Мастер уложил карточку обратно в карман.
– Ладно, отцы, – сказал он техникам устало. – Желаю вам счастливого полета.
Техники молча кивнули и убрались. Ветхий на вид грузовик взвыл стартером и мгновенно завелся. Слышно было, что двигатель у него совсем не простой. Всего за несколько минут пропихавшись кое-как задом через узкую арку (охотники даже подпрыгивать стали от нетерпения), техничка бодро развернулась и, резво взяв с места, исчезла в ночи.
– Уходим, – тихо сказал Мастер. – Мы уходим. Я очень, очень хочу домой.
* * *
– Следующий вопрос, – сказал Генерал. – Тебе, мальчик, не кажется, что у нас слишком много вопросов к тебе накопилось?
– Это даже приятно, – ответил Мастер, сладко улыбаясь. – Обычно ведь у нас взаимоотношения сухие, черствые, товарно-денежные. А тут просто любовь какая-то…
– Ну-ну, – протянул Генерал. – Посмотрим, добьемся ли взаимности. Значит, вопрос номер два. – Он принял у Очкарика очередной листок и, прищурившись, начал его рассматривать. – Значит, так. Вчера в ноль пять пятнадцать техничка, возвращаясь с расчистки, обнаружила за собой «хвост», о чем немедленно доложила. Водителю приказали уйти на запасной маршрут, и тут «хвост» отвалился. Замены «хвоста» не последовало. Вот такой вот инцидент. Интересно? – Генерал коротко глянул на Мастера и снова опустил глаза в свое донесение.
Мастер подвинул к себе пепельницу.
– Интересно, – сказал он. – А как это – «понял, что обнаружен»? Я в школе КГБ когда учился, до слежки не дошел. Меня раньше оттуда поперли за аморалку. Как машина слежения может понять, что ее засекли?
– Ты меня достал с этой школой КГБ, – сказал Генерал. – Все зависит от поведения объекта. Захочет он, чтоб «хвост» был в курсе, – сделает. Тут было наоборот. Технички водят мастера, у них рука не дрогнет, – а «хвост» взял и отвалился.
– Надо же! – Мастер аж губу выпятил в притворном изумлении. Нагло притворном. – А может, это и не «хвост» был вовсе?
– Человек крутит те «хвосты», на которые натаскан, – поучительно сказал Генерал. – Ты, например, под собачьи заглядываешь, а мы – в меру способностей, так сказать… В общем, поверь специалисту.
– Мне это так понимать, что меня в задницу послали? – осведомился Мастер. – Да еще и в пёсью? – Он прищурился и театральным жестом раздавил в пепельнице окурок.
– Ты перестанешь издеваться? – спросил Генерал кротко.
– Нет! – рассмеялся Мастер. Некоторое время он противно хихикал, не открывая рта и переводя смеющийся взгляд с Генерала на Очкарика и обратно. Те с интересом изучали Мастера: глаза Генерала смотрели, как обычно, почти отечески, линзы Очкарика, напротив, блестели зловеще. Видно было, что он зол, но пока сдерживается.
– Простите… – пробормотал Мастер и прыснул в кулак. – Простите, но это правда как-то несерьезно. Был «хвост», отвалился «хвост»… Детский сад. Кому нужна ваша дохлая техничка с вашими мастерами, которые только в будке прятаться мастера, когда нас по подвалам заживо едят… Ну что за ерунда такая? И вообще, при чем здесь Школа?
– А при том, милейший, – ликующе провозгласил Очкарик, – что мы установили принадлежность машины-«хвоста»! – Очкарик так и сиял – он вбивал в Мастера слова, как гвозди, и даже чуть приподнялся над стулом. Щеки Очкарика залил румянец, а Генерал поедал взглядом Мастера. Тот мрачно уставился Очкарику в «третий глаз» – видимо, почуял вампира. Ничего в лице Мастера особенного не было, кроме брезгливого напряжения.
– Н-ну?! – победоносно вопросил Очкарик. – Мне сообщить вам, сударь, чья это была машина?
Мастер отвернулся от Очкарика, плавным уверенным движением вытянул из пачки очередную сигарету и элегантно прикурил. Глубоко затянувшись, он выпустил несколько колец дыма и посмотрел в глаза Генералу. Генерал побагровел. Мастер был абсолютно спокоен. «Этот гаденыш битый час издевается над нами, – подумал Генерал, – разыгрывая какую-то собственную игру. Или? Никогда ведь не знаешь, что кроется за его выражением лица. Никогда не догадаешься, говорит он серьезно или шутит. Это за ним заметили еще в детстве и сразу внесли информацию в личный файл. Зар-раза!» Генерал был готов растерзать Мастера. Если бы Генерал был собакой, он бы его молча укусил.
– Я их накажу, – сказал Мастер сурово. – Я их очень больно накажу.
Генерал мгновенно расслабился, по инерции проткнул Мастера леденящим душу взглядом, склонил голову набок и послушно заглотил наживку.
– Нет, мой мальчик, – сказал он проникновенно. – Ты их ни в коем случае не накажешь. Ты просто скажешь мне их имена, а потом мы подождем следующей профилактики. И тогда на Базе этих типов распотрошат. Тебе это, конечно, неприятно, я понимаю, но ничего не попишешь. Ты должен понять – дело превыше всего. Сейчас, когда на карту поставлено будущее человечества, все, что нам нужно, – это резидентура противника. Вот тут-то мы и узнаем, с какого боку к ним подступиться и как нанести решающий удар. Один-единственный! И это будет расплата за все бессонные ночи, за всех погибших товарищей, за всех, кто пропал без вести на нашей земле! – Голос Генерала зазвенел, в нем уже слышался рев моторов и мерная поступь колонн, уходящих по межпространственным тоннелям наносить решающий удар, а может, даже завоевывать!
– Ты ведь уже все понял, мой мальчик, правда? – спросил Генерал, опять глядя на Мастера глазами доброго папочки. – Ты понял, и я завидую твоей интуиции. Ты, главное, не расстраивайся. Конечно, это плохо отразится на твоей карьере, тут я ничего не смогу поделать. – Генерал развел руками с выражением крайнего сожаления на лице. – Ты не знаешь наших чинуш. Они до сих пор оперируют теми же понятиями, что и при большевиках. Напишет такая гнида «утеря бдительности» – и все, никуда не денешься… Но мы тебя отвоюем – тут я тебе даю слово офицера… – Генерал только собрался было расписать Мастеру в красках, до чего тому станет хорошо, когда у него отнимут Школу, да так и замер. Потом он сообразил, что вообще-то стоило бы закрыть рот. Потом он до боли сжал челюсти. Теперь он готов был укусить Мастера, даже не будучи собакой.
Генерал достаточно хорошо разбирался в людях для того, чтобы не продолжать свою прочувствованную тираду. Но он не был и настолько прожженным интриганом, чтобы не озвереть.
– Все равно я их накажу, – улыбнулся Мастер.
Очкарик шумно сглотнул и поправил очки. Генерал судорожно рванул узел галстука.
– Давайте так, – предложил Мастер. – Я прекращаю всякие попытки добраться до Техцентра. Бог с ним, обойдемся как-нибудь. А вы мне за это сдадите вашего стукача.
Генерал и Очкарик явно очень хотели конвульсивно переглянуться – но выучка не позволила. В комнате повисла напряженная тишина.
– Ну что вам, жалко, что ли? – спросил Мастер. – Заведете себе нового, хорошего. Который не засветится. А этому, плохому, я кишки выпущу. Давно хочу человека убить.
Генерал и Очкарик все-таки посмотрели друг на друга.
– Цезарь вне подозрений, – хмыкнул Генерал.
– Очень жаль, – сказал Очкарик, опуская линзы. – Вы не поверите, каким кошмаром стал для меня этот молодой человек. У меня уже от него все чешется.
– А вот я его все равно люблю, – сказал Генерал. – Была бы у меня дочка – не глядя за него бы отдал. И ты на него не злись. Он просто не знает нашей специфики. Чего ему нас жалеть? Он, сука, благородный. Пачкаться не хочет. С собаками дружит, чтоб об людей не замараться.
– Ладно, – сказал Очкарик. – Переживем и это.
– Так мы договорились? – с надеждой спросил Мастер.
– Нет, – печально ответил Очкарик, по-прежнему глядя в стол. – У нас нет информаторов в Школе.
– А даже если бы и были, – поддержал его Генерал, – так мы своих людей не сдаем. Здесь тебе не ЦРУ.
– Невинную душу угробите, – предупредил Мастер. – Я ведь и ошибиться могу. А крови хочется.
– Не дури, – сказал Генерал. – Нету, сказано тебе. Нет и не было.
– Странно, – пробормотал Мастер, морща лоб и невоспитанно кусая ноготь большого пальца. – Слушайте, а может, все-таки не было «хвоста» за этой техничкой?
– Был, был, – вяло сказал Генерал, глядя на Очкарика. Тот, казалось, спал – очки книзу, лысина вперед. Мастер подумал, что в другой обстановке Генерал положил бы Очкарику на плечо могучую утешительную руку.
– А может, не мой это «хвост»? – не унимался Мастер.
– Фигушки, очень даже твой… – протянул Генерал, думая о своем. Он явно просчитывал какие-то варианты, чтобы поражение быстренько обратить в победу. «Черт возьми, они были так уверены, что задавят меня, – и не придумали ничего про запас! Вот, я же просто слышу, как у Генерала мозги скрипят! – Мастер понял, что все решают секунды. Еще чуть-чуть, и Генерал сообразит, как ему действовать. – Так, сейчас я спрошу, что за машина повисла на «хвосте». Очкарик, миленький, ответь мне! Я тебя больше никогда не обижу. Я даже начну смотреть тебе в глаза. Скажи мне – «Приметная машина. Белая «шестерка», а дверь водителя черная. Номера, конечно, все грязью заляпаны». И тогда стукач у меня в кармане. Потому что он видел, как за техничкой ушла именно эта машина. А что через минуту она во двор свернула, этого никто не видел. Тут в курсе только мы с Лебедем. Я и так знаю, кто стучит. Но мне нужно последнее доказательство, потому что придется доказывать другим. Ведь сам я, какой бы плохой я ни был, до сих пор не могу первым ударить человека. Сначала он должен очень больно ударить меня.
– А какая она из себя была, машина на «хвосте»? – невинно поинтересовался Мастер. Голос, кажется, не дрогнул, но было поздно.
Очкарик механически открыл рот для ответа, но вдруг поперхнулся, словно от резкой боли в боку. На увеличенных очками глазах навернулись крупные слезы. Мастер грузно оперся о стол и отвернулся.
– Да не было ее, – сказал Генерал ласково, потирая под столом локоть. – То есть теперь мы знаем, что она была, и именно твоя. Мы на понт тебя взяли, а ты и попался, как щенок… – Особого торжества в голосе Генерала не чувствовалось. Видно было, что противоборством он здорово утомлен. В комнате стало просто душно от злобы. Мастер снова закурил. Он изо всех сил боролся с желанием рвануть на себя папку Очкарика, в которую вернулся листок донесения. Но тогда отношения с Генералом испортятся окончательно. А главное – листы были из плотной бумаги, и ни один из них Мастер не видел с лицевой стороны. Вполне возможно, что все они – пустые. Мастер отчетливо представил, как он выхватывает у Очкарика папку, а из нее на стол летят девственно чистые белые листы… и гаденький смех Генерала. Правильно ты сказал, Генерал. Благородный я. Пачкаться не хочу о тебя и твою контору. По самые уши в дерьме, но стою в нем гордо и непреклонно. И чинно так говорю: «Господа! Уши, уши хотя бы не замажьте!» – Мастер поморщился и коротко глянул на Очкарика. – Неужели Очкарику стыдно? Раньше он меня презирал, а теперь вроде бы стесняется».
– Продолжим? – спросил Мастер.
– Охотно, – согласился Генерал. – Что у нас там дальше? – обратился он к Очкарику.
– Вопрос о стукаче, – подсказал Мастер.
– Заткнись! – рявкнул Генерал. – И запомни, сынок, технички тебе не по зубам. У них есть запасные маршруты с ловушками, где твоих хреновых сыщиков разделают под орех. Получишь их под расписку, упакованных в очень маленькую тару. И лично – лично! – сдашь родителям. Щ-щенки! А сам по миру пойдешь. Или посадим. Придумаем, за что. У меня рука не дрогнет. Ты же никто!!! – заорал вдруг, надсаживаясь, Генерал. – Тебе даже запрет на профессию не нужен – у тебя ее не-е-ет!!! Ты сдохнешь под забором! Ты что, до сих пор не понял, что ты никому, кроме нас, не нужен? Ты ботинки лизать должен мне и вот ему…
– Да пусть он ищет этот Техцентр, – вступил Очкарик. – Вот там-то его точно убьют. А не убьют – нам отдадут. А тогда он у нас вот где будет. – Очкарик сжал хилый кулачок. – Тогда-то мы на него уголовное дело и откроем.
Мастер покачал головой и цыкнул зубом.
– Я испуган, – сказал он.
– Ничего, – утешил его Генерал. – Сейчас не боишься – потом испугаешься. Когда поймешь, что шутки кончились.
– Надо бы вам заглянуть ко мне в Школу, – сухо сказал Мастер. – И прокатиться разок с парнями на расчистку. Это отбило бы у вас охоту угрожать мне.
– Я был на трех войнах, – отмахнулся Генерал. – Я видел такое… И вообще, это бесплодный разговор. Я не могу приехать в Школу. И я тебе не угрожаю. Я просто хочу поставить тебя на место.
– А я и так на месте, – сказал Мастер. – И заменять меня более удобным человеком не имеет смысла. Школе нужен Мастер, а не старший. Либо будет такой же, как я, либо никакой.
– Это мы еще посмотрим. В смысле – посмотрим на твое поведение.
– Нечего смотреть, – отрезал Мастер. – Я лучше знаю. И либо ваш информатор – тупица, либо вас просто не интересует атмосфера Школы. Конечно, с Базы вам могут передавать результаты тестов, психограммы, всякую прочую муть. Но так вы никогда не поймете главного…
– Ну-ну, расскажи нам, отсталым, – скривился Генерал.
– Мы все больны, – сказал Мастер. Он глядел куда-то в стену между Генералом и Очкариком, и Генерал поймал себя на мысли, что вот сейчас впервые за всю эту мучительную беседу Мастер искренен и поворачивается к нему, Генералу, именно той стороной, которую Генерал видеть никак не хотел бы. Он отталкивал от себя это лицо, проступившее сквозь привычную маску Мастера, – слишком много на этом лице отпечаталось боли и слишком легко его было полюбить…
– Хотим мы того или нет, мы ненормальны, – говорил Мастер. – Что делать, если раз в три дня, а то и через день, а то и неделю кряду ты сражаешься с тем, чего представить себе нельзя? Что противоречит твоим понятиям о мироздании? А в свободное время только об этом и думаешь? И никому, кроме таких же бедолаг, не можешь об этом рассказать… Потому что тебя для начала высмеют, а потом сочтут ненормальным. Интересное положение, да?
Мастер прикурил очередную сигарету. Пепельница была уже полна окурков с изжеванными фильтрами.
– А рассказать-то очень хочется, – продолжил Мастер, вздыхая. – Каждый раз, когда ты задумываешься о тварях, о дырках, о судьбе десятков тысяч людей, пропавших без вести, обо всей этой ненависти, тебя скручивает от боли и отвращения. Ты просто должен кому-то пожаловаться. А ведь это – сокровенное, выплескивать его на случайных людей нельзя. И однажды ты сдаешься…
– Мы знаем, что вы нарушаете подписку, – кивнул Генерал.
– Спасибо, что не наказываете. Вот за это – спасибо.
– Да ладно, – отмахнулся Генерал. – Ты ведь прав.
– Да, я прав. Но вы видите только самый край этой правды. Обеспечить секретность… А человеку больно, понимаете? Поэтому он берет и плачется в жилетку своей женщине. И видит, что ему не верят. На словах верят, а на самом деле – нет. Поэтому с того дня, как он ей открылся, он начинает ее потихоньку терять. И она его отталкивает, да и он ей не может простить, что не поверила. Неважно, расстаются они или нет, – охотник привыкает к тому, что все его интересы замыкаются в стенах Школы. Но Школа – это клан, и чем больше злобы он впитывает, тем выше напряжение внутри. Даже самые нелюдимые из охотников нуждаются в общении… в общении с внешним миром. Но он для нас закрыт. Можете себе представить, до какой степени мы любим Школу и одновременно ее ненавидим?
– Откровенно говоря, – признался Генерал, – в таком свете я эту проблему никогда не рассматривал. А с Базой у вас как? Не чужие вроде люди…
– Не чужие, – согласился Мастер. – Но сенсы в массе своей избегают тесных контактов. Им с нами противновато. Они чувствуют, какой злобой мы залиты под самую пробку. И вот что получается: охотник минимум треть своего времени проводит с людьми, психика которых перегружена до упора. Остальные две трети он тоже напряжен, потому что старается ни на кого не выплеснуть то, что у него накопилось. И постоянно рядом с ним такая же собака. Пыльным мешком трахнутая… Вы бы видели мою Карму! Она тварей ненавидит, у нее на тварей уходит много сил, и после этого у псины неадекватная реакция на людей. Безропотно пускает в дом гостей. Чужаков – на свою территорию! Обнюхает, поймет, что гость живой, – и идет себе дальше спать. Тьфу! И это зверь, специально обученный нападению на двуногих прямоходящих! Боевая псина… Я вас утомил?