконец будущий принц-консорт.
– Вот-вот, – согласился Квартул. – А у нас южный бунт на шее камнем висит, да шурин твой на северо-востоке воду мутит…
– Я его голыми руками порву! Честную сталь не измараю! На одну ногу наступлю, за другую дерну!
– Кого? Властомира или Кейлина?
– Обоих! – Валлан врезал с размаху кулаком по столу. Мечи подпрыгнули и жалобно тренькнули.
– Хватит мебель ломать, – чародей опасливо отодвинулся вместе с табуретом. – Что делать думаешь?
Петельщик заходил по комнате, как пойманный волк по тесной клетке:
– Перво-наперво, собирать баронские дружины под копье. Глашатая в Восточную марку. Пусть Торкен Третий поднимает своих баронов и ведет на юг. Бунт подавить. Пускай пообещает каждому дружиннику рыцарский лен в южных землях, а каждому рыцарю – баронскую корону…
– Разумно, – усмехнулся Квартул. – А потом юг будет бунтовать еще два поколения.
– Плевать! Лишь бы подавил. Торкен справится. Я видел маркграфа в деле. А мы встретим веселинов.
– Может, попытаемся договориться? Отдадим Спорные земли. Пошлем кого-нибудь постарше на переговоры.
– С бородачами-лошадниками я еще не договаривался! – вспыхнул Валлан, остановился, перекатываясь с пятки на носок. – Да и не пойдет Властомир на переговоры. Он горло перегрызет за Зимогляда.
– Значит, раньше надо было по чести договариваться, – жрец пожал плечами. – Что уж теперь…
– Думаешь, когда б руки не рубили, он бы добрее был бы?
– Ну, не знаю…
– Селина знала, что делала. Витгольд, король наш покойный, меня бы в Трегетройм не впустил. Ее под замком держал.
– Правильно, а она за это батюшку подушкой.
– А что с ним цацкаться? Одной ногой в лодке, а туда же – государственные дела устраивать!
– Не знаю, – Квартул задумчиво отложил пергамент, провел ладонью по груди, нащупывая что-то, незаметное под одеждой. – В Приозерной империи убийство кровного родственника всегда самым страшным грехом считалось, и сейчас еще считается. Даже изменившего императору не карают так сурово, как отцеубийцу. Ведь это же человек, которому ты жизнью обязан. Штука, на мой взгляд, почище вассальной присяги будет.
– Тебя не припекало просто, – огрызнулся Валлан. – И вообще вы там, на Юге, давно забыли, с какого конца за меч берутся.
– Ты так думаешь? У меня отец – легат семнадцатого Серебряного легиона. Там у каждого воина серебряная стрелка на шлеме выгравирована. За то, что в чистом поле против десяти тысяч кочевников держались и отход имперского войска прикрыли. Чтоб в семнадцатый легион попасть, рекрут дерется, бывает, на вербовочных пунктах, да только не всякого десятник все равно возьмет.
– Вот как? – петельщик скривился, словно гнилую сливу раскусил. – А что ж ты в жрецы подался? Или трусоват? Не в отца.
Чародей выпрямился, сжав челюсти так, что под тонкой кожей заиграли желваки. Ответил, тщательно подбирая слова:
– В Империи нет обязанности почетнее, чем служить Храму.
– Я ж и говорю – странные вы все.
– Тем более что я и должен был унаследовать дело отца. Меня, может, с пеленок готовили в армию!
Валлан скептически скользнул глазом по щупловатой фигуре собеседника. Но смолчал. Тем не менее Квартул его взгляд заметил
– Я с тобой на Север, за Мак Кехтой, ходил – просил пощады? Или, может быть, ныл?
– Ну, нет.
– То-то же.
– А как же тебя угораздило в мантию вырядиться?
Квартул вздохнул:
– У меня был брат. Старший…
– Был?
– Да. Был. Отец сказал, что для нашего рода он умер. Что у Сестора Ларра остался лишь один сын, который должен спасти честь рода.
– И что он натворил, твой мертвый брат?
– У нас, в Империи, принято отправлять старших сыновей от каждого нобильского рода в Храмовую Школу. В лето, когда им сравняется десять полных лет. Там проверяют их магические способности. Если мальчики подают надежды, их оставляют для обучения…
– А девок не отправляют, что ли? – заинтересовался рассказом петельщик.
– Фу, – чародей скорчил такую гримасу, словно ему предложили голым по гребню крепостной стены пробежаться. – Какой от женщины может быть прок в магических занятиях? Они живут не разумом, а чувствами. Эмоции в них сильнее рассудка. И таким существам давать в руки магию?
Валлан хмыкнул:
– Вона как у вас там заведено! А все нас варварами зовете.
– Варварство – это бесконтрольное использование Силы. Не прошедший смиряющего дух и плоть обучения в Храмовой Школе тебе такого наколдует!..
– Ну-ну. Ты дальше про себя рассказывай. Нечего мне тут храмовыми истинами трясти.
– Мой старший брат… – Квартул запнулся, мучительно решая для себя – называть или не называть имя. И решил, что не стоит. – Мой старший брат был по праву первородства удостоен этой чести. Его приняли в Школу. А потом… Потом он оттуда сбежал.
– Вот так прямо – взял и сбежал?
– Да.
– Молодец твой брат, – петельщик усмехнулся, присел. – Не захотел штаны протирать о лавки. Э, да вы там же, видать, штанов не носите – балахоны ученические. Все равно молодец. Небось матросом на корабль императорский записался или в легион?