У матушки задергалась рука. Она открыла рот, ее связанное тело выгнулось дугой, потом снова обмякло.
Агнесса прикоснулась ко лбу матушки и резко отдернула руку.
– Она вся горит! Ходжесааргх! Принеси воды.
– Уже иду, госпожа!
– О нет… – прошептал Овес и показал на веревки.
Они развязывались сами, крадучись скользили друг по другу, будто змеи. Матушка то ли свалилась, то ли скатилась с кровати и упала на четвереньки. Агнесса бросилась, чтобы поднять ее, но заработала удар локтем, от которого отлетела к стене.
Старая ведьма открыла дверь и выползла под дождь. Когда первые капли упали на нее, она остановилась, тяжело дыша. Агнесса готова была поклясться, что некоторые из дождевых капелек зашипели.
У матушки расползлись в стороны руки, она рухнула в лужу, но тут же попыталась встать.
Сине-зеленый свет струился в открытую дверь конюшни. Агнесса заглянула туда и увидела Ходжесааргха. Он смотрел на банку из-под варенья, где горел белый свет, окруженный бледно-голубым ореолом, который пульсировал, распространяясь далеко за пределы банки.
– Что это?
– Это мое перо феникса, госпожа! Оно выжигает воздух!
На улице Овсу удалось поднять матушку на ноги и даже заставить опереться на его плечо.
– Она что-то произнесла, – сообщил он. – Я не разобрал, что именно.
– Она могла стать вампиром!
– Вот, снова, снова! Ты слышала?
Агнесса подошла ближе, и вдруг безвольная рука матушки схватила ее за плечо. Даже сквозь промокшее платье она ощутила жар, а сквозь шум дождя до нее донеслось некое слово.
– Железо? – переспросил Овес. – Она сказала «железо»?
– Замковая кузница совсем рядом, – вспомнила Агнесса. – Давай отведем ее туда.
В кузнице было темно и холодно, огонь в ней разводили только тогда, когда нужно было выполнить какую-нибудь работу. Они буквально внесли матушку в кузницу, но там матушка выскользнула из их объятий и на четвереньки опустилась на каменные плиты.
– Кажется, железом не борются с вампирами? – спросила Агнесса. – Никогда не слышала, чтобы люди использовали железо…
Матушка издала какой-то звук, нечто среднее между фырканьем и рычанием. Оставляя за собой грязный след, она поползла к наковальне.
Наковальня представляла собой длинный кусок железа, вполне подходящий для неумелого избиения металла, которое иногда требовалось для того, чтобы жизнь в замке продолжалась. Стоя на коленях, матушка обняла наковальню обеими руками и прислонилась к ней лбом.
– Матушка, что мы можем… – начала было Агнесса.
– Возвращайся к остальным, – прохрипела матушка Ветровоск. – Нужны три ведьмы… И если у вас ничего не получится… вам придется встретиться лицом к лицу с величайшим ужасом вашей жизни…
– С каким ужасом, матушка?
– Со мной. Уходи. Немедленно.
Агнесса попятилась. На черном железе рядом с пальцами матушки возникли рыжие частички ржавчины.
– Я пошла! А ты присматривай за ней!
– Но что, если…
Матушка откинула голову назад и зажмурилась.
– Убирайся! – заорала она.
Агнесса побелела.
– Ты слышал, что она сказала! – бросила Агнесса и выбежала под дождь.
Голова матушки снова опустилась на железо. На металле рядом с ее пальцами заплясали рыжие искорки.
– Господин священнослужитель, – произнесла она хриплым шепотом, – где-то здесь есть топор. Принеси его!
Овес в отчаянии окинул взглядом кузницу. Здесь действительно был топор, небольшой с двойным лезвием. Он лежал рядом с точилом.
– Э… Я нашел его, – неуверенно произнес он.
Голова матушки дернулась назад. Она заскрипела зубами, но все-таки сумела выдавить:
– Наточи его!
Овес бросил взгляд на точило и взволнованно облизнул губы.
– Я сказала, наточи его. Немедленно!
Он закатал рукава, взял в руки топор и поставил ногу на педаль точила.
Колесо закрутилось, из-под лезвия посыпались искры.
– Потом найди палку и… заостри ее, а еще найди… молоток.
Найти молоток было совсем просто. Рядом с точилом стояла полка с инструментами. Покопавшись в горе мусора у стены, Овес извлек оттуда обломок жерди.
– Мадам, что я могу сделать?…
– Скоро… здесь появится… нечто, – задыхаясь, произнесла матушка. – Сделай так… чтобы… Ты сам все понимаешь…
– Но… ты хочешь сказать, я должен тебя обезглавить?…
– Я не говорю, а приказываю тебе, святоша! Во что ты на самом деле… веришь? Что есть вера? На самом деле? Распевание всяких песенок? Рано или поздно… все заканчивается… кровью…
Голова матушки упала на наковальню.
Овес снова посмотрел на ее руки. Метал вокруг них был черным, но рядом с пальцами уже начинал светиться, и на нем по-прежнему шипела ржавчина. Он осторожно коснулся наковальни, отдернул руку и сунул палец в рот.
– Госпожа Ветровоск неважно себя чувствует? – спросил вошедший в кузницу Ходжесааргх.
– Думаю, я вынужден с тобой согласиться, – сказал Овес.
– Надо же. Хочешь чая?
– Что?
– Ночь скверная. Коли нам предстоит провести ее на ногах, я поставлю чайник.
– Неужели ты не понимаешь? Она может выйти отсюда кровожадным вампиром!
– О. – Сокольничий опустил взгляд на неподвижную фигуру и дымящуюся наковальню. – Что ж, в таком случае… Лучше встретить ее с чашкой доброго чайку в животе, чем на голодный желудок.
– Ты вообще понимаешь, что здесь происходит?
Ходжесааргх медленно обвел взглядом кузницу.
– Нет, – сказал он.
– Тогда…
– В мои обязанности не входит понимание подобных ситуаций, – пояснил сокольничий. – Я этому не обучен. Вероятно, нужно очень много знать, чтобы понять такое. Это твоя работа. И ее работа. А вот тебе, к примеру, известно, что происходит, когда обученная птица убивает добычу и возвращается на запястье?
– Нет…
– Вот именно. Значит, все в порядке. Так как насчет чашки чая?
Овес сдался.
– Да, пожалуйста. Буду признателен.
Ходжесааргх поспешно удалился. Священнослужитель сел. Он не был уверен в том, что понял бы происходящее, даже если бы ему была известна истина. Старая женщина испытывала страшные муки от боли и жара, а теперь… нагревалось железо, словно жар и боль уходили туда. Кто способен на такое? Ну, прежде всего пророки, это наверняка. А все потому, что Ом наделил их силой. Однако эта женщина, судя по всему, никогда ни во что не верила.
Она совсем не шевелилась.
О ней отзывались как о великой волшебнице, но сегодня в зале он видел обычную, усталую, измученную старую женщину. Он встречал таких людей в приюте для бедняков в Аби-Дьяле, неподвижных и ушедших в себя, потому что боль была настолько сильной, что им оставалось только молиться, а потом… не оставалось даже этого. Сейчас матушка была похожа на тех людей.
Она была абсолютно неподвижной. Такую неподвижность Овес наблюдал лишь в тех случаях, когда движение переставало быть насущным.
Вверх по склону доступной всем ветрам горы и вниз по узкой лесистой долине неслись Нак-мак-Фигли, которые отрицали скрытность и осторожность вообще и в принципе. Впрочем, вскоре скорость несколько упала, потому что некоторые откололись от отряда, чтобы подраться между собой или поохотиться экспромтом. Кроме того, рядом с ланкрским королем теперь летели, подпрыгивая над вереском, лисица, оглушенный олень, дикий кабан и ласка, которую заподозрили в том, что она как-то странно посмотрела на одного из Нак-мак-Фиглей.
Сквозь пелену, еще застилающую разум, Веренс разглядел, что они направляются к насыпи, возвышающейся на краю давно заброшенного и заросшего поля, на гребне которой росли древние колючие деревья.
Когда голова короля чуть ли не воткнулась в большую кроличью нору, пикси резко затормозили.
– Херавлеззет!
– Т'сувай, сувай!
Веренса пару раз стукнули головой о мокрую землю. Бесполезно.
– Ушарежь, норасуй!
– Верзуны!
Один из человечков покачал головой.
– Низзя, дакс? Та каргакс на кишки таскакс, на подвязакс пуск-пуск!
Почти все Нак-мак-Фигли на мгновение замолчали, что было весьма странно и необычно. А потом один из них сказал:
– Не-е… Стока кишокс мы не мае.
– А щё она давай нама укипала-бурлила. Мы поклякс. Ведьма обман низзя.
– Агга, тады навали, навали!…
Веренса бросили на землю. Он услышал, как пикси принялись рыть землю, на него посыпалась земля. Потом Веренса снова подняли и внесли в расширенную нору, задевая его носом о корни деревьев. За спиной кто-то торопливо зарывал туннель.
И снова остался лишь холм, в котором, скорее всего, жили кролики и на котором росли колючие деревья. Между стволами деревьев, невидимый в бурной ночи, струился дымок.
Агнесса прислонилась к залитой дождем стене замка и попыталась перевести дух. Матушка не просто приказала ей убираться. Приказ ударил прямо в голову, будто ведро со льдом. Его прочувствовала даже Пердита. О сопротивлении не могло быть и речи.
Но куда могла подеваться нянюшка? Агнесса вдруг почувствовала непреодолимое желание оказаться рядом с ней. Нянюшка Ягг излучала некое постоянное поле, которое убеждало, что все будет хорошо. Но если им удалось выбраться из замка, они могли быть где угодно…
Она услышала, как из арки, которая вела к конюшне, выехал какой-то экипаж. Из-за поднятой дождем водяной пыли грохочущая по булыжникам двора карета выглядела туманным силуэтом. Фигура, сидевшая рядом с кучером и закрывавшая мешком голову от дождя и ветра, вполне могла принадлежать нянюшке. Впрочем, это не имело значения. Чтобы Агнесса гналась за каретой, шлепая по лужам и размахивая руками? Такого никогда не было и не будет!
Очень быстро карета спустилась с холма и исчезла из вида. Агнесса побрела обратно к арке. Они ведь хотели сбежать? Что ж, им это удалось. Украсть у вампиров карету – это было вполне в духе нянюшки Ягг…
Кто-то сзади схватил ее за руки. Инстинктивно она попыталась нанести удар локтями, но с таким же успехом можно было пытаться пробить скалу.
– Ба, да это же Агнесса Нитт, – холодно произнес Влад. – Решила совершить приятную прогулку под легким дождиком?
– Они улизнули от тебя! – резко бросила она.
– Ты так думаешь? В любой момент мой отец мог бы сбросить карету в пропасть, если б захотел, – ответил вампир. – Но он этого не хочет. Мы предпочитаем смотреть противнику в лицо.
– Чтобы затем впиться ему в горло, – добавила Агнесса.
– Ха, отчасти. Но на самом деле отец просто пытается поступать разумно. Стало быть, Агнесса, ты не хочешь стать одной из нас?
– Стать кем? Существом, которое живет тем, что лишает жизни других существ?
– Ну, это уже в прошлом, – сказал Влад и, дернув Агнессу за собой, куда-то зашагал. – Теперь все иначе. Мы стараемся лишать жизни тех, кто действительно заслуживает смерти.
– И этим вы себя оправдываете? – хмыкнула Агнесса. – О да, уж кому можно довериться, так это вампиру. Идеальный судья.
– Согласен. Моя сестра иногда бывает чересчур… строгой.
– Я видела людей, которых вы привезли с собой! Они практически превратились в скот!
– А, их… Прислугу. И что? Их жизнь практически ничем не отличается от той, которую они вели раньше. На самом деле она даже лучше. Их хорошо кормят, дают кров…
– …Доят.
– А это плохо?
Агнесса в очередной раз попробовала вырваться. С этой стороны замка стена отсутствовала. В ней просто не было надобности. Ланкрский провал защищал лучше любой стены, и Влад тащил ее прямо к краю пропасти!
– Как ты можешь говорить такие глупости! – воскликнула она.
– Глупости? Насколько мне известно, Агнесса, ты за свою жизнь успела попутешествовать, – промолвил Влад, как будто даже не замечая ее сопротивления. – То есть тебе должно быть известно, что за жалкое существование влачат многие люди. Какой-нибудь мелкий королек, князек или кто там еще может одним своим приказом отправить их на войну либо выбросить на улицу, если они не способны больше работать.
«Но они могут убежать», – подсказала Пердита.
– Но они могут убежать!
– Правда? Пешком? С семьей? Без денег? Они даже не пытаются. Человек – такое животное, он ко всему привыкает…
– Это самые неприятные, циничные… «И очень верные», – шепнула Пердита.
– …И очень вер… Нет!
Влад удивленно вскинул брови.
– Знаешь, Агнесса, у тебя очень странный ум. И разумеется, ты под определение… скота никак не подпадаешь. Впрочем, как и всякая другая ведьма. Ведь вы, ведьмы, твердо знаете, чего хотите. – Он широко улыбнулся, но его улыбка была слишком зубастой, чтобы ее можно было назвать приятной. – Жаль только, я этого не знаю. Ну, идем, идем…
Сопротивляться было бесполезно. Он просто поволок бы ее по земле.
– Вы, ведьмы, произвели на моего отца очень сильное впечатление, – бросил он через плечо. – Он говорит, что вас всех нужно превратить в вампиров. Мол, вы и так наполовину вампиры. Но я хотел бы, чтобы ты сама осознала, насколько это прекрасно – быть вампиром.
– И насколько это прекрасно – постоянно жаждать крови?
– Но сейчас ты постоянно жаждешь шоколада и не видишь в этом ничего постыдного, правда?
– Хам!
– В крови очень низкое содержание углеводов. Твое тело привыкнет. Ты быстро скинешь лишний вес…
– Это омерзительно!
– Научишься полностью контролировать себя…
– И слышать не желаю!
– Ты даже не представляешь, что у меня есть для тебя! Это нечто большое, прямо-таки гигантское…
– По-моему, юноша, вы себе льстите!
– Ха! Великолепно! – воскликнул Влад и прыгнул в Ланкрский провал, увлекая Агнессу за собой.
Матушка Ветровоск открыла глаза. По крайней мере попыталась это сделать, и, скорее всего, ей это удалось. Он чувствовала, как двигались веки.
Перед ней простиралась темнота – бархатисто-черная, беззвездная дыра в пространстве. А за спиной был свет. Она стояла спиной к свету, чувствовала его, видела на своих руках. Он струился мимо, очерчивал темноту, которая была густой, глубокой тенью ее самой… Тенью на черном песке. Матушка переступила с ноги на ногу, и этот песок громко захрустел под ее башмаками.
Это испытание. Вся жизнь – сплошное испытание. И сплошное соревнование, в котором ты участвуешь каждый день. Постоянно следишь за собой, оцениваешь со стороны. Делаешь тот или иной выбор. Но тебе никогда не говорят, какой выбор правильный, а какой – нет. О да, некоторые священнослужители утверждают, будто бы все оценки тебе выставят после, но какой в этом смысл?
Жаль, разум не способен работать быстрее. Она не могла мыслить отчетливо. Голова как будто была наполнена туманом.
Это… место – какое-то ненастоящее. Нет, так думать неправильно. Оно просто необычное. Возможно, оно куда более настоящее, чем Ланкр. Тень матушки растягивалась, ждала…
Она бросила взгляд на стоявшую рядом высокую фигуру.
– ВЕЧЕР ДОБРЫЙ.
– А… опять ты.
– ЕЩЕ ОДИН ВЫБОР, ЕСМЕРАЛЬДА ВЕТРОВОСК.
– Между светом и тьмой? Все, знаешь ли, не так просто. Даже для тебя.
Смерть вздохнул.
– ДАЖЕ ДЛЯ МЕНЯ…
Который свет и которая тьма? Она была не готова к подобному развитию событий. Все было как-то не так. Она ожидала другой схватки. Чей свет? Чей это разум?
Глупый вопрос. Она – это всегда она, и никто больше.
Всегда знай это, всегда помни об этом…
Стало быть… свет за спиной, а впереди – тьма.
Ведьмы стоят между светом и тьмой… Еще одна ее любимая присказка.
– Я умираю?
– ДА.
– Я умру?
– ДА.
Матушка задумалась.
– Гм, кажется, я догадываюсь… С твоей точки зрения, все мы умираем и все мы умрем. Верно?
– ВЕРНО.
– Не больно-то ты мне помог, честно говоря.
– ИЗВИНИ. Я ДУМАЛ, ТЕБЕ НУЖНА ПРАВДА. ИЛИ ТЫ ОЖИДАЛА, ЧТО ТЕБЯ ВСТРЕТЯТ ЦВЕТАМИ И МОРОЖЕНЫМ?
– Ха…
Матушка знавала людей, которые почти умерли, но вернулись – благодаря точному удару кулаком по правильному месту или шлепку по спине, выталкивающему вредный кусок пищи, который попал не в то горло. Иногда эти люди рассказывали о том, что видели свет…