Эрик Фрэнк Рассел
1
Корабль куда-то стремительно мчался, но без обычного для ракетных двигателей шума, и ни один звук не нарушал тишину. Царило безмолвие, словно бы сотворение мира еще не свершилось.
Снаружи корабля не было ничего, кроме пугающей темноты, так что казалось, будто никакого «снаружи» вовсе не существует. Есть только «внутри» – место, где сияет свет и теплится жизнь, замкнутый хрупкий мирок, одинокая обитель в заполненном чернотой пространстве.
Человек здесь мог вообразить себя полубогом, ожидающим рождения мириадов звезд-светлячков; как в кошмарном сне, ему могло казаться, что он уже умер; либо он мог представить себя лежащим в кровати и смотрящим сны. В некотором смысле именно сон лучше всего соответствовал действительности.
Там, на Земле, можно было уединиться, закрыть глаза и представить себя безмятежно гуляющим по Мелисанде – планете системы Альфа Центавра. Но – только в воображении, бестелесно. Расстояние – четыре с половиной световых года. Время – примерно двести миллисекунд. По сравнению с неимоверной скоростью человеческой мысли скорость света выглядит просто мизерной.
Излюбленный предмет споров земных философов и метафизиков – вопрос: является ли скорость человеческой мысли предельной? Никто не мог точно сказать «да» или «нет». Где-то в беспредельном пространстве вполне могла жить раса с большей скоростью мышления. Раз сверхбыструю мысль можно представить, следовательно, она возможна – так говорили некоторые.
Как бы то ни было, после долгих лет размышлений, теорий и открытий, человека поместили в корабль, в котором он сейчас и находился: маленький бог в металлической планетке, одиноко висящей в мрачной тишине.
Его звали Картер, Грегори Картер; никто никогда не называл его просто Грег. Он был из тех людей, которые добиваются своего там, где более нетерпеливые терпят неудачу. Имел твердый, немного упрямый взгляд, жесткие волосы, острый нос и чуть выступающие скулы. Картер был сиротой, но не простым, а тем единственным, кого после долгих поисков выбрали среди всех сирот Земли.
В детстве к нему относились с добротой, но без любви; когда он вырос, его стали уважать, но не дружили. Дефицит этих чувств специально воспитали, а принципы разработали еще в глубокой древности. То, к чему стремились наставники, блестяще удалось – вырос грамотный инженер плюс разведчик без семейных уз и какой бы то ни было ностальгии по Земле, обученный выполнять поставленные задачи до последнего вздоха. Человек, способный в одиночку пойти на смерть, эдакий космический камикадзе.
Риск был немалый. Больше века назад первый, еще несовершенный и потому управляемый роботами корабль, основанный не на ракетном принципе, нырнул в небытие и через пять минут собственного времени появился вновь; по земному же времени он отсутствовал десять дней. После этого запустили еще девять кораблей, тоже без экипажей.
Семь из них вернулись, два исчезли навсегда, и никто не знал почему. Высказывали разные догадки: то ли незначительная ошибка в расчетах точки возврата; то ли слабое землетрясение где-то в Тихом океане…
На первом пилотируемом гипервременном корабле отправился Дольман. Он совершил обратный скачок в обычное пространство и обнаружил себя в гравитационных объятиях Юпитера. К счастью, он успел прыгнуть назад в гиперпространство и оттуда к Земле, прежде чем эти объятия смогли его уничтожить.
Полное время его полета составило двадцать две минуты. Из этой попытки эксперты извлекли много ценной информации, нашли способы, как преодолеть большее расстояние за меньшее время; но более надежного способа управлять точкой выхода из гиперпространства по-прежнему не было.
Позже Дольман предпринял новую попытку: он удалился за орбиту Плутона и возвратился обратно через сорок четыре минуты. Из третьего путешествия он не вернулся. Пять путешествий предпринял Йетс, шестое оказалось безвозвратным. После была череда новых попыток, удачных, добровольных, но неизбежно роковых, если испытатели слишком долго испытывали судьбу. Самым большим неудачником оказался Армитедж – он совершил путешествие в никуда с первой же попытки. Рекорд установил Мейсон: он вернулся из двадцати одного путешествия; после этого в верхах решили, что столь ценный опыт нельзя терять.
Теперь в список добавилось имя Картера. Актив: специальная подготовка и лучший на сегодняшний день корабль. Пассив: значительно больше шансов после выхода из гиперпространства оказаться в чреве чужого солнца, что означает мгновенную гибель; кроме того, если ему удастся уцелеть, то несколько дней его отсутствия обернутся на Земле сорока веками.
Четыре тысячи лет. Грегори Картер размышлял о таком исходе без эмоций и сожаления. Он навсегда расстался с привычным образом жизни и людьми, с которыми стал близок. Но о возвращении он еще успеет подумать, сначала надо справиться с заданием и уцелеть. Четыре тысячи лет – срок внушительный, его вполне достаточно, чтобы перевернулась вся человеческая история, славные имена канули в небытие, а великие цели забылись.
За столь долгий срок цивилизации переживают и расцветы, и спады. Картеру не хотелось бы появиться на Земле во время ее упадка и обнаружить, что о завоевании космоса люди успели забыть, а на его появление с неба смотрят как на чудо.
Единственный вопрос, который он задал, единственное замечание, которое он сделал, – о непомерности срока:
– Почему так долго?
– Это относится только к нам, а не к вам.
– Но для чего? – настаивал он.
– Вы ведь знаете, на ракетах мы добрались до Луны, Венеры и Марса, обследовали пояс астероидов. Это все, чего мы достигли или достигнем с реактивной тягой.
– И что?
– Гипервременные корабли снимают эти ограничения. Сейчас у нас есть средства проникнуть в пространство так далеко, что мы и сами не знаем пределов. Первая волна эмиграции возникла еще до вашего рождения, и на трех ближайших звездных системах человечество уже обосновалось.
– Мне это хорошо известно.
– Тогда вы должны понимать, что нелогично лезть в космос наудачу. Это значит – распылить силы и ослабить себя, когда может понадобиться вся наша мощь. Куда лучше продвигаться от звезды к звезде по маршруту, на котором подходящие звездные системы встречаются чаще и расположены кучнее.
– И такой маршрут уже найден? – спросил Картер.
– Да. Астрономы подобрали оптимальный. Он проходит вдоль нашего рукава Млечного Пути. Чем ближе подберемся мы к его сердцевине, тем на лучший урожай сможем рассчитывать. Сейчас ускоренно решаются проблемы сверхбыстрой переброски больших групп людей и материалов. Когда-нибудь мы справимся со всеми техническими трудностями, даже найдем безопасный способ перехода в обычное пространство. Серьезная проблема – в другом.
– В чем?
– Все, что можем сделать мы, могут и другие. Может быть, они только начинают, а может, уже обогнали нас. Если направление их экспансии окажется встречным…
– Война?
– Необязательно. Будем надеяться, этого не случится, хотя все возможно. Кто предупрежден, тот вооружен. Если мы узнаем о них раньше, чем они о нас, то будем иметь важное преимущество. Мы должны знать, к чему готовиться, и иметь выигрыш во времени – конечно, если «они» уже стоят или скоро встанут на нашем пути.
– Понятно, – сказал Картер.
– Вот поэтому вы и полетите в сердцевину нашего звездного рукава, где звезды расположены очень кучно и шансы обнаружить разумную жизнь максимальны. Доставить вас туда и вернуть обратно быстрее, чем за четыре тысячи земных лет, невозможно. У нас нет выбора.
– Противник, в свою очередь, не сможет оттуда добраться до нас за меньшее время. Угроза относится к слишком далекому будущему, – сказал он.
– Мы обязаны думать о будущем, которое приближается с той же скоростью, с какой мы расширяемся в космос, – ответили ему. – А расширяемся мы потому, что люди не могут жить только сегодняшним днем. Они обязаны смотреть в завтра, даже если это завтра наступит через сорок веков. – Томительная пауза, затем: – И все, что знаем мы, могут знать и те, другие.
Эрик Фрэнк Рассел
Ранняя пташка
1
Корабль куда-то стремительно мчался, но без обычного для ракетных двигателей шума, и ни один звук не нарушал тишину. Царило безмолвие, словно бы сотворение мира еще не свершилось.
Снаружи корабля не было ничего, кроме пугающей темноты, так что казалось, будто никакого «снаружи» вовсе не существует. Есть только «внутри» – место, где сияет свет и теплится жизнь, замкнутый хрупкий мирок, одинокая обитель в заполненном чернотой пространстве.
Человек здесь мог вообразить себя полубогом, ожидающим рождения мириадов звезд-светлячков; как в кошмарном сне, ему могло казаться, что он уже умер; либо он мог представить себя лежащим в кровати и смотрящим сны. В некотором смысле именно сон лучше всего соответствовал действительности.
Там, на Земле, можно было уединиться, закрыть глаза и представить себя безмятежно гуляющим по Мелисанде – планете системы Альфа Центавра. Но – только в воображении, бестелесно. Расстояние – четыре с половиной световых года. Время – примерно двести миллисекунд. По сравнению с неимоверной скоростью человеческой мысли скорость света выглядит просто мизерной.
Излюбленный предмет споров земных философов и метафизиков – вопрос: является ли скорость человеческой мысли предельной? Никто не мог точно сказать «да» или «нет». Где-то в беспредельном пространстве вполне могла жить раса с большей скоростью мышления. Раз сверхбыструю мысль можно представить, следовательно, она возможна – так говорили некоторые.
Как бы то ни было, после долгих лет размышлений, теорий и открытий, человека поместили в корабль, в котором он сейчас и находился: маленький бог в металлической планетке, одиноко висящей в мрачной тишине.
Его звали Картер, Грегори Картер; никто никогда не называл его просто Грег. Он был из тех людей, которые добиваются своего там, где более нетерпеливые терпят неудачу. Имел твердый, немного упрямый взгляд, жесткие волосы, острый нос и чуть выступающие скулы. Картер был сиротой, но не простым, а тем единственным, кого после долгих поисков выбрали среди всех сирот Земли.
В детстве к нему относились с добротой, но без любви; когда он вырос, его стали уважать, но не дружили. Дефицит этих чувств специально воспитали, а принципы разработали еще в глубокой древности. То, к чему стремились наставники, блестяще удалось – вырос грамотный инженер плюс разведчик без семейных уз и какой бы то ни было ностальгии по Земле, обученный выполнять поставленные задачи до последнего вздоха. Человек, способный в одиночку пойти на смерть, эдакий космический камикадзе.
Риск был немалый. Больше века назад первый, еще несовершенный и потому управляемый роботами корабль, основанный не на ракетном принципе, нырнул в небытие и через пять минут собственного времени появился вновь; по земному же времени он отсутствовал десять дней. После этого запустили еще девять кораблей, тоже без экипажей.
Семь из них вернулись, два исчезли навсегда, и никто не знал почему. Высказывали разные догадки: то ли незначительная ошибка в расчетах точки возврата; то ли слабое землетрясение где-то в Тихом океане…
На первом пилотируемом гипервременном корабле отправился Дольман. Он совершил обратный скачок в обычное пространство и обнаружил себя в гравитационных объятиях Юпитера. К счастью, он успел прыгнуть назад в гиперпространство и оттуда к Земле, прежде чем эти объятия смогли его уничтожить.
Полное время его полета составило двадцать две минуты. Из этой попытки эксперты извлекли много ценной информации, нашли способы, как преодолеть большее расстояние за меньшее время; но более надежного способа управлять точкой выхода из гиперпространства по-прежнему не было.
Позже Дольман предпринял новую попытку: он удалился за орбиту Плутона и возвратился обратно через сорок четыре минуты. Из третьего путешествия он не вернулся. Пять путешествий предпринял Йетс, шестое оказалось безвозвратным. После была череда новых попыток, удачных, добровольных, но неизбежно роковых, если испытатели слишком долго испытывали судьбу. Самым большим неудачником оказался Армитедж – он совершил путешествие в никуда с первой же попытки. Рекорд установил Мейсон: он вернулся из двадцати одного путешествия; после этого в верхах решили, что столь ценный опыт нельзя терять.
Теперь в список добавилось имя Картера. Актив: специальная подготовка и лучший на сегодняшний день корабль. Пассив: значительно больше шансов после выхода из гиперпространства оказаться в чреве чужого солнца, что означает мгновенную гибель; кроме того, если ему удастся уцелеть, то несколько дней его отсутствия обернутся на Земле сорока веками.
Четыре тысячи лет. Грегори Картер размышлял о таком исходе без эмоций и сожаления. Он навсегда расстался с привычным образом жизни и людьми, с которыми стал близок. Но о возвращении он еще успеет подумать, сначала надо справиться с заданием и уцелеть. Четыре тысячи лет – срок внушительный, его вполне достаточно, чтобы перевернулась вся человеческая история, славные имена канули в небытие, а великие цели забылись.
За столь долгий срок цивилизации переживают и расцветы, и спады. Картеру не хотелось бы появиться на Земле во время ее упадка и обнаружить, что о завоевании космоса люди успели забыть, а на его появление с неба смотрят как на чудо.
Единственный вопрос, который он задал, единственное замечание, которое он сделал, – о непомерности срока:
– Почему так долго?
– Это относится только к нам, а не к вам.
– Но для чего? – настаивал он.
– Вы ведь знаете, на ракетах мы добрались до Луны, Венеры и Марса, обследовали пояс астероидов. Это все, чего мы достигли или достигнем с реактивной тягой.
– И что?
– Гипервременные корабли снимают эти ограничения. Сейчас у нас есть средства проникнуть в пространство так далеко, что мы и сами не знаем пределов. Первая волна эмиграции возникла еще до вашего рождения, и на трех ближайших звездных системах человечество уже обосновалось.
– Мне это хорошо известно.
– Тогда вы должны понимать, что нелогично лезть в космос наудачу. Это значит – распылить силы и ослабить себя, когда может понадобиться вся наша мощь. Куда лучше продвигаться от звезды к звезде по маршруту, на котором подходящие звездные системы встречаются чаще и расположены кучнее.
– И такой маршрут уже найден? – спросил Картер.
– Да. Астрономы подобрали оптимальный. Он проходит вдоль нашего рукава Млечного Пути. Чем ближе подберемся мы к его сердцевине, тем на лучший урожай сможем рассчитывать. Сейчас ускоренно решаются проблемы сверхбыстрой переброски больших групп людей и материалов. Когда-нибудь мы справимся со всеми техническими трудностями, даже найдем безопасный способ перехода в обычное пространство. Серьезная проблема – в другом.
– В чем?
– Все, что можем сделать мы, могут и другие. Может быть, они только начинают, а может, уже обогнали нас. Если направление их экспансии окажется встречным…
– Война?
– Необязательно. Будем надеяться, этого не случится, хотя все возможно. Кто предупрежден, тот вооружен. Если мы узнаем о них раньше, чем они о нас, то будем иметь важное преимущество. Мы должны знать, к чему готовиться, и иметь выигрыш во времени – конечно, если «они» уже стоят или скоро встанут на нашем пути.
– Понятно, – сказал Картер.
– Вот поэтому вы и полетите в сердцевину нашего звездного рукава, где звезды расположены очень кучно и шансы обнаружить разумную жизнь максимальны. Доставить вас туда и вернуть обратно быстрее, чем за четыре тысячи земных лет, невозможно. У нас нет выбора.
– Противник, в свою очередь, не сможет оттуда добраться до нас за меньшее время. Угроза относится к слишком далекому будущему, – сказал он.
– Мы обязаны думать о будущем, которое приближается с той же скоростью, с какой мы расширяемся в космос, – ответили ему. – А расширяемся мы потому, что люди не могут жить только сегодняшним днем. Они обязаны смотреть в завтра, даже если это завтра наступит через сорок веков. – Томительная пауза, затем: – И все, что знаем мы, могут знать и те, другие.